Марина Серова - У вендетты длинные руки

– Все, давай выходи, ни пуха тебе, ни пера!

– К черту, к черту! Подожди, я суеверная…

Надежда трижды показала мне кукиш и зачем-то потрясла им перед моим носом.

– Это мне? – спросила я, отстраняясь.

– Это всем нечистым духам, кто хочет навредить мне, – сказала она, – так делал мой муж перед выходом на сцену, и он потом всегда отыгрывал спектакль «на бис».

Я легонько подтолкнула ее к выходу, через минуту выскользнула сама. Когда я вошла в зал, Надежда сидела за своим столом и пила кофе. Я вернулась на свое место.

– Все в порядке? – тихо спросила Серафима. Ее чашка была пуста, она потягивала сок через соломинку, заедая его пирожным.

– Микрофон ей пристегнула. Теперь подождем главного героя нашей пьесы.

Мы продолжали трапезничать, я говорила с Серафимой о всякой ерунде, изредка поглядывая на дверь. Дьяченко все не было. Неужели сорвется? Неужели он не придет? Я посмотрела на часы. Опаздывает! Вот что значит непорядочный человек, и в этом он неточен! Серафима уже допивала сок, и я подумала о том, что нам предстоит повторить заказ.

Вдруг в дверях появился наш долгожданный фигурант. Он прищурился, обвел взглядом зал, скользнул и по нашему столику, отыскал Надежду. В этот момент он был похож на Фокса из кинофильма «Место встречи изменить нельзя», когда тот пришел в ресторан «Астория» и, прежде чем зайти в зал, долго оглядывал всех посетителей. Потом Дьяченко, не раздеваясь, подошел к столику Надежды и, резким движением отодвинув стул, сел напротив нее.

Я тут же сняла со спинки стула свою сумочку и поставила ее на стол таким образом, чтобы глазок камеры, выглядывавший из щелки, смотрел как раз на Дьяченко.

– Явился, гад, – зло, сквозь зубы прошипела Серафима. – Так бы вот пошла и плеснула ему в рожу соком!

Я включила камеру и прослушку.

– А где гарантия, что ты снова «пол-лимона» не потребуешь?

– Да, гарантий у меня нет. А у тебя нет выхода, платить все равно придется.

В этот момент к их столику подошла официантка:

– Заказывать будете?

– Нет! – рявкнул на нее Дьяченко.

Та вздрогнула, испуганно посмотрела на него и быстро отошла.

Дьяченко полез во внутренний карман куртки, достал оттуда сверток, положил его на стол перед собой. Он смотрел на него такими глазами, словно прощался с лучшим другом, провожая его в последний путь. Мне стало смешно: Дьяченко чуть не плакал!

– Один вопрос, вымогательница! Как вы нас записали?

– У меня был микрофон под одеждой.

– Черт! Не догадались мы обыскать тебя!

– Один совет тебе, убийца: перед тем как мочить собственных братьев, сперва разузнай о них как можно больше!

Дьяченко посмотрел на Надежду таким взглядом, что я элементарно испугалась. Что она делает?! Зачем злит его? А если он сейчас не выдержит, сорвется и ударит ее или выкинет еще что-нибудь? Мы с Серафимой замерли. Сима вообще не донесла кусок пирожного до рта, так и осталась сидеть с открытой «варежкой».

Эта сцена длилась с полминуты. Дьяченко колебался. Но потом он резко толкнул сверток, тот поехал по гладкой поверхности стола и врезался Надежде в грудь. Она вздрогнула, схватила его и положила в свою сумку. Дьяченко встал, еще раз недобрым взглядом посмотрел на девушку и быстро вышел из зала. Мы с Серафимой одновременно вздохнули с облегчением.

– Встаем? – спросила она.

– А ты пирожное доела?

– Нет еще. У меня и сок, вон, остался.

– Тогда доедай и допивай. Сразу мы выходить не будем. Вдруг этот Дьяченко следит за Надеждой? Сначала уйдет она, потом мы.

– А вдруг он ее ограбит на улице? – засомневалась Серафима.

– Зачем? Сам отдал деньги, сам же и заберет? Какая ему от этого выгода? Мы ведь его предупредили, что мы с Надеждой не одни, у нас еще люди есть. Ограбит Надежду – мы снова с него потребуем денег за молчание. Нет, грабить он ее не станет, а вот проследить за ней может. Так что доедай, сейчас она уйдет, потом, через некоторое время, – мы.

Проехав в моей машине пару кварталов, мы с Симой догнали Надежду. Она запрыгнула в салон, и я ударила по газам.

– Ну, что, никто за мной не шел? – спросила она.

– Нет, мы проследили.

– Ой, девочки, у него такие были злющие глазищи, я так боялась!..

– Оно и видно! Ты его хорошенько разозлила!

– Это я от страха…

Мы проехали немного и остановились в одном тихом дворике. Здесь было безлюдно.

– Ну, что, вымогательницы, давайте деньги делить, – сказала я.

Надежда достала сверток. Мы развернули его, в нем лежали пачки денег в банковских упаковках.

