Страницы любви Мани Поливановой - Татьяна Витальевна Устинова

длинном ремне. Он ей мешал, и в конце концов она засунула его в узкую щель между сиденьем и дверью. И вздохнула с облегчением.

– Владимир, – начала Покровская совершенно тем же тоном, что давеча на улице. – Мне нужно с вами поговорить. У вас есть время?

– Сколько угодно. А что случилось? И как вы… меня нашли?

Она самодовольно улыбнулась.

– Я же пишу детективы, Владимир! У вас есть сотрудница по имени Жанна?

Береговой хмуро взглянул на нее и уставился на дорогу. Метель все усиливалась, и ехал он медленно. Будь его воля, он бы вообще остановился!.. Он ничего не понимал, и разговаривать не желал, и решительно отказывался осознавать, что знаменитая Марина Покровская, краса и гордость издательства «Алфавит», любимая писательница его матери, сидит сейчас рядом с ним в его собственной машине!..

…Я не хочу!..

– Так вот, Жанна. Она вас обожает, Владимир! Я позвонила к вам в отдел и сказала, что у меня опять не работает компьютер. А починить его можете только вы, ибо я больше никому, никому на свете не могу доверить свои бесценные рукописи! И я спросила, как мне вас найти. И они, конечно, не смогли от меня отвертеться! Ну, то есть Жанна не смогла. Она сдала мне все пароли и явки, Владимир! То есть мобильный, домашний, мамин и все имеющиеся в ее распоряжении телефоны! И сказала, что по средам вы уж почти месяц посещаете триста девятнадцатую клиническую больницу и на работу приезжаете не раньше двенадцати. Я произвела нехитрые вычисления… – тут он глянул на нее внимательно и с подозрением, но Покровская была совершенно серьезна, – …вызвала такси, и вот я здесь, Владимир!

– Почему вы все время называете меня Владимир?

– А разве вы Петр? – удивилась Покровская.

На этот вопрос Береговой не смог ничего ответить, и некоторое время в машине царило молчание.

Снег летел, и «дворники» мотались по лобовому стеклу.

– Слушайте, – вдруг сказала звезда совершенно обычным, нормальным, человеческим голосом. – Я все понимаю! Нет, на самом деле все! Я вам некстати, и мы почти незнакомы, но, ей-богу, мне нужно с вами поговорить!..

Береговой вспомнил, что Ольга из отдела русской прозы тоже повторяла, что должна с ним поговорить, а потом показала фотографии трупа, которые выложила в Интернет!.. И сказала, что во всем виновата эта сука Митрофанова!..

– Вы знаете, что Катю Митрофанову пытались убить?

– Да ладно!..

– Да не ладно!..

Береговой опять взглянул внимательно. Она была очень серьезна. Даже покивала, подтверждая, – да, да, пытались!..

– В ее собственной квартире, между прочим! Как раз в тот день, когда вас… ну, когда она вас вышвырнула, короче! То есть произошла вся эта петрушка в «Чили», вы публично пообещали доказать, что она чуть ли не укокошила того типа, и вечером ее пытались задушить!

– Я не пытался ее душить!

Покровская нетерпеливо взъерошила и без того взъерошенные волосы.

– Да я и не утверждаю, что пытались именно вы! Но, согласитесь, мотивы у вас были! И есть.

– Идите. Вы. К чертовой. Матери, – четко и раздельно выговорил Владимир Береговой, съехал на присыпанную мокрым снегом обочину и тормознул так, что Покровская почти ткнулась носом в свои джинсовые колени. – Выметайтесь. Я вас дальше не повезу.

Она покрутила головой и фыркнула. Кругом был лес, пустая дорога, снежная круговерть.

– У вас есть сигареты?

– Выметайтесь из моей машины!

– Тю!.. – сказала писательница, как ему показалось, с некоторым уважением. – Сама не пойду. Вытаскивайте силой.

«Дворники» стучали, и снег летел.

– Что вы знаете об убийстве, Володя? С чего вы взяли, что Митрофанова к нему причастна?

Он молчал. Ему вдруг пришла в голову ужасная мысль.

– А… когда ее пытались задушить?

– Вечером того же дня, когда она вас выперла.

– Это… точно?

– Абсолютно.

…Я был возле дома Митрофановой. Тем самым вечером. Я приезжал, и уезжал, и снова возвращался, и даже напугал какую-то парочку с пакетами и нелепой корзинкой!.. Я приехал, чтобы показать ей те самые фотографии и заставить ее во всем сознаться!.. Я был очень зол на нее. Я пытался ей звонить, но она не подходила к телефону!.. Конечно, я уехал, даже в подъезд не заходил, но я же был там!..

Об этом никто не должен узнать. Женщина, которая сидит рядом с ним, – враг. Она сильна и опасна.

Его выгнали с работы под совершенно нелепым предлогом. Теперь его могут засадить за решетку – просто так. Потому что они сильнее, они явно что-то скрывают. Им нужна жертва, и жертвой назначен он, Владимир Береговой.

Он бы с удовольствием задушил и Митрофанову, и эту, что сидит рядом, тоже!..

– Девочка, разве так можно? – Анна Иосифовна стремительно поднялась, подошла и положила Митрофановой на лоб узкую прохладную руку. – Вроде бы температуры нет. Но все равно нужно было остаться дома и как следует отлежаться! У тебя же совсем голос пропал!

– Ничего, – мужественным контральто, чем-то напоминающим поливановское, отозвалась Катя. – Я и так два дня не выходила на работу, а больничного у меня нет.

– Ах, какие глупости! – отмахнулась директриса. – Больничный! Тебе нужен не больничный, а крепкий чай с молоком, теплое одеяло и хорошая книжка! Я сейчас распоряжусь, и тебя отвезут домой.

– Не стоит, Анна Иосифовна! – взмолилась Катя. – Я вас прошу! Я нормально себя чувствую, не надо меня домой!

Ей не хотелось домой – еще бы!.. Там было страшно, холодно и все еще пахло лекарством – так ей казалось. И коврик, по которому она ползла, пытаясь дышать, ползла и билась головой о стены и мебель, так и лежал, свернутый, в прихожей. Почему-то она до сих пор его не выбросила. И ей все время не хватало воздуха. Она держала окна открытыми – и все равно не хватало.

– Н-ну, напрасно, – с сомнением протянула Анна Иосифовна. – Не люблю, когда дети болеют! Есть в этом нечто неправильное. Болеть должны старики.

Катя, подыгрывая, улыбнулась благодарной улыбкой хорошей девочки. Если бы Анна Иосифовна знала причину ее «болезни», наверное, сошла бы с ума.

Или нет?..

Она всегда преувеличенно беспокоилась о своих великовозрастных «детях», собранных в издательстве, «под крылышком», вникала в их дела, иногда неожиданно подкидывала денежек в виде каких-нибудь премий, отправляла в дорогостоящие командировки, и Катя Митрофанова вдруг первый раз в жизни подумала, что понятия не имеет, так ли уж ее любит Анна Иосифовна, или все это делается для того, чтобы скрыть крайнее равнодушие – и к людям, и к жизни.

– Мы все какие-то странные в последнее время, – задумчиво произнесла директриса и вздохнула. – Впрочем, это понятно и объяснимо. Даже Саша,