Разоблачение Оливера Райана - Лиз Ньюджент

популярным в классе, но старался изо всех сил стать первым в учебе. Другие мальчики рассказывали мне о своей жизни с мамами, папами, братьями и сестрами, и я начал понимать, что отцы бывают суровыми и единственный способ ублажить их – это получать хорошие оценки.

Но как бы усердно я ни учился и какими хорошими ни были бы мои оценки, мне не удалось завоевать одобрение отца.

Мне не разрешали возвращаться домой на каникулы, и всё лето я болтался в школе со священниками. Раз в два года мой отец навещал их, и мы оттирали школу до последнего пятнышка. Они трепетали перед ним не меньше меня, потому что это была епархиальная школа, а мой отец контролировал ее финансирование. Именно он решал, сколько денег получит то или иное учебное заведение. Я сидел у директорского стола, а мой отец стоял позади меня, отказываясь присесть или выпить чаю. Я старался держаться как можно незаметней, но не мог контролировать свои пальцы, застегивающие и расстегивающие пуговицы на манжетах. Отец Дэниел докладывал, что у меня всё хорошо, даже когда это было не так. Отец просил показать мои табели успеваемости и справлялся о моем здоровье, а потом уходил, не прикасаясь ко мне и не глядя в мою сторону. Отцу Дэниелу было неудобно передо мной, и он пытался подшучивать над этой отчужденностью.

– Какой он у тебя занятой! Правда?

Именно отец Дэниел рассказал мне, что у меня есть младший брат Филипп, родившийся через год после того, как мой отец с Джудит поженились. Блондин, как и его мама. Он поступил на дневное начальное отделение в школу, в которой я учился в интернате для старшеклассников. В каком-то смысле он рос на моих глазах, потому что я мог видеть дом отца из верхнего окна и у меня был фактически в вечном пользовании бинокль Стэнли, с помощью которого я шпионил за новой семьей отца. Наблюдал, как мой брат приходил и уходил из дома; смотрел, как Джудит возится в саду; смотрел, как они вместе стоят у ворот и любуются новой машиной отца. Я завидовал Джудит и Филиппу.

Школьные спортивные состязания стали особым видом пытки. В первые несколько лет, когда думал, что отец может вдруг появиться на них, я старался изо всех сил и за несколько недель начинал вставать пораньше и тренироваться дополнительно. Если отца не интересуют мои достижения в учебе, может, он впечатлится успехами в спорте? Поначалу я каждый год выигрывал медали и призы, но отец так и не появился.

В школу приезжали семьи других мальчиков, разодетые матери, от которых так сильно пахло духами, что слезились глаза, в сопровождении отцов в их до блеска отполированных автомобилях. Капризные и шумные братья и сестры, визжащие и истерично орущие младенцы, закутанные в пастельных цветов пеленки. Нарочитые объятия, ласковое взъерошивание волос и мужские рукопожатия. А после спортивных мероприятий на лужайках устраивался грандиозный пикник, где семейства сидели на траве, сбившись в кучки. В такие дни отец Дэниел делал всё возможное, чтобы отвлечь меня, придумывая задания «особенной важности». Даже когда я не завоевывал никаких медалей, он удостаивал меня особого упоминания.

Я никогда не терял надежды, что однажды отец вспомнит обо мне. В моих фантазиях он внезапно понимал, что ошибался на мой счет и что я не был плохим мальчиком. Он приходил в школу, забирал меня домой и говорил, что я замечательный сын.

И в предпоследнем классе Сент-Финиана я очутился на седьмом небе от радости, наконец-то увидев, как мой отец приехал на черном «мерседесе» вместе с Джудит. Вообще-то они могли бы прийти и пешком, но, думаю, машина была статусной вещью и ее следовало демонстрировать. Они припарковались на автостоянке у школы, и я побежал к ним по дорожке. Сердце мое колотилось в отчаянной надежде, что фантазии могут стать реальностью. Эта радость сменилась горьким разочарованием, когда я увидел, как с заднего сиденья вылезает Филипп, и понял, что отец здесь из-за него. Бег мой замедлился, и я остановился посреди дорожки, не зная, возвращаться или нет, но было уже поздно. Отец поднял глаза и увидел меня. Он быстро кивнул мне и поднял руку, и я на секунду подумал, что он подзывает меня. Но тут он посмотрел на Джудит, которая выглядела испуганной, и то, что могло оказаться взмахом приветствия, оказалось жестом отстранения, и стало понятно, что мне не рады в их компании. Остаток дня я симулировал болезнь и прятался в лазарете, пока праздники не кончились.

В следующем году я не участвовал ни в одном из праздничных мероприятий, сославшись на подготовку к экзаменам. Я просидел в библиотеке целый день, пытаясь отвлечься от музыки, аплодисментов и смеха. Потом пришел Стэнли с тортом, который его мама испекла специально для меня. У меня закружилась голова, и я затеял с ним шутливую драку, раздирая торт и швыряясь пригоршнями джема и бисквита в него, в стены, в светильники и портреты бывших учителей. Мы смеялись, пока не закололо в боку, но мое ликование имело другую природу. Граничило с истерикой.

В те годы Стэнли был моим другом, самым настоящим. К старшим классам я понял, что отличаюсь от остальных. За обеденным столом они говорили о праздниках, кузенах, ссорах с сестрами, рождественских подарках и политике. Я не мог участвовать в этих разговорах. А еще я отличался тем, что был вопиюще беден. Форму мне подобрали в школьной кладовке из старых утерянных кем-то вещей. Денег, чтобы купить ее в магазине, у меня не было. Существовала какая-то негласная договоренность, что отец Дэниел обеспечит меня всем необходимым. Не знаю, была ли это инициатива моего отца или просто проявление доброты со стороны отца Дэниела. Я подозреваю последнее. Но подросток часто хочет, помимо вещей первой необходимости, и чего-то другого. Не мог же я просить отца Дэниела покупать мне бомбы-вонючки, пластмассовые трубки для плевалок, леденцы или неприличные журналы.

Стэнли Коннолли делился со мной всем этим, и, на самом деле, именно Стэнли в первый раз в жизни познакомил меня с тем, что такое настоящая семейная жизнь, когда я приехал в гости на их ферму в Килкенни. Впервые в жизни я оказался окружен женщинами. Мать Стэнли – вдова средних лет, и еще у него было три сестры. Они приводили меня в ужас. Я уже достиг половой зрелости и во мне вовсю бурлили гормоны. Был высоким и сильным для своего возраста и легко справлялся с работой на ферме, но