Злополучный номер - Евгений Евгеньевич Сухов

чем отличался от «Эрмитажа» или «Аквариума». Ну, разве что был рассчитан на публику поплоше: мещан, мастеровых, торговцев и мелкую чиновную сошку.

Гуляние начиналось в шесть вечера, о чем громогласно вещал зазывала у ворот сада. Воловцов пришел в половине седьмого, заплатил за вход тридцать копеек и пошел осматриваться. Все представления начинались в половине девятого, так что отдыхающей публики пока было маловато. В основном это была молодежь с рабочих окраин, приодетая по случаю выхода в свет в самое лучшее. Парни и молодые мужчины были через один с тросточками, копируя высший свет, а девицы поголовно в модных прическах.

– Ба-а, мамзель Глафира, какая вы сегодня вся из себя распрекрасная, – услышал Иван Воловцов громкий прокуренный голос. – Ну, прям вылитая Лина Кавальери.

Он обернулся и увидел высокого парня с цигаркой во рту, эдаким гоголем расхаживающего вокруг пухленькой девицы, пришедшей на гуляние с худой печальной подругой, на которую, верно, никто и никогда, как и сейчас, не обращал никакого внимания.

– Чево это вы такое, сударь, говорите? – кокетливо вскинула на него глаза Глафира.

– Я говорю вам сущую правду, несравненная мамзель Глафира, – расплылся в широкой улыбке парень и выплюнул цигарку, – и очень даже хороший комплимент. Ведь эта Лина Кавальери, можно сказать, первейшая на свете красавица!

– Ну, уж вы скажете. – Щечки мамзель Глафиры слегка заалели, по всему видно, что вниманием она довольна. – Прям, засмущали меня до невозможности. Нехорошо это с вашей стороны, Григорий Северьянович.

– Да чего ж здесь нехорошего, коли вы…

– Цигарку подбери, – подошел к нему человек в штатском. – Если не хочешь в участок загреметь.

Парень хотел было возмутиться, но, посмотрев в строгие глаза говорившего, вернулся и поднял окурок папиросы.

– А теперь брось в урну, милок…

Григорий Северьянович кивнул и… растаял, словно его и не было, а через минуту возле «несравненной мамзель Глафиры» расхаживал гоголем уже другой парень. Без цигарки.

Вообще городовых в «Потешном саду» было много. По распоряжению генерал-губернатора его высочества великого князя Сергея Александровича, дабы не смущать почтенную публику, были они в цивильной одежде, но службу несли зорко и безобразий во время гуляний в «Потешном саду» ли, в «Эрмитаже» или «Аквариуме» никаких не допускали. С ними было как-то спокойнее…

В бильярдной – большой зале с десятком столов – вовсю шла игра. Городовой в штатском имелся и здесь. Воловцов сразу определил в усатом мужчине с военной выправкой бывшего фельдфебеля полицейского. Тот стоял у входа и наблюдал за игрой у одного из столов. Служитель порядка не пресекал игру на деньги (не было ему такового предписания, да и играли вполне безобидно, по маленькой), поскольку это в увеселительных заведениях было распространено повсеместно, но, случись какая вольность или пьяная выходка, спуску нарушителю спокойствия и благочиния он бы положительно не дал…

Жилкин был здесь. Воловцов увидел его играющим за самым дальним столом от входа. Был он, конечно, не в арестантской робе, как на фотографической карточке, а в костюме, вполне приличном, кажется, даже из английского сукна, что не помешало Ивану Федоровичу узнать его сразу. И прогулочной походкой, останавливаясь то у одного стола, то у другого, он приблизился к дальнему столу.

Ваня играл с плотным господином в «американку». Когда подошел Воловцов, Жилкин забил последний, восьмой шар в лузу и с довольным видом посмотрел на плотного господина:

– С вас, уважаемый, «синенькая».

Плотный посуровел, достал из портмоне пять рублей и молча протянул победителю. Ваня небрежно сложил купюру вчетверо и положил деньги во внутренний карман, а потом вопросительно посмотрел на Ивана Федоровича:

– Желаете сыграть?

– Нет, – ответил Воловцов. – Желаю с вами побеседовать.

– На какую тему? – Жилкин бегло огляделся, словно ища пути к отступлению, то есть бегству. Заметив это, Воловцов подошел к нему ближе и, глядя прямо в глаза, произнес:

– Не советую вам «делать ноги», любезнейший Иван Захарович. Иначе вон тот господин с усами, – повел он подбородком в сторону переодетого городового, – вам их просто переломает.

Жилкин посмотрел на усатого и тоже признал в нем городового. Бывшие сидельцы и каторжане очень хорошо умеют это делать…

– Ну, и чего вы от меня хотите? – обреченно спросил он.

– Просто побеседовать, не более того, – заверил его Иван Федорович. – Задать вам несколько вопросов, Иван Захарович, и получить на них правдивые ответы.

– Что, прямо здесь будете свои вопросы задавать? – вполне резонно заметил Ваня.

– Ну, если вы желаете, давайте выйдем, – ответил на это Иван Федорович.

Они медленно пошли к выходу из залы, причем Воловцов пропустил Жилкина вперед себя и шел прямо за ним, исключая любую возможность сбежать. Когда они выходили из бильярдной, усатый городовой проводил их долгим взглядом…

– Иван Захарович, не усложняйте себе жизнь, не делайте так, чтобы за вами гонялись все полицейские Москвы, – попросил Жилкина Воловцов, которому совсем не хотелось устраивать в «Потешном саду» бег наперегонки. – Я – судебный следователь, у меня к вам пара вопросов, и все. Давайте, – указал он на пустую скамейку в пяти шагах от бильярдной, – присядем и спокойно побеседуем.

– Давайте, – выдохнув, согласился Жилкин и первым уселся на скамейку.

– Вот и славно, – присел рядом Воловцов. – Скажите, где вы были семнадцатого сентября сего года?

– Ну-у, я уж и не помню, где, – раздумчиво произнес Жилкин. – Здесь, наверное, – указал он на бильярдную. – Это же не Пасха, день-то обыкновенный.

– И все же постарайтесь вспомнить, – настоятельно потребовал Иван Федорович. – И без вранья, поскольку ваши слова все равно будут нами проверяться…

– Была нужда мне вам врать, – несколько обиженно произнес Ваня. – Себе дороже выйдет.

– Это верно, – согласился Воловцов и вопросительно посмотрел на Жилкина: – Приятно иметь дело с понимающим человеком. Итак, что вы делали семнадцатого сентября сего года? Желательно по часам, пожалуйста…

– Ну-у… – протянул Жилкин. – А, вспомнил! Утром, начиная с восьми и до одиннадцати пополуночи, я терся на «дешевке»…

– Это на рынке, что на пересечении Александровской улицы и Сущевского вала? – не сразу понял Воловцов.

– Точно так, – подтвердил Жилкин.

– И кто это может удостоверить? – спросил Иван Федорович, уже понимая, что на убийцу Ваня совсем не тянет, так, мелкий жулик и мошенник, то есть уголовник без масти. – Назови хотя бы двух человек.

– Ха! – усмехнулся Жилкин и смело посмотрел на Воловцова. – Я вам не двух, я вам двенадцать человек назову. Пойдет?

– Слушаю тебя внимательно, – произнес судебный следователь по наиважнейшим делам, доставая из кармана памятную книжку и карандаш. – Только учти, братец, я все проверю…

– Да проверяйте, – неопределенно хмыкнул Ваня. – Итак, меня на «дешевке» видели: ломовой извозчик Костя Перец, Перцов то есть. Он всегда там стоит на бирже… Верка