– А они точно настоящие? – Надежда посмотрела одну банкноту на свет. – Вроде да…

– Прикинь, сколько здесь, – попросила я Серафиму.

Та быстро пересчитала пачки.

– Пятьсот, – сказала она удивленно, возвращая сверток Надежде. – Смотри-ка, не обманул!

– А куда ему деваться?! Итак, предлагаю с деньгами сделать следующее: во-первых, Надежда у нас самая пострадавшая, она потеряла мужа-кормильца. У нее больной отец, и вообще, ей теперь одной сына поднимать. Предлагаю дать ей… Сколько тебе надо на лечение отца?

– В частной клинике затребовали пятьдесят тысяч. Но зато с гарантией. Инсульт – дело такое… Восстановительный период долгий: уколы, массаж, витамины, водные процедуры… Когда Валентин был жив, он очень хотел заработать моему отцу на лечение, они всегда были в самых дружеских отношениях. Он даже начал копить, но не успел…

– А еще тебе, я так понимаю, надо выходить на работу, а ребенка не с кем оставлять?

– Были бы деньги – я наняла бы няню, маме с Ильей очень тяжело, он такой непоседа! А она после смерти зятя и папиной болезни сдала, прибаливает теперь. А еще надо поставить памятники Валентину и Валерию. Мы их так и не заказали, все денег не было, на похороны и поминки много ушло.

Я положила Надежде на колени двести тысяч.

– Тут и на памятники, и отцу на лечение. Раз Валентин не успел накопить, выполни ты его мечту. Там тебе еще и на няню хватит на первое время.

– Ой, Полина, спасибо! Я даже не ожидала… Ой, как мама обрадуется, что папу наконец-то подлечат!

– Далее, – продолжала я, – у нас есть Серафима. Она тоже, в некотором роде, пострадавшая от действий господина Дьяченко. Серафима живет в жутких условиях, это просто сплошной кошмар…

– Да я сама виновата, – сказала женщина, опустив глаза, – хотела стать богатой, да вот просчиталась. Я в своей беде никого не виню.

– Серафима, ты должна вернуть свою квартиру! Жить в этой твоей теперешней норе никак нельзя, хотя бы назло своему бывшему мужу – верни жилплощадь. Почему Дьяченко с молодой женой должен жить в твоих хоромах, а ты – ютиться в жалкой лачуге? За что ты сделала убийце такой подарок? Это твоя квартира, ты просто обязана забрать ее. Что ты мотаешь головой?

Серафима посмотрела на меня жалкими глазами:

– У меня нет денег на адвокатов, а без них сейчас никто не судится. Он вот возьмет и наймет себе такого адвоката, что тот враз все мои требования разнесет в пух и прах. Я такие истории знаю…

– Я как раз об этом. Найми себе хорошего дорогого адвоката, а сама пока что сними нормальную квартиру. А то больно жирно твоему муженьку будет: и квартира ему, и машина, и жена молодая. Да еще и магазин он открыл, и наследство получил! За какие такие заслуги ему это счастье? Заодно помотаешь ему нервы, как он тебе когда-то.

Я протянула Серафиме сто тысяч. Та посмотрела на меня ошарашенно:

– Зачем столько?! Не надо…

– Тебе только что объяснили зачем. Бери! И завтра же с утра – в адвокатскую контору. Пусть Дьяченко побегает по судам, ему это для здоровья полезно. Да, и вот тебе сотовый телефон, здесь выбит мой номер, мы всегда должны быть на связи. Бери, бери, это недорогая модель. Что тут у нас осталось? Двести тысяч. Десятку я возьму себе: я тратила бензин, «жучки» покупала, в кафе пришлось пообедать…

– Всего десятку?! Полина, а за работу? Бери себе все остальное, – начала меня уговаривать Надежда, – в конце концов, ты все это придумала, организовала, без тебя бы и мы ничего не получили.

– Нет, девчонки, мне его деньги не нужны. У меня такой принцип: я беру только на покрытие своих расходов. Еще десятку я дам Алине – она устроилась в магазин, чтобы помочь нам, проработала там неделю, а Дьяченко ей даже аванс не выплатили. Что у нас остается? Сто восемьдесят тысяч? Их я отдам, пожалуй… На ремонт того здания, в котором сейчас живет Серафима.

– Как?! – изумилась та. – На ремонт?! Полина, ты с ума сошла! Пусть городские власти выделяют деньги на ремонт, это их задача – поддерживать старые здания.

– Как же, дождешься от них! А там люди живут. Надо хоть окна всем нормальные поставить, ремонт в коридоре сделать, линолеум новый постелить. Да мало ли что там еще!

– Полина, умоляю, не делай этого: все равно все эти деньги разворуют. Нашим властям сколько ни дай – все в их бездонных карманах осядет, до людей ничего не дойдет. Ты думаешь, деньги на ремонт здания не выделялись? Я ведь ходила в мэрию, узнавала. Мне сказали, что выделялись, и не раз. А где они? Где ремонт? Ждут, пока здание рухнет, людей передавит, тогда только они, возможно, и почешутся.