Современный зарубежный детектив-7 (Крутой детектив). Компиляция. Книги 1-27 - Сара Парецки

Изумленно нахмурившись, Бургойн прислушивался к разговору. Не успел он спросить, кто все эти незнакомые ему люди, как монахиня смогла наконец отделаться от миссис Альварадо, и та царственной поступью двинулась к лимузину. Бургойн взял ее под руку, снова принес соболезнования и усадил в машину. Пол и Диего горячо пожали мне руку и присоединились к матери, Херман, Кэрол и еще одна их сестра, Алисия, ехали во второй шикарной наемной машине. Толпа родственников тоже расселась в лимузинах. Вот это процессия!.. Бургойн и я взирали на нее по пути к его «ниссану».

– Ну что, вам теперь легче? – саркастически спросила я.

– Миссис Альварадо замечательно держится, а ведь она – убитая горем мать, – серьезно ответил он, выезжая на Фуллертон-стрит. – И потому людям легче общаться с ней в такие минуты.

– А вы что же, ожидали всплеска латиноамериканских эмоций? Она очень достойная женщина...

– Вы с ее сыновьями беседовали? Я хотел бы знать... Может быть, это не мое дело, но... кто-то напал на вас? Я сначала думал, что вы угодили в автоаварию.

Я ухмыльнулась.

– Вы правы. Это не ваше дело. Один мой бывший клиент точил на меня зубы из-за старой обиды и нанес рану ножом. Это не имеет никакого отношения к Консуэло, а посему не заставляйте ваше сердце горевать обо мне.

Он был искренне удивлен:

– Я действительно выгляжу таким в ваших глазах? Слишком драматично отношусь к смерти пациента? Впрочем, может, так оно и есть. Но это – первая роженица, скончавшаяся за все время моей работы в «Дружбе-5»... Считается, что врачи легко к этому привыкают, а вот я – нет.

Он свернул к Белмонт-авеню...

Несколько кварталов мы проехали молча. Я чувствовала себя неловко после моих язвительных замечаний, а он, вероятно, все еще был погружен в думы о смерти Консуэло.

– Как она действительно умерла? Я имею в виду Консуэло, – спросила я.

– От сердечной недостаточности. Ее сердце просто перестало биться. Я был в это время дома. Мне позвонили, но к тому времени, когда я приехал, она была уже мертва. Вскоре подъехала доктор Хершель. Я живу в четверти часа езды от клиники.

– А разве вскрытия не было?

Он сделал гримасу.

– Было, было. Теперь уже вмешались власти графства, они тоже настаивают на отчете. Правда, администрация штата пока не в курсе... Я бы мог посвятить вас в детали, но они столь неприятны... Правда, косвенно они отражают причину остановки сердца. Какая жалость – молодая девушка... Я просто не понимаю. Возможно, причина – диабет...

Он покачал головой. Когда мы остановились у моего дома, он погладил рулевое колесо, помолчал, затем сказал:

– Я понимаю, что мы познакомились не при идеальных обстоятельствах, но мне хочется узнать вас поближе. Может быть, пообедаем вместе? Например, сегодня вечером? Я освобожусь после визита в центр и подхвачу вас здесь, скажем, в половине седьмого.

– Ну что ж, – легкомысленно откликнулась я. – Это было бы неплохо!

Осторожно, стараясь не зацепить колготки, я выбралась из машины. Мистер Контрерас не появился. Очевидно, занят своими помидорами. Ну и славно, проведу хоть пару минут в молчании. Зайдя в квартиру, я вытащила револьвер, положила его на комод и разделась до нижнего белья. Несмотря на то, что мой костюмчик был летний и легкий, револьвер сильно нагрелся.

Я улеглась на полу в гостиной, размышляя, какие следующие действия надлежит предпринять в расследовании смерти Малькольма. После субботней встречи с Серджио голова моя была в тумане от боли, обиды и снотворных. Зато теперь мне представилась наконец возможность мыслить четко и ясно.

Серджио был очаровательным социопатом, врагом общества. В восемнадцать лет, когда я защищала его в суде, он рассказывал ужасающие, омерзительные небылицы с огромной степенью убедительности. Хорошо, что у меня имелось подробное полицейское досье на него, иначе из-за его баек нас просто бы растерзали в судебном заседании. Он делал хорошую мину при плохой игре: втайне клокотал от ярости, когда я его о чем-нибудь расспрашивала. Он то и дело менял показания на ходу, и прошло немало времени, пока мы не выработали нечто, имеющее под собой основу, а именно то, что могло выдержать перекрестный допрос.

Серджио, без сомнения, был способен убить Малькольма ни за понюшку табаку, а потому приказал кому-нибудь из дружков убить Треджьера. Возможно, так он и сделал. Но не иначе как по просьбе Фабиано.

Тем не менее в отличие от Серджио жалкий хлюпик Фабиано не выглядел психопатом. Он не был также в чести у «Львов».

Я просто представить себе не могла, что Серджио мог убить Малькольма по просьбе Фабиано. Нет уж, наверняка сунься он с такой просьбой ко «Львам», то подвергся бы оскорблениям и унижению. Однако у меня было ощущение, что Фабиано кое-что знает о смерти Малькольма, не прямо вовлечен, но знает. И скорее всего взбучка, которую он получил, его обескуражила и значительно смягчила. Надо бы еще раз потолковать с ним... Я встала, включила телевизор, надела джинсы, желтую хлопчатобумажную накидку, засунула револьвер в наплечную сумку и вышла из квартиры. На прощание я бросила взгляд во двор, где Контрерас возился со своими питомцами... Студия Тессы Рейнольде располагалась в так называемой украинской деревне, неподалеку от Гумбольдт-парка. Этот район наряду с рабочим людом населяют представители свободных профессий – художники, музыканты... Этакое чикагское Сохо. Получив муниципальный кредит, Тесса купила здесь большую трехкомнатную квартиру и полностью, с большой тщательностью ее переделала. Две верхние комнаты сдавала художникам и студентам. А весь первый этаж отвела под свои хоромы и студию.

Выбив южную и западную стены, она заменила их пуленепробиваемыми стеклянными панелями. Эта работа унесла два года ее жизни, заставила влезть в долги. Тесса была должна всем – друзьям-дизайнерам, конструкторам и, естественно, сантехникам. Зато получилась грандиозная, небывалая студия, идеально подходящая для демонстрации ее работ – монументальных скульптур из металла. Покупателям только и оставалось подгонять грузовики к студии по аллее, ведущей к роскошным кирпичным блокам.

Я припарковалась у фасада и пошла вдоль кирпичной стены, не заботясь о том, что могу отвлечь вечно занятую работой Тессу. Как я и предполагала, Тесса была дома; двери открыты настежь, чтобы пропускать побольше вечернего воздуха. Секунду-другую я неподвижно стояла у входа. Вдохновение Тессы было столь интенсивным, что грех был бы нарушить его. Она держала