Свинцовый хеппи-энд - Сергей Григорьевич Рокотов

Митя, ни в каком Стамбуле, не был. Ошибка это, дорогой мой брат. Спутали меня с кем-то. Мало ли таких, как я, черных и бородатых.

В этот момент зазвонил мобильный Марчука.

— Митя, это я, Владимир, — услышал он в трубке голос Раевского. — Мы с Генрихом и Юрой здесь, внизу. Что там?

— Что? Все в порядке, — хмыкнул Марчук.

— А что с Гараевым?

— Выпил немножко. А так жив и вполне здоров.

— Кто это? — заинтересовался Гараев, поняв, что речь идет о нем.

Марчук внимательно поглядел в глаза Гараеву и решил, что Раевскому надо обязательно повидаться с ним. Терять времени было нельзя. Надо было расшевелить Гараева, выжать из него все, что можно.

Ведь очевидно, что он врет насчет того, что не был в Стамбуле, причем врет совершенно профессионально, не моргнув глазом. А Раевскому так беспардонно врать он не сумеет.

— Это Владимир Алексеевич Раевский, — спокойно ответил Марчук, не отрывая взгляда от черных, как маслины, глаз Гараева. И в этих лживых глазах Марчук вдруг увидел выражение неподдельного ужаса. Он мгновенно понял — Гараев причастен ко всему.

Глаза Гараева тут же вновь заволокло пеленой лжи, но этого мгновения Марчуку хватило, чтобы понять — отпускать его нельзя ни на секунду, из него любыми средствами надо выбить сведения.

— Владимир Алексеевич? — пробормотал Гараев. — Сам? Сюда? Великий Аллах, какая честь для меня. Скорее зови его. Нет, сюда неудобно, совсем неудобно. Давай спустимся к нему.

Он вызвал лифт, и они поехали вниз. Около подъезда стоял черный "Мерседес" Раевского. Владимир и Генрих в нетерпении топтались рядом с машиной.

— Какие гости! — закричал Гараев, простирая руки к небу. — Какие люди! Владимир Алексеевич! Какими судьбами? Здесь, на окраине Москвы, в Южном Бутове, в такое время…

— У меня разговор к тебе, Султан, — протягивая ему руку, холодно произнес Раевский. Гараев схватил его ладонь обеими руками и стал почтительно трясти ее.

— Я весь в вашем распоряжении, дорогие мои спасители, — округлил свои черные глаза Султан. Марчук отозвал Раевского в сторону и шепнул:

— Все врет. В Стамбуле был. Я чувствую. А здесь просто бардак. Либо имитация бардака. Надо его расшевелить. Любыми средствами.

Раевский молча кивнул и подошел к Султану.

— Здесь разговора не получится, поехали к нам, — приказным тоном произнес он.

— Как скажете, как скажете, мне только надо переодеться и предупредить Сашу, — закивал Гараев.

— Можно, — согласился Раевский. — Проводи его, Митя.

— Не доверяете? — покачал головой Гараев.

— Береженого бог бережет, — совсем уже ледяным тоном сказал Раевский.

Вместе с Марчуком они поднялись на лифте.

— Саша! — крикнул Султан. — Я вынужден покинуть вас. За мной приехали мои добрые друзья.

— Разрушаешь компанию, нехорошо, — укорил его Анисимов, но было видно, что расстраивается он не так уж сильно. Столь могучий человек вполне был способен удовлетворить обеих дам.

Султан прямо на глазах у присутствующих переоделся, облачился в черный дорогой костюм, белую рубашку и галстук.

— Только теперь я могу позволить себе разговаривать с такими высокими людьми, — провозгласил он, поднимая вверх палец.

— Выпьешь на посошок? — спросила Султана негроидная дама, протягивая ему бокал.

— Почему бы и нет? Такой хороший коньячок.

Он взял бокал с янтарным напитком и залпом выпил. Слегка поморщился и пожевал кусочек лимона.

— Плохо пошел, видно, перебрал я сегодня, — скривился Султан, махнул всем рукой и вышел из комнаты. — Сашка, тачку оставляю, потом за ней приеду! крикнул он, уже стоя у входной двери.

Султан сел в "Мерседес" Раевского, Марчук со своими людьми в "восьмерку". Машины тронулись с места.

Владимир и Гараев сидели на заднем сиденье "Мерседеса".

— Султан, я спас тебе жизнь, — произнес Раевский.

— Я помню это! — прижимая руки к груди, с пафосом воскликнул Султан.

— А мне кажется, что забыл.

— Но почему?!

— Подумай.

— Владимир Алексеевич… Владимир Алексеевич…

— Меньше слов, Султан, меньше слов. Не надо меня обманывать, это небезопасно, предупреждаю тебя.

Султан замолчал, Раевский почувствовал, что он в замешательстве.

— Ну, говори же… Я ведь вижу, тебе есть что мне рассказать.

Султан глядел в окно, откинувшись на мягкую кожаную спинку.

— Говори, — повторил Владимир.

Но тут произошло нечто непонятное. Изо рта Султана стали извергаться какие-то странные, нечленораздельные и очень тихие звуки. Он продолжал глядеть в окно.

— Ты что?! — удивился его странному поведению Раевский.

Султан слегка наклонил голову вперед, затем схватился обеими руками за горло и снова откинулся назад.

— Султан! — крикнул Раевский, хватая его за плечи. — Останови машину, Генрих!

Он поглядел в лицо Султана и содрогнулся от увиденного. Жутким остекленелым взглядом глядели черные глаза Гараева на Владимира Алексеевича. В них уже не было никакого выражения — ни возбуждения, ни хитрости, ни коварства. Гараев был мертв.

— Назад! — закричал Раевский. — Поворачивай назад! Они отравили его! Они все заодно!

Марчуку перезвонили на его мобильный. И обе машины на огромной скорости помчались назад, в Южное Бутово. Они успели отъехать километров на тридцать с лишним.

Дверь квартиры была открыта. Они ворвались в квартиру и застыли. На полу комнаты лежали три трупа — хозяина квартиры Анисимова и обеих девиц. Хозяин лежал на спине с открытыми глазами, блондинка свернулась клубком около двери, негроидная дама валялась около окна под батареей отопления. Все трое были убиты выстрелами в голову. К. тому же одна из пуль угодила блондинке в живот, этим и объяснялась ее поза — она держалась за живот обеими руками.

— Какой чудесный вечер, — прошептал Марчук, бросая быстрый взгляд на Раевского. Тот ничего не ответил, еще раз поглядел на трупы, а затем повернулся и пошел к выходу. Но в дверях внезапно остановился, схватился рукой за голову и еле слышно застонал от отчаяния и безнадежности.

Валерий Иванович, по кличке Учитель, совершенно напрасно сказал в машине, что похищенная ими с улицы Юлдуз молодая женщина находится не в себе. Он сказал это, после того как она назвала его другим, неизвестным никому из присутствующих именем. Она не ошиблась — он не был никаким Валерием Ивановичем, а являлся собственной персоной бывшим директором Землянского детского дома, а впоследствии депутатом Верховного Совета и Государственной Думы Павлом Дорофеевичем Кузьмичевым. В еще более далеком прошлом он был смоленским уголовником Болеславом Шмыгло. Он не ожидал, что женщина, о которой говорили, что она потеряла память, так быстро да еще в полутьме узнает его. Это вызвало у него чувство досады и озлобленности — крутым сообщникам знать про его прошлое было вовсе не обязательно.

Но никто на слова женщины никак не отреагировал, по крайней мере внешне. Эти люди умели держать себя в руках.

Своему компаньону Крутому он доверял полностью. Особенно