Маленький дорожный роман - Анна Васильевна Дубчак

домой так и не возвратилась. Вы видели, — Хованский снова и снова возвращался к одежде убитой, — что на ней было надето? Какая-то темно-синяя нейлоновая сорочка… Но я прежде не видел на ней ее. И в квартире ее не было. Чаще всего надевала черный пеньюар, а так… она предпочитала ходить передо мной обнаженная. Она была в нем, когда мы с ней прощались на пороге. Повторяю, она должна была одеться и поехать домой. Конечно, потом-то она вспомнила про чемодан… Не знаю. Все странно. Откуда взялась эта сорочка? Разве что она успела побывать дома?

— Хорошо. Давайте рассмотрим эту версию… Итак. Валентина после вашего ухода переодевается, вызывает такси и едет домой. Приезжает и объясняет мужу, что вот, вернулась из Сочи, там дожди. А муж спрашивает ее, где же чемодан?

— Знаете, она за словом в карман бы не полезла, сказала бы, что чемодан оставила в камере хранения, чтобы не таскаться с ним. Выкрутилась бы.

— Предположим. Что дальше? Она дома переодевается во все домашнее… Но эта синяя сорочка, эти чулки… Согласитесь, это явно не домашняя одежда.

— Согласен, она выглядела так, словно собиралась на свидание или только что рассталась с мужчиной, — с горечью проговорил Хованский. — Мне и Боря об этом сказал.

— Так, может, у нее был и другой мужчина?

— Откуда мне знать? Признаться, это предположение для меня смерти подобно. Да, мы с Валей, конечно, были великие обманщики, мошенники, любовники… Мы обманывали наших супругов ловко и долго. Но чтобы обманывать друг друга? Зачем? Я был уверен, что Валя со мной счастлива и получает от меня все то, что иссякло в ее браке. Не представляю себе, чтобы она после нашего свидания встретилась в нашей же квартире с другим мужчиной. Боря сказал, что забрали постельное белье на экспертизу, что если Валя была с другим, то это определят… Женя, Борис сказал мне, что вы можете помочь следствию, поговорить с кем-то, что-то разузнать, поэтому я с вами так откровенен. Но поверьте мне, я же знаю Валю, она не такая! Ну, не было другого мужчины! Она была только со мной. И когда мы с ней расставались, она была жива и здорова, мы еще поцеловались на пороге на прощание… Знаете, это как раз тот случай, когда жалеешь, что никто из соседей нас не застал…

— Да уж… — обронила Женя.

И друг вспомнила слова Бориса: «Да в том-то и дело, что, скорее всего, он ее и убил. Непреднамеренное убийство. Видимо, толкнул, она ударилась виском об острый угол мраморного столика. И умерла».

Вот же память! Раз, и подсунула такое, когда она уже успела свыкнуться с невиновностью Алексея!

Почему он употребил это страшное слово «убил»? И почему сразу предположил, что Хованский толкнул Валентину?

А что, если Валентина принимала другого мужчину не на Добролюбова, в любовном гнездышке, а в другой квартире? Предположим, в этом же доме? Соседка ясно же дала понять, что в этом доме не одна такая съемная квартира, которую используют для свидания. И камеры там отключены по этой же причине.

Она позвонила Реброву:

— Валера, если можно, проверьте камеры в доме. Если они залеплены чем-то, то убийца проживает не в этом доме, он не знает, что камеры не работают, поэтому и решил обезопасить себя. А если не залеплены, то Валентина могла встречаться с кем-то из этого подъезда…

Ребров внимательно выслушал.

— Ладно, я пошлю людей. Ты где?

— Везу Алексея домой.

— Я понял. Мы будем вечером, знаешь, да? Что привезти? Может, эклеров? Рядом с нами открылась новая кондитерская…

— Эклеры — это прекрасно. Сам знаешь.

— Какое счастье, что дело ведет Ребров, — сказал Хованский. — Москва такая большая, и дело оказалось именно в его районе.

— И Журавлев, — обронила Женя с единственным желанием хотя бы произнести заветную фамилию. Ну и заодно узнать, знаком ли Алексей с Павлом.

— Борис сказал, что он тоже хороший следователь, порядочный человек и что они с Ребровым друзья. Бог даст, с меня снимут подозрение. Лишь бы не посадили. У меня же семья. Да, конечно, я виноват перед Эммой и детьми, но лучше, если я все-таки останусь на свободе, чтобы помогать им, обеспечивать.

— Вы знаете, что подозрение может упасть и на вашу Эмму, — не смогла не сказать это Женя.

— Подозрение-то может упасть, да только вы не знаете мою жену. Вокруг нее всегда кто-то да есть. То подруги, то няни, то моя теща, то маникюрша придет, то массажистка… Уверен, что у нее есть алиби. И если и будут допрашивать ее, то формально. Но ничего хорошего обо мне она, конечно, не скажет. Понятно же, что она злится на меня, хотя и подозревала, что у меня кто-то есть. Неоднократно мне об этом говорила, но не упрекала, как это делают другие жены, а скорее констатировала как факт… Мол, знаю я все про тебя, Леша, но где-то и понимаю. Надоели мы тебе, страшно надоели.

— И вы поверили ей? Поверили, что она не страдает?

— Знаете, когда человек разлюбил, может, и не страдает. Не знаю… Признаюсь, я пользовался своей вседозволенностью и безнаказанностью. Жил в свое удовольствие, и ей давал жить.

— Получается, откупались от нее?

— Наверное.

— С детьми много проводили времени?

— Безусловно! Вот уж на детях эта моя личная жизнь точно никак не отражалась.

Женя позвонила Галине Петровне, чтобы попросить приготовить комнаты для гостей, поговорить об ужине и спросить, не надо ли чего купить.

— Напишите мне список, я заеду… — И, поговорив с домработницей, повернулась к Хованскому: — Суп закончился. Ужин только готовится. Предлагаю заехать куда-нибудь и пообедать, вы как, не против? Вернее, не так. Я просто приказываю вам соглашаться, потому что я теперь несу за вас ответственность. И вам явно надо подкрепиться. Горячий суп вас может спасти!

Обедали уже в Подольске, в ресторане. Заказали домашнюю куриную лапшу, салат и чай. И пока ждали, Женя достала телефон и, сгорая от нетерпения, принялась искать в ютубе ответ на свое предположение. И когда на весь ресторан раздался истошный женский крик и все посетители повскакивали со своих мест, а проходящая мимо официантка от испуга уронила поднос с грязной посудой, Женя с облегчением вздохнула.

— Ну вот, что я говорила?

Хованский напротив нее просто окаменел, смотрел на нее в полном недоумении.

— В вашей квартире на Добролюбова никого не убивали и не били… Человек, который оставил перед дверью сумочку Валентины и ее телефон, посчитал это недостаточным для привлечения внимания и, находясь в квартире, мог включить запись женского крика…

Но высказав свое предположение, Женя тут же моментально отмела его: