Андрей Курков - Город для отдыха героев враждующих армий

 пергаментной кожи с клочьями шерсти, лежал в правом дальнем углу. Я

 инстинктивно внюхался в воздух этого места, готовый сделать шаг назад,

 почувствовав отвратительный запах разложения, но воздух был тот же и даже

 показался мне чуть слаще, чем среди орхидей.

 Медленно бредя вдоль бесконечно сменяющих друг друга вольеров, я

 отыскивал глазами белые кости бывших обитателей, и тут же шел дальше.

 Странное ощущение возникло во мне, сменив радость от пребывания в ботсаду.

 Ощущение-догадка о том, что человек, придумавший конц-лагеря и лагеря для

 интернированных лиц, был большим любителем животных и очень частым

 посетителем зверинцев. Может, он любил и людей, может быть, он любил и

 людей не меньше, чем животных. И, возможно, иногда по воскресеньям

 отправлялся с семьею на автомобиле к заграждениям ближайшего лагеря и там

 они: он, его жена и двое подрастающих детей гуляли вдоль колючих

 заграждений, вдоль человеческих вольеров, над которыми так же возвышался

 плакат-предупреждение: "животных не кормить". И, нагулявшись вдоволь, он

 заводил мотор своего автомобиля и вез свою семью в ближайший ресторанчик,

 где, перед семейным воскресным обедом, взяв друг друга за руки, уже сидя

 за столом, они шептали молитву, благодаря господа за пищу данную им днесь.

 А потом ели. И что-то еще было у них вечером: может, театр, может, кино. И

 так шла жизнь, оставляя заброшенную флору цвести, а заброшенную фауну -

 вымирать.

 Пройдя еще несколько вольеров, я хотел было повернуть назад, но тут

 донесся до меня звук, похожий на рычание зверя. И так неожиданно он

 прозвучал в этом месте, что я остановился как вкопанный и замер. И снова

 услышал его, теперь уже более отчетливо. И даже определил направление,

 откуда он доносился. Медленно я развернулся и прикипел взглядом к

 вольерчику, стоявшему чуть в стороне от остальных. И тут же заметил за

 сеткой движение.

 Не веря собственным глазам, я подошел туда и увидел пару волков.

 Серебристых волков, скаливших зубы и раздраженно глядевших на меня. Вид у

 них был сытый и ухоженный. Возле широкого тазика с водой лежали еще не

 полностью обглоданные кости какого-то животного. Сначала я было подумал,

 что - человека, но это скорее от испуга. Кости были широченными и

 длинными, и принадлежать они могли лошади или быку.

 "Не кормить", - вспомнил я хорошо сохранившуюся надпись над барьером

 у входа. Но кто-то ведь кормит этих волков! Кто-то приносит им мясо,

 наливает воду. И они знают своего добродетеля, иначе давно бы уже и его

 съели. Кто-то их любит...

 Я сделал несколько шагов назад и рассматривал этих опасных красавцев

 с расстояния. Рассматривал и думал: почему они живы, когда остальные

 обитатели зоосада давно мертвы? Почему сам зоосад оказался заброшенным так

 же как и сад ботанический? Почему город, так любимый мною, не позаботился

 об этом ближнем для него свете, оставив на произвол мир природы, даже не

 освободив его перед тем из клеток и вольеров?

 Уже выходя из этого грустного зоопарка, я увидел останки семейства

 дикобразов, живших в широкой, но очень низкой клетке, специально низкой,

 чтобы дети могли наклониться и сверху рассматривать красивые трехцветные

 колючки. Колючки, торчащие в разные стороны, лежали теперь на земле в

 нескольких местах, из-под них выглядывали маленькие тоненькие косточки,

 тоже отбеленные и отшлифованные жарой и ветром.

 С радостью я вернулся в "царство растений", но как приятный хмель,

 так и радостное настроение мое ушли безвозвратно. Хотя, конечно, говоря

 такое громкое слово "безвозвратно", я имею в виду всего лишь - до утра или

 до завтра. Человеку свойственно преувеличивать свои ощущения и эмоции, а

 мне это свойственно тем более. Я, может, и живу еще только благодаря этим

 преувеличениям. Может, на самом деле мир мне только нравится, но себе я

 громко заявляю: "я люблю этот мир, ЛЮБЛЮ!" Так же я думаю, должно быть, и

 о Ирине; наверняка трудно преувеличить мои чувства по отношению к городу,

 но ведь если я не могу быть уверен: насколько я искренен внутри себя, то

 кто же мне скажет правду?! Кто? Орхидеи? Артензии? Эуфорбии? Ирина?..

 Изменчива природа человеческих настроений, и вот уже, чтобы отвлечь

 свою зрительную память от мрачных картин заброшенного зоосада, я возвращаю

 себе слово "гимн" и заставляю его крутиться в моих мыслях, играть разными

 неслышимыми мелодиями, подбирая одну из них для себя, для еще ненаписанных