Фридрих Незнанский - След "черной вдовы"

А поедет в прокуратуру Рюрик Елагин — как самый рассудительный и сдержанный. И не подверженный, подобно Саше Курбатову, эмоциональным взрывам и неправомерным действиям. Ну а близких сердцу гене­ралов Грязнова и Турецкого, так уж и быть, можно пока оставить на самый крайний случай.

Денис с таким предложением Рюрика Николаевича согласился. И все немедленно приступили к действиям.

Старики из Хамовников, адреса которых предусмот­рительно записал себе Агеев, были найдены каждый у себя дома, и у Филиппа возникло смутное подозрение, что между ними «пробежала кошка». Поэтому с ними пришлось работать отдельно, что оказалось и лучше для дела. Каждый в отдельности вспомнил больше, чем когда они были вместе. Да к тому же и Петр Егорович, и Иван Савельевич прониклись сознанием высокой сво­ей ответственности — ведь теперь их допрашивал в ка­честве свидетелей не простой сыщик из МУРа, а как- никак старший следователь Генеральной прокуратуры из Управления по расследованию особо важных, а зна­чит, и опасных преступлений. Да и внешность у Курба­това была куда представительней, чем у хилого, по ошибочному представлению некоторых, Филиппа. Сто двадцать килограммов живого веса — это все же дей­ствительно весьма солидно для настоящего «важняка».

А закончилось дело тем, что для сверки показаний свидетелей все-таки удалось объединить в квартире одного из них — Егорыча. Филе не терпелось узнать причину ссоры друзей. И по некоторым намекам сы­щик сообразил-таки, что поводом, как он и предполо­жил, оказался сам. Точнее, его невольная подсказка в шахматной партии.

Дело в том, что после его ухода в прошлый раз ста­рики завершили шахматную партию по чужой подсказ­ке. Иван посчитал себя, естественно, победителем. А вот Егорыч возражал категорически, ибо случайная под­сказка не является личной заслугой игрока, и, если партию доигрывать по его, Егорыча, продуманному варианту, черные терпели неминуемый крах. Иван, ес­тественно, не соглашался и требовал приза. А на кону стояла бутылка пива — на более серьезные награды победителю старики не замахивались. Так вот, Егорыч отказался ставить бутылку, которую все равно и рас­пили бы потом вместе — много ли там на двоих? — по причине нечестного подхода партнера к установленным ими условиям, а Иван всерьез обиделся, будто его ули­чили в каком-то подлоге. И ведь два дня не встреча­лись, переживая ссору каждый в отдельности. Ну а те­перь появилась славная возможность примирения. Чему оба и обрадовались. Тем более что Филя пообещал им как-нибудь, при удобном случае, подбросить интерес­ную книжицу с шахматными решениями и этюдами. Но суть не в том.

Обоим вспомнились некоторые детали, которые при разговоре в прошлый раз они то ли позабыли, то ли не сочли серьезными. Да, собственно, и не официальный допрос проводил с ними сотрудник уголовного розыс­ка, а так, беседу. Но если вопрос ставится в такой серь­езной плоскости, то и ответственность официального лица — а свидетель в уголовном процессе иным и быть не может — чрезвычайно велика.

Короче говоря, вспомнились и такие детали.

На темно-синей сумке, которую выносил молодой сутулый мужик, приводивший домой балерину, был изображен большой красный петух. И еще иностран­ные слова — белыми буквами.

Филя на минутку задумался, прикидывая варианты, и догадался. Совсем недавно видел в одном спортив­ном магазине нечто подобное, так у него глаза на лоб вылезли — спортивная сумка за триста баксов?! И пе­тух там был — французский. И текст белыми буквами — «Lecoqsportive». Точно — цвета французского флага. Для совсем уже крутых. А Светлана Волкова вполне соответствовала этому уровню. Кстати, могла купить и за границей, в той же Франции, когда была на гаст­ролях с балетом Мариинского театра.

Далее. Старики подтвердили, что эти двое — мужик и девушка — провели в квартире что-нибудь около часа или немного больше. «Волга», которая привезла их, куда-то сразу отъехала. А вскоре туда же подъехала большая черная иномарка и минут десять простояла у подъезда. Потом из нее вышел коротко стриженный парень в спортивной форме и о чем-то довольно долго говорил по телефону, который держал возле уха, а сам в это время смотрел наверх, на окна, будто ждал кого- то. Наконец и эта машина уехала, а вскоре ее место сно­ва заняла «Волга» с синей мигалкой на крыше, кото­рая, однако, не работала. Вот тогда и вышли они из подъезда. Причем мужчина не только нес тяжелую сум­ку, но и поддерживал женщину под локоть, потому что ее пошатывало, словно от сильной усталости. Либо от боли, так как шея ее была забинтована и голову — наи­скось, к правому уху — тоже стягивала узкая повязка с тампоном, прижимавшим это ее ухо.

—    И как же вы все это разглядели? — удивился Филя. — Это ж довольно далеко от вашего столика?

—     Мы в другом месте сидели, в тенечке, за акаци­ей, — объяснил Егорыч. — Там скамейка стоит. Мет­ров десять всего до ихнего подъезда.

—   И вас так никто из них и не увидел? — усомнился Филя.

—   Нет, кусты же. А там же, кстати, и тот мотоцик­лист таился. Он все видит, а его — нет. Ветки раздвинь и наблюдай себе.

—    Ясно, отцы. А еще чего наблюдали? Может, не­значительные какие детали еще вспомните? Например, служебные «Волги», которые за ними приезжали, были разные? Или одна и та же? Как была одета балерина, когда вышла из дома? Вот Иван Савельевич говорит, что она была в светлом брючном костюме, а вы, Петр Егорович, утверждаете, что в длинном платье.

Егорыч засмеялся:

—   Так это ж я всегда в суть вопроса смотрю, а Вань­ка, он больше на интимное внимание обращает. Я на голову ее с повязками смотрел, а он, стало быть, на ноги. Пусть по его будет, в брюках так в брюках. Длинное такое, ага, до пяток... А касаемо машин, тут у меня со­мнение появилось. А ведь и в самом деле, шофер-то вроде другой был, не тот, что привез. Тот-то был ры­жим таким и высоким, а увозил черный и толстенький. Он еще из машины вышел и багажник открыл, чтоб сум­ку поставили. Это вы верно подметили, Филипп Кузь­мич.

И второй старик подтвердил слова приятеля.

А потом они подробно рассказали, кто и на чем приезжал делать обыск в квартире балерины. Об этом, оказывается, уже весь двор знал в подробностях. Поня­тыми же своих, соседей по подъезду, пригласили, ну а те... известное дело, всем же вокруг интересно, мало ли что предупреждали о неразглашении, а среди кого раз­глашать, когда кругом одни знакомые, сто лет рядом живут...

И, наконец, всплыло то, о чем в прошлый раз ста­рики даже и не обмолвились. Оказывается, командо­вал милиционерами, которые производили обыск, тот самый сутулый мужик, который привозил — увозил балерину. И суетился он больше других. А может, и не суетился, а демонстрировал свое беспокойство из-за отсутствия хозяйки квартиры. Все опрашивал, не появ­лялась ли, а может, просто не заметили, когда приезжа­ла, и не вывозила ли какие вещи, ну и прочее. Но никто ничего, стало быть, положительного ему не сказал, что его озаботило и будто даже огорчило. Такое вот на­блюдение — для дальнейшей оперативной проверки.

Филя позже высказал Саше Курбатову свое пред­положение, что Нехорошев вполне мог спрятать где – нибудь Светлану Волкову, подозревая, и не без основа­ний, что ей может грозить смертельная опасность — бандиты живыми свидетелей не оставляют, — а она, Обладая своенравным характером, что подтверждала и ее тетушка, убежала от него. Так сказать, без спроса. Вот он и крутится теперь как уж на сковороде — и при­знаться боится, и, возможно, в самом деле волнуется за ее судьбу. Так что в принципе не лучше ли, прежде чем тащить его к прокурору на ковер, взять его самого за грудки и поговорить по-мужски, ну а не поймет, тогда уже...

—    Надо подумать, — ответил Курбатов. — И Рю­рика озадачить.

Он достал мобильник, нажал вызов Елагина и, ког­да тот отозвался, сказал:

—    Рюрик, не торопи события, а то у нас тут с Фи­липпом появились некоторые новые соображения...

Через полчаса они встретились в скверике, напро­тив Киевского вокзала. Курбатов доложил обстановку и их с Филиппом общие мысли по поводу Нехорошева. Выслушав, Рюрик с непонятной им ухмылкой сокру­шенно покачал головой и наконец прояснил свою ре­акцию:

—    Чуть не испортил нам всю обедню... Прокурор куда-то отъехал и вернется только к концу дня. Но Не­хорошее, я узнал, на месте, вот и решил самостоятель­но взять его за жабры. А тут вы со своим звонком. Тю­телька в тютельку. Ну я и переиграл, сказал ему, что срочно вызывает Генеральный прокурор— у этого Нехорошева даже глаза округлились! — и пообещал скоро вернуться. Если и он теперь не сбежит от нас, будет просто удача. Поехали обратно и разыграем классный спектакль. А первое слово предлагаю предо­ставить Филиппу, как обиженному лично им. Пусть изложит только одно — суть свидетельских показаний: приехали — уехали. А потом мы навалимся.