Маскарад благих желаний - Галина Владимировна Романова

После обеда ее неожиданно вывели из камеры, сообщив, что к ней посетитель.

– Вы?! – вытаращилась она на доктора Воробьева. – Я думала, что ко мне адвокат пришел.

– Он говорил со мной – твой адвокат, Катя, – доктор поднял на нее скорбный взгляд. – Он сказал, что дела твои плохи. Что суд завтра, скорее всего, изберет меру пресечения – заключение под стражу.

– Что за хрень?! – воскликнула она, стукнув кулаками по столу. И тут же получила замечание от конвойного. – Он обещал, что все будет хорошо. Миша оплатил его услуги.

– Миша… Миша… – наморщил лоб Иван Сергеевич. – Это, кажется, ваш бывший муж? С какой стати он решил вам помочь?

– Адвокат его уговорил, – отозвалась Катя ворчливо.

– Странно… – Доктор минуту молчал, рассматривая ее грязные волосы и обломанные ногти. Потом сообщил: – Со мной говорил следователь. Долго говорил и не один раз. Задавал много вопросов о Грековых. Об их личных отношениях. И о вас много спрашивал.

– И что вы ему сказали?

– А что я могу ему рассказать о вас, Катя? Сказал, что вы хорошо выполняли свою работу. Алена всегда была вами довольна, что удивительно при ее характере.

– Да уж! Ей угодить… – тяжело вздохнула Катя. – Иногда и тарелки со стола летели.

– А еще они спрашивали меня о ваших отношениях с Валерием.

И тут доктор так посмотрел на нее, с такой проницательностью и тоской, что Катя сразу поняла: он все знает.

– И что вы сказали следователю?

– Ничего. Я ничего не сказал, потому что не знаю о ваших отношениях с Валерием. Я ни разу не видел вас с ним в постели.

И снова тот же самый взгляд в ее сторону, говорящий о том, что знает и видел. Кате сделалось тревожно. Если доктор откроет рот и примется говорить, то ей несдобровать. Надо как-то его уговорить не делать этого.

– Спасибо, – вместо множества слов произнесла она.

– Но это не значит, Катя… Это ни черта не значит! – свистящим шепотом продолжил Воробьев, крепко сжимая кулаки. – Это не значит, что я стану молчать вечно!

Она вскинула голову и мрачным взглядом прошлась по бледной физиономии поселкового врача. И решила, что он сдал: буквально за пару дней из холеного пижона превратился в седого, морщинистого старика. А он ведь не стар. Еще полон сил. Сколько ему? Пятьдесят, пятьдесят пять? Что-то такое, помнится, звучало за семейными ужинами Грековых.

Что же его так подкосило?

– Чего вы хотите от меня, Иван Сергеевич? – прищурилась Катя, не глядя в его сторону. – Если вас тоже интересует ноутбук Алены, то я его в глаза не видела. Вас следователь подослал, да? Не нашлось подходящей подсадной утки среди женщин, он вас…

– Прекратите! – свирепо зашипел на нее Воробьев. – Вы не такая дура, какой хотите казаться! Мне не нужен никакой ноутбук, у вас он или еще где. Мне важно знать: Валерий причастен к гибели Алены или нет?! Я не смогу спокойно жить дальше, если не сумею с этим разобраться. Я вообще ничего не смогу! Я даже приемы больных приостановил. Я… Я так тоскую по ней, Катя!

И он заплакал. Тихо, без судорожных вздрагиваний. Просто смотрел на нее с тоской, а слезы катились по его щекам. И он их даже не смахивал.

– Ничего себе, – поежилась Катя. – Не думала, что у вас к ней такое глубокое чувство. И что же, док, вас не смущало, что она болела странным сумасшествием?

– Вскрытие показало, что в мозгу у Алены… Говорю простым языком: были обнаружены многочисленные опухоли. Их сейчас отправили на анализ: злокачественные это были образования или нет. Но она не была сумасшедшей. Она просто болела. И да, отвечаю на ваш вопрос: я очень любил ее. Очень! Себе удивляюсь, зачем я вам это говорю! Может, чтобы пробиться сквозь вашу ледяную душу к вашему сердцу. Чтобы вы… Чтобы вы рассказали мне правду!

– Какую правду, Иван Сергеевич?

– Как он убил ее? Куда скрылся? Я хочу сам найти его, без полиции и вот этими вот руками…

Он растопырил пальцы – холеные, длинные, как у музыканта. Ладони были узкими и изнеженными, как у женщины. И Катя тут же подумала черт знает о чем. Что никого он этими руками убить не сможет. Вот она о чем подумала. Уж тем более Валеру, встреть он его живым и невредимым.

– Я не знаю, Иван Сергеевич, где Валерий Греков, – твердо выдержала она его подозрительный взгляд. – Но, если бы и знала, не сказала бы вам.

– Почему? – он сразу как-то обмяк, сгорбился, отчаялся. – Потому что у вас тоже к нему чувство?

– Нет. Потому что не хотела бы быть причастной к его гибели. Я бы вам сказала – вы бы его убили. И Валеры бы не стало, и вас в тюрьму бы отправили. А вы там и дня не протянете. – И она, не выдержав, поддела его: – С такими-то холеными ручками…

Время их свидания подошло к концу. Воробьев еще пару раз принимался плакать, рассказывая о своих чувствах. Потом порадовал тем, что собрал ей передачку с мылом, шампунем, дезодорантом, парой футболок.

– Еще положил свой джемпер. Он почти новый. Я его не носил почти. Решил, что вам тут холодно. А он теплый. Простите, что новый не купил.

Катя готова была его расцеловать. Шмотки, в которых она была, дико провоняли и требовали замены. Она его тепло поблагодарила. Ее увели. Но не успела Катя переодеться, как дверь камеры снова распахнулась, и ей велели выходить.

– Куда?! – переполошилась она, решив, что ее отправляют в суд.

– К вам посетитель, – нелюбезно ответил конвойный.

– Кто? Адвокат? – его она ждала, очень ждала.

– Ваш бывший муж, – страшно удивил ее ответ. – Дошел до верха, добиваясь с вами встречи. Руки за спину… К стене…

Глава 13

Никите снился славный сон. Что-то мягкое и теплое, словно перышко, касалось его лица, гладило, заставляло улыбаться. Было так покойно и уютно, что просыпаться не хотелось. И он балансировал на грани сна и пробуждения несколько минут. Пока не понял, что теплое пушистое прикосновение – это не перышко, а кошачий хвост.

Он приоткрыл глаза, резко отодвинулся. На краю дивана, на котором спал Никита, лежал здоровенный рыжий кот и, щурясь, забавлялся тем, что шлепал своим хвостом Никите по щекам, лбу и подбородку.

– Чего ты устраиваешь, Мухортыч? – зашипел на него Никита. – Мне еще до будильника спать и спать.

Кот не отреагировал, движения хвоста стали резче, амплитуда возросла. Гневается!