И все в шоколаде - Елена Терехова

Людмила подошла к бывшему зятю и подняла на него опустевшие от боли глаза.

– Спасибо, родной, что приехал, – она вдруг стала клониться вперед, Саша не успел подхватить ее, и она, упав перед ним на колени, обняла его ноги и запричитала:

– Прости, прости меня, это я во всем виновата, я не сберегла вашу любовь, я разрушила вашу жизнь, я все искала ей более достойного принца, я детей осиротила.

Саша стоял столбом, не в силах сдвинуться с места. Подбежали тетки, подхватили Людмилу под руки и унесли на диван. Он с огромным удивлением обнаружил среди присутствующих свою мать, бывшую свекровь покойной.

– А ты что здесь делаешь? – женщина посмотрела на него и подошла ближе.

– Я больше удивляюсь тому, что ты здесь, – парировала она. – Я не могла не приехать – Люда позвонила, и я сразу же собралась.

– А мне почему ничего не сказала? Поехали бы вместе.

– Я же не знала, что ты тоже собираешься, да и отчитываться перед вами я не обязана – поехала, и все. Сам знаешь, Марину я любила, как дочь, а сейчас девчонки остались без матери, и я не могу оставить их.

– Между прочим, такие вопросы я тоже вправе решать, – Александр был возмущен, – это и мои дети тоже, как ни странно. Тем более, я за этим и приехал. Мы с Аленой решили забрать девчонок к себе.

– Разлучать, значит, приехал, – Саша вздрогнул от неожиданности. Рядом с ним стояла Наталья, сестра-близняшка Марины. – Они с Аленой решили, надо же! Эта сука будет моих племянниц воспитывать! Нельзя детей разлучать, Саша, подумай о них. Их ведь трое теперь, они очень любят друг друга. Конечно, им решать, но и ты должен тоже понимать… Они учатся здесь, у Ирины мальчик есть – любовь у нее, первая любовь, понимаешь? Ты хороший отец, с этим мы согласны полностью, мы же не лишаем тебя права видеть их, когда тебе захочется, на каникулы забирать, но жить они останутся здесь, это решено уже. Да и женушка эта твоя…

– Интересно, и кем же это решено? – Терехин начал закипать, – вы здесь всю жизнь за меня решаете. Решили, что я пьянь подзаборная – семью развалили; решили, что я детей не достоин – втихушку увезли и адреса не дали, если б не пошел на обман – и по сию пору не знал бы, где их искать. А теперь они опять решили! И жену мою трогать не смей – не вашими грязными языками ее имя трепать!

– Саша, прекрати немедленно! – Надежда Тимошенко вмешалась в разговор в своей манере – твердо и властно, – нашли место и время для споров и ссор. Будет еще время поговорить и обсудить все. А сейчас разошлись быстро по углам! Брэк! – Наталья вздернула свой курносый нос и вернулась на свое место.

Терехин вышел на улицу, не в силах оставаться в квартире, Катюшка не отпускала его руку и не отходила ни на шаг. Ирина же лишь удостоила его взглядом. Она сидела рядом с гробом и, не отрываясь, смотрела на мать, словно пыталась сохранить ее черты в своей памяти на всю жизнь.

Покойная была прекрасна. Ни следа страшных событий не читалось на ее умиротворенном лице. Никаких посинений, ран и искажений. В гробу лежала молодая красавица с изящными чертами и точеными руками. Длинные каштановые волосы заботливо уложили волнами по плечам, курносый носик задорно вздернут, на руке сияет обручальное кольцо. Спящая красавица. Поцелует ее принц, и она проснется, чтобы снова радовать своим смехом окружающих.

Море цветов. Гроб просто утопал в них – казалось, что Марина покоится на кургане из ярких соцветий. Траурные венки казались каким-то чужеродным телом среди этой красоты. Люди все прибывали. И снова цветы, цветы, цветы… На похороны собралось практически все село.

Гроб подняли и понесли по улице в сторону кладбища. Впереди несли большой портрет умершей, под ноги сыпались гвоздики, флоксы, сентябринки… За гробом шли родные и близкие. Оказалось, что у Марины большая семья. На ее мать было страшно смотреть – она превратилась в развалину, с трудом передвигая ноги и опираясь на поддерживающих ее внучек. Девочки не плакали. Казалось, они не осознают, что видят свою мать последние минуты в жизни. При ближайшем рассмотрении люди понимали, что старшая дочь, Ирина, пьяна. Перешептывания, жесты в ее сторону, но никто не осудил и не укорил. Средняя дочь, Катя, крепко держалась за руку шедшего рядом с ней высокого статного мужчины. «Саша приехал, бывший муж, Катя вон в отца как вцепилась», – шептались вездесущие соседки. Дальше шел вдовец с маленькой Варей на руках, он поник и осунулся. Мать держала его под локоть и мерно шагала, прямая и с каменным лицом.

Следующий ряд – тетки, как из бывшей семьи, так и родные, – сестры, племянники… Гроб погрузили в бортовую машину, люди расселись в предоставленный для этого случая транспорт. Вот он, твой последний путь, Марина…

Сельское кладбище – это особое место. Оно полно тишины и покоя. Здесь нет вычурных погостов, все чинно и просто. Пахло опавшей листвой и свежевскопанной землей. Воздух казался прозрачным после развеявшегося тумана. Солнце робко касалось лучом лица покойной, но не в силах было вернуть румянец этим щекам и тепло рукам.

– Прощайтесь, – громко произнес кто-то, нарушив благолепную тишину. Послышались плач, стенания, истеричные выкрики.

Шувалова и Филиппов стояли в стороне, наблюдая за процессией. Иногда Галина Викторовна задавала вопросы о заинтересовавшем ее человеке.

– Алексей Ильич, поделись информацией, ху есть ху в этой толпе соболезнующих.

– Ну, я так понимаю, за исключением тех, с кем вам уже довелось пообщаться, – усмехнулся участковый. – Возле гроба – рядом с Натальей Чибис, вон та женщина с короткой стрижкой – это старшая сестра Елена, она из Междугорска приехала. С сыновьями своими, постарше – Саня, младший – Илья. У нее еще мальчик есть – Родион, наверно, дома остался. Хороший такой, шустрый пацан… Ладно… Потом тетушки пошли: слева от матери – Надежда Тараканова из Красноярска, потом Наталья Ярославина, она в Ленинске живет, они между собой родные сестры, а матери погибшей – двоюродные.

– Откуда вы столько знаете? – удивилась Шувалова.

– Так они же все из наших краев, столько лет рядом прожили, росли все тут, потом поразъехались. Я ведь и сам местный, хоть тетки эти и постарше меня будут, но я-то их хорошо всех помню, – он усмехнулся одними губами, – так же, как и все сплетни в поселке.

Застучали молотки. Вот и все. Прощай, Марина. Медленно, но уверенно рос холмик над могилой. Деревянный крест, венки, цветы. Покойная обрела свой новый дом,