Французская мелодия - Александр Жигалин

— Что именно?

Мысли Элизабет, Екатерины Алексеевны и Владимира Николаевича слились в одном возгласе.

— Рычаг.

— Так поверни же его, — не выдержала француженка.

— Повернул.

— И что?

— Ничего.

И вновь пустота во взглядах. Зловещая, терзающая душу тишина, тяжёлые, похожие на приговор вздохи. Думать, думать — стучало в висках, заставляя сопоставлять мысли с достигнутым.

Прошло какое-то время, прежде чем Элизабет решилась начать рассуждать вслух.

— Такое ощущение, будто мы опять что-то упустили, точнее сказать, забыли о чём-то таком, о чём забыть не должны были ни в коем случае.

— Что вы имеете в виду?

Сконцентрировав внимание на словах француженки, Владимир Николаевич, глянув на Илью, перевёл взгляд на камин.

— Должна быть плитка, с обозначением имени человека, о котором мы не удосужились не только упомянуть, но и вспомнить. Человеку тому отведена роль главного ключа, без которого тайник не откроется никогда.

— Но ведь мы нашли всех указанных в схеме глав семейств.

— Тем не менее.

Профессор, повернув голову, глянул на жену.

— Чего молчишь, Екатерина? По глазам вижу, есть в мыслях нечто такое, в чём не уверена, но гложет.

— Верно. Уверенности никакой. Зато есть ощущение, что что-то подталкивает Лизу сделать главный в её жизни шаг.

Развернувшись лицом к столу, Екатерина Алексеевна провела рукой по плиткам так, словно совершала обряд, который мог помочь определить направление рассуждений.

— На плитках нанесены только мужские имена. Ни единого женского. В то время, когда без женщин род Соколовых не мог состояться в принципе. У ловчего Ивана жена вместе с мужем являлась основательницей фамилии. Прадед Элизабет, задумывая тайник, не мог не помнить о тех, кому был обязан всем, и в первую очередь своим рождением. Будучи человеком организованным и, конечно же, религиозным, он не мог не увековечить прапрабабушку, как увековечил основателя рода — Ивана Соколова. Исходя из вышесказанного, вывод напрашивается сам собой, — Шерше ля фам, господа! Ищите женщину!

— Ищите женщину? — воскликнул профессор. — Верно! Надо искать женщину! Ну, ты Екатерина, даёшь — гений, да и только!

Поиски недостающей плитки заняли не больше трёх минут. Как и предполагалось, та оказалась рядом с той, на обратной стороне которой значилось имя Ивана Соколова.

— Знакомьтесь, молодые люди! — убирая в сторону лупу, произнёс Владимир Николаевич. — Перед вами символ рода Соколовых — визитная карточка Пелагеи Анисимовны — жены Ивана Соколова, царского ловчего, положившего начало знаменитому на всю Русь роду Соколовых. Родилась в 1649 году, умерла в 1702.

— В один год с мужем, — подхватила слова профессора Элизабет. — Что лишний раз доказывает, что люди жили в состоянии неразделимой любви.

Взгляд Владимира Николаевича на Элизабет не был удивлённым, в большей степени напоминал вздох восторга, чем любопытство.

— Прожив жизнь, Пелагея и Иван оказались не в состоянии воспринимать будущее друг без друга. Не знаю, как вы, а я им завидую. Не потому, что умерли в один год и, возможно, в один день. Завидую потому, что жизнями своими заложили фундамент собственной будущности. Настолько сильна была вера в родную кровь, что путь длинною в четыре столетия не только не ослабил жизненный потенциал, но и перерос в возможность одержать победу над вечностью и перерасти в преемственность поколений.

— Простите, — голос всё ещё пребывающего на лестнице Ильи заставил всех троих вздрогнуть, — что отрываю вас от столь серьёзных рассуждений, но мне кажется, что я нащупал ещё один рычаг.

Элизабет и Владимир Николаевич, как по команде, кинулись к камину.

К тому времени внутри того что-то заскрежетало. Левая часть начала отходить в сторону, образовав проём шириной не больше полуметра.

— Ну вот, молодые люди, — дождавшись, когда Илья покинет стремянку, профессор, приблизившись к открывшемуся пространству, заглянул внутрь, — перед вами дорога в прошлое. Можете войти. Однако, прежде чем сделаете это, помните — пролететь вихрем, не значит достичь цели. Создать своё, чтобы ваши правнуки когда-нибудь так же, как вы сегодня, колдовали над задачей предков, и есть познание жизни.

Богданов словно окаменел. Показывая француженке глазами на проход, он как бы говорил: «Ну, давай же, иди. Ты так долго об этом мечтала».

Элизабет, подойдя к камину, собралась было войти в образовавшийся проход, но в последний момент, раздумав, сделала шаг назад.

— Я боюсь.

— Боишься? — Илья, не понимая, чего именно боится француженка, отстранив ту, заглянул внутрь камина. — Там внутри никого нет.

— В том-то и дело, что нет. Я это чувствую.

— Столько лет было, и вдруг нет?

— Не знаю. Но мне почему-то кажется, что тайник пуст.

— Так! — подойдя к Элизабет, Владимир Николаевич, взяв за плечи, развернул к себе лицом. — В вас, уважаемая, живёт страх оказаться слабее, чем вы есть на самом деле. Вы сами его в себе вырастили. Теперь же, когда пришло время избавиться, страх этот цепляется за всё, что можно зацепиться. Сделайте шаг, войдите в тайник. Увидите то, о чём думали, о чём мечтали, и боязнь исчезнет сама собой.

Растерянность на лице француженки заставила профессора перевести взгляд на жену.

Екатерине Алексеевне ничего не оставалось, как развести в стороны руки.

— Если Лиза не в состоянии преодолеть страх, ей надо помочь. И сделать это должен Илья.

Заглянув внутрь камина, Богданов перекрестился. Он успел настроить себя на преодоление барьера между прошлым и настоящим, как вдруг раздавшийся за спиной возглас Элизабет, заставил замереть.

— Не надо. Я сама.

Не обращая внимания на недоумённый взгляд Богданова, француженка, дождавшись, когда тот отойдёт в сторону, вошла внутрь камина.

Владимир Николаевич, подойдя к жене, обнял ту за плечи.

— Наслаждайся, дорогая. Мы присутствуем при рождении мгновения вечности. Ещё минута, и взору нашему предстанет то, что когда-то дышало дымом Отечества, тем самым, что, по утверждению поэта, был столь сладок и приятен.

— Не предстанет, — чуть слышно проговорила Екатерина Алексеевна.

— Что значит не предстанет? — не понял Владимир Николаевич.

— То значит, что тайник пуст.

— Как это пуст?

— Очень просто. Кто-то забрал реликвии до того, как Элизабет было сообщено про завещание.

Владимир Николаевич попытался заглянуть жене в глаза.

— Знаешь или предполагаешь?

— Чувствую? — произнесла та, глядя в пустоту открывшегося перед взором пространства.

Владимир Николаевич собрался было привести десятки доводов по поводу того, что внутреннее состояние человека объясняется целым рядом причин, но, заглянув в глаза супруги, предпочёл не вдаваться в полемику, тем более что всё в скором времени должно было разрешится.

Прошло чуть больше двух минут. Элизабет всё ещё находилась внутри камина.

С одной стороны, данный факт радовал, с другой настораживал. Тишина, отсутствие возгласов восторга создавали ощущение нервозности.

— Может, стоит проверить? — не выдержал Илья.

— Подождём, — подал жест Владимир Николаевич.

Ждать пришлось