Двойка по поведению - Ирина Семеновна Левит

class="p1">В отличие от ученических душевых, разделенных по половому признаку, у тренеров помывочная была общая, но закрывающаяся на замок, который в последние дни почему-то начал постоянно заедать. На сей раз он никак не хотел закрываться, и Володя, плюнув на незапертую дверь, залез под воду в надежде, что за несколько минут никто к нему не сунется. Или уж, в конце концов, сообразит предварительно постучаться.

Он едва смыл мыло, как действительно раздался стук, и Гриневич гаркнул:

— Занято!

И услышал в ответ:

— Это Качарин!

— Я сейчас! — предупредил Володя, наспех обтираясь полотенцем и натягивая одежду.

Учитель труда стоял у двери, прижимая к себе чемоданчик с инструментами.

— Я замок починить, опять ведь не работает. — Качарин похлопал ладонью по чемоданчику.

— Это хорошо, — одобрил Гриневич и принялся причесывать влажные волосы, попутно наблюдая за манипуляциями трудовика.

Манипуляции эти были ловкими и по-своему красивыми. У Володи руки тоже росли не из воздуха, но вот так он не умел. Впрочем, он многое чего не умел делать по-настоящему мастерски, в том числе изображать из себя ухажера.

— Владимир Николаевич, вы меня, конечно, извините, что вмешиваюсь, я это вообще-то не люблю, — проговорил Качарин, не отрываясь от работы, — но Елизавета Максимовна — девушка приличная. Мне так кажется…

— А что Елизавета Максимовна? — напрягся Гриневич.

— Слушок по школе пошел… Ясно, у кого язык у нас самый длинный… Так вы предупредите девушку… надо ж понятие иметь, с кем откровенничать. Хотя люди вы молодые, семьями не обремененные… право имеете. — Качарин перестал шерудить в замке, обернулся, посмотрел на Володю в упор. — По крайней мере Елизавета Максимовна точно право имеет. А вы, как знаете.

— Ну да… — пробормотал Володя и добавил: — Я, пожалуй, пойду. Вы уж тут сами…

— Сам, сам… — кивнул Качарин и вновь сосредоточился на замке.

До кабинета русского языка и литературы ходу было несколько секунд, но Володя затратил несколько минут. Не шел, а плелся, словно тащил тяжелый камень. Камень действительно ощущался очень явственно и давил на то самое место, где вроде бы находится душа.

Лиза была в кабинете одна — сидела за столом и проверяла тетради.

— Привет, — сказал Гриневич.

— Добрый день, — откликнулась Саранцева, захлопнула тетрадь, поправила очочки и уставилась выжидательно.

От ее взгляда сквозь прямоугольные стеклышки в тонкой строгой оправе камень шевельнулся и еще больше навалился на душу.

«Вот ведь влип», — тоскливо подумал Гриневич.

— Терзаетесь? — осведомилась Саранцева таким тоном, каким обычно спрашивают: «Что, опять урок не выучили?»

Володя хотел хмыкнуть, выдать нечто эдакое, с налетом разухабистости, чтобы не воображала, но не хмыкнул и не выдал, а просто сказал:

— Терзаюсь.

— Напрасно. — Она сдвинула очочки на кончик носа и вновь водрузила их на переносицу. — Мы с вами не делаем ничего предосудительного. Можно даже сказать, мы с вами помогаем полиции.

— Это как же?

— Не позволяем пойти по ложному следу, — веско изрекла Лиза, и Володе вдруг стало смешно.

Ну и помощники, особенно эта пигалица! И какая серьезная — прямо-таки вся при исполнении. Наверное, думает, что меня завтра на расстрел поведут, и единственное спасение — ее высокий подвиг.

А что в принципе он, Владимир Гриневич, совершил преступного? Оказался в ненужное время в ненужном месте? Па-адумаешь! Мало ли кто, когда и где оказывается? А если кто-то чего-то подозревает, пусть доказывает. Это он вчера растерялся и, по большому счету, перепугался. А сегодня уже ничего… Сегодня он уже понимает, что случайности просто так к делу не пришьешь. Даже при известных усилиях наших известных всем правоохранительных органов.

— Лиза, я вчера дал слабину. А вы с Зоей как раз силу проявили. В том смысле, — он оглядел изящную, но не тощую фигурку, крепенькую грудку, узкие, но тем не менее округлые плечики, — что силу душевную.

— Духовную, — поправила учительница русского языка и литературы.

— Да какая разница! Что равный счет, что ничья — одно и то же, — отмахнулся учитель физкультуры.

— В вашем случае разница существенная. Это вы считаете, будто ни в чем не виноваты. А полиция может считать совершенно иначе. И крепко ошибаться. И вместо того, чтобы искать настоящего преступника, начнет искать доказательства против вас. И вообще, слово не воробей… Особенно применительно к Капитолине Кондратьевне. Я это уже почувствовала, когда в учительскую заходила.

— Я тоже почувствовал, — признался Володя. — И даже вполне конкретно услышал… от Качарина. Он мне вот так прямо и сказал.

— Да-а?! — удивилась Саранцева, и Володя ее удивление прекрасно понял. Уж коли не слишком общительный, редко покидающий свое обиталище учитель труда в курсе, то стоит ли обольщаться по поводу других? — В общем, так, — по-деловому продолжила Лиза. — Мне всякие пересуды безразличны. Я опускаться до них не собираюсь!

Она мотнула головой, легкая челка на гладком лбу вздыбилась, круглые губки сложились в крепкий узелок, и Володя вновь все понял. Приличная девушка Елизавета Максимовна снова геройствует. Вовсе не безразличны ей пересуды, чувствует она себя неловко, но от роли влюбленной барышни не откажется — потому как это будет слабостью, а хочется, чтобы все видели, насколько она сильная.

— Ладно, — сдался Гриневич. — Тогда возвращаемся к прежней схеме. Вы вроде бы в меня влюбились, а я будто бы за вами стал ухаживать.

— Можете не отвечать мне взаимностью.

Прозвучало это с достоинством, но вполне уловимой обидой.

— Могу. Но все же отвечу, — тоже с достоинством, но вполне уловимой усмешкой сказал Володя. — И начну с того, что перейду с вами на «ты» и после занятий довезу до дома.

— Я живу рядом со школой, — напомнила Лиза.

— Тогда провожу пешком. У тебя когда уроки заканчиваются?

— Еще две пары.

— Без меня не уходи, — предупредил Гриневич.

— Хорошо. Без вас… то есть без тебя… не уйду.

Она действительно его дождалась, они вместе вышли из школы и направились к ее дому. Эдакая милая парочка, которая не знала, о чем друг с другом в данном случае говорить, и потому всю дорогу шествовала молчком. Около подъезда они задержались, потому что надо было как-то попрощаться — не для публики, конечно, а для приличия, — и перемолвились парой слов на тему, у кого какое завтра расписание, дабы, не слишком обременяя друг друга, продолжить игру в провожания.

Напоследок Володя вознамерился по-джентльменски открыть перед дамой дверь, но его опередил другой джентльмен — Валера Мухин, который распахнул дверь изнутри и, придерживая ее ногой, пропустил на улицу Лину Томашевскую. При виде преподавателей Валера едва заметно усмехнулся, а Лина повела идеально очерченными бровями.

— Здрасьте, — сказали ученики и под ручку двинулись в глубь двора.

— Ну вот, теперь и дети заинтересуются, — сделала вывод Лиза.

— Да какие они дети! — произнес Володя. — Такие дети любому