Бен Элтон - Смерть за стеклом

Как она посмела? Невероятно! Не его вина, что они расстались с матерью Рикки. Что было делать? Не торчать же двадцать четыре часа в сутки рядом с их домом? У него своя жизнь – ну и что? Он любит своего мальчугана! Келли не имела права! Абсолютно никакого!

День семнадцатый

10.00 утра

Лейла вернулась на свою работу, но ровно через час ушла.

Возвращаться на прежнее место? Невероятно! Ужасно! Тошно!

В доме и даже раньше – с тех пор, как она с восторгом узнала, что отобрана «Любопытным Томом», Лейла не хотела думать о том, чем станет заниматься через три дня после того, как выйдет на волю. Правда, позволяла себе помечтать и воображала, как на нее сыплются предложения демонстрировать сногсшибательную одежду или вести телепрограммы о косметике и альтернативной культуре. Хотя в жуткие моменты страха и сомнений опасалась, что придется пописывать в желтые газетенки или отстаивать в дискуссиях на радио хипповые манеры. Но не могла вообразить, что придется возвращаться на работу.

Действительность оказалась жестокой: Лейла никого не интересовала. Главным пунктиком первых двух недель «Любопытного Тома» стал взлет и эффектное падение Воггла. Но и эта история уже канула во вчерашнем дне. Шоу шло своим чередом. Лейла интересовала прессу постольку, поскольку могла рассказать о Воггле, а когда утих интерес и к этой скандальной теме, превратилась в красивую, но никому не нужную хиппи. Первую неудачницу, выставленную из дома.

Девчонку, которая кропала дерьмовые стишки и была помешана на собственной неотразимости и соблазнительности.

Именно такой ее показывал «Любопытный Том», если вообще допускал на экран. Глупой, вздорной зазнайкой, с которой мирило одно – ее сексапильность. Но история Воггла задвинула сексуальные примочки на задний план, и с тех пор даже эта крапленая карта перестала играть.

Совсем некстати ее понесло в исповедальне: зачем-то оповестила весь мир, что у нее вокруг ануса воспалились блошиные укусы. А мерзавка Джеральдина из всей ее речи выбрала один-единственный кусок, чем моментально уничтожила сексуальную привлекательность Лейлы.

Лейла рассчитывала на звездное будущее, но через две недели возвратилась проигравшейся в пух и прах. Даже друзья теперь смотрели на нее иначе.

– Неужели ты не могла остановить ребят, чтобы они не бросались на Воггла? – спросил самый категоричный. – Он же, в сущности, прав. Какая разница между лисой и блохой?

А мать покачала головой и сказала:

– Надо было позволить Дэвиду прочитать стихотворение. Отказ выглядел очень манерным.

Жизнь пошла прахом. И ради чего? Лейлу ни во что не ставили, но еще сильнее угнетало, что она оказалась на мели. «Любопытный Том» не платил участникам программы (кроме одного – победителя). Пока они находились в доме, выдавалась крошечная стипендия, позволявшая расплачиваться за аренду и ссуды, – и это все. Подразумевалось, что бывшие участники шоу должны заботиться о себе сами. Но Лейла получила одно-единственное предложение – позировать обнаженной для мужских журналов. В конце недели, когда потребовалось идти за покупками и платить по счетам, она поняла: придется попроситься на прежнюю работу – продавщицей в дизайнерское ателье мод.

– Зачем тебе это надо? – спросил ошарашенный менеджер. – Ты такая знаменитая. Две недели каждый вечер показывали по телику. Все должно само идти в руки!

Никто не мог поверить, что после двух недель на телевизионном экране Лейла могла согласиться на место продавщицы. Но пришлось. В ателье обрадовались, что у них появилась своя звезда. И радовались до тех пор, пока не обнаружили, что в торговом зале полно придурков, которые пришли, чтобы только поглазеть из-за вешалок на бывшую знаменитость.

– Я голосовал против тебя, – хихикнул прыщавый подросток. – Два раза звонил.

– А я видел твою сиську, когда ты пошла в душ, – похвастался другой.

– Слушай, а Келли трахалась с Хэмишем?

Все называли ее Лейлой или даже просто – Лейл. Люди слышали имя и считали, что знают ее саму. Мужчина не первой молодости подарил баночку с ореховым маслом. Лейла обрадовалась, но он тут же предложил ей пройтись. Вот, значит, как о ней думали: девушка, согласившаяся участвовать в шоу «Под домашним арестом» (и первой вылетевшая оттуда), не откажет любому встречному за обычную заправку к салату.

Вскоре после десяти появился фотограф из местной газетенки.

– Для рубрики «Где они теперь», – объяснил он. – У нас всегда самая свежая информация, – и, не спросив разрешения, щелкнул затвором.

Оказалось, что в редакцию позвонил менеджер ателье.

– Я думал, ты обрадуешься, Лейл. Ты же рвалась к известности.

Лейла убрала джемпер, который давно пыталась сложить, взяла из кассы девять с половиной фунтов – свою почасовую зарплату – и ушла домой. Закрыв за собой дверь, позвонила в справочную и потребовала телефон журнала «Только для мужчин».

В редакции пришли в восторг:

– Слушай, – спросили ее, – ты согласна сняться с той красоткой, которая рекламировала кухню в «Дизайне дома»? Получится отличная шутка – «Досуг знаменитостей».

Лейла положила трубку. Она злилась. Злилась на устроителей «Любопытного Тома». Но больше всего на тех, кто проголосовал за ее выдворение. Она мучила себя, прокручивая кассеты снова и снова. Вот они сидят в исповедальне, важные, самодовольные, самовлюбленные, и решают ее судьбу – приговаривают на вылет.

Дэвид, Дервла, Гарри и Келли.

Больнее всего поразила Келли. Эта стервочка имела наглость выпереть ее! Дервлу Лейла тоже ненавидела. Душу жгли слова Дервлы в исповедальне: «Лейла милейшее существо: добрая, обаятельная, с тонкой душой. Но мне кажется, что ее качества ярче расцветут вне стен этого дома». Лицемерная ирландская сучонка. Она не хотела, чтобы рядом находился кто-то симпатичнее и умнее ее и отбивал голоса чувствительной мужской аудитории.

Дервла и Келли. Женщины ранили больнее других. Быть может, потому, что Лейла чувствовала, что она как женщина намного лучше. Они просто обязаны были ее поддержать как лидера и подыграть против этих позеров, против психа Дэвида и против обормотов Гарри и Джаза. Их голосование стало почти сексуальным актом.

Дервла и Келли. Вот кого Лейла ненавидела по-настоящему. Но особенно Келли. Сначала Келли назвала ее кандидатом на вылет, а когда зрители проголосовали за ее выселение, полезла с утешениями, призналась в любви. И своим сочувствием только усилила унижение перед всем миром.

День семнадцатый

8.00 вечера

После ухода Воггла минуло два дня. Жизнь «Под домашним арестом» вошла в обычное русло – нытье, укусы исподтишка и выяснения, кто кому нравится.

«Идет семнадцатый день «ареста», – объявил Энди. – Ребята только что поужинали макаронами с овощным соусом, которые приготовила Сэлли, и теперь говорят о первой любви».

– Это случилось, когда я побывал на матче Премьер-лиги с участием «Челси»,[31] – признался Гарри. – «Синие»[32] – моя первая любовь. В них нельзя не втрескаться с первого взгляда.

– Продули, – напомнил ему Джаз.

– Хоть и продули, а все равно красиво.

– Газза, мы говорим о настоящей любви, а не о долбаном футболе.

– И я о настоящей. Ты вдумайся, крошка: любовь к команде намного выше любой другой. У каждого парня полно подружек, и у девочек тоже куча ребят. Все меняют партнеров – и натуралы, и из меньшинств. А команда одна. Вот это и есть истинное чувство.

Наблюдая за происходящим из глубины аппаратной, Джеральдина пришла к убеждению, что жизнь в доме без Воггла стала скучноватой. Требовалось немедленно всех взбодрить. И Тюремщица решила увеличить норму спиртного.

– Какой интерес номер один у тех, кто смотрит подобные программы? – спросила она у своих режиссеров. Никто не ответил. Подчиненные давно поняли, что большинство вопросов Джеральдины – риторические. – Подсмотреть, не перетрахаются ли «арестанты». Разве не так? До сих пор этого никогда не случалось. Хотя все притворяются, что вот-вот будет – и мы, и газеты, и долбаная Комиссия по эфирным стандартам. Я спрашиваю себя, почему?

Она действительно задавала вопрос себе, и подчиненные снова промолчали.

– Потому что никто как надо ни разу не завелся. Проблема реального телевидения в недостатке выпивки. Мы предоставляем горячие ванны, массажные комнаты, закутки для тисканий и прочую ерунду, но ни один хмырь не отважится на откровенный перепихон, не взыграет и не отправит одноглазую змеюку любви в кущи наслаждений, пока в сосиску не надрызгается.

Подчиненные с ошарашенным видом зашелестели бумагами. Все понимали, что участвуют в неприглядном, безвкусном эксперименте, но надеялись, что Джеральдина не пойдет до конца. И вот она объявила, что меняет правила. Тюремщица решила разделить бюджет на еду и спиртное, чтобы «арестанты» не экономили на горячительных напитках.