Тень императора - Константин Мстиславович Гурьев

Подслушать там хоть что-то было немыслимо, это признавали все. Серова и ее спутник обедали долго, неспешно и беседовали точно так же степенно, обстоятельно, без суеты. Сначала собеседник Татьяны, Валентин Антонович, изложил небольшую проблему, которая была подкреплена солидными субсидиями. А это, как известно, лучший стимул, не так ли, с улыбкой уточнил он. Серова кивнула: лучший стимул. Потом, как бы невзначай, Валентин Антонович поинтересовался:

— А что у вас делал Небольсин? Человек это… своеобразный. У вас с ним какие-то дела?

Вообще-то до этого контакты Серовой никогда не обсуждались. Собственно, что их обсуждать? Она — самостоятельный человек, делает свое дело в пределах обозначенной компетенции и отвечает за результат. Постоянно хороший результат, между прочим. И вообще-то никому нет дела до ее контактов. Однако отвечать так было бы глупо, тем более что в случае с Небольсиным не было ничего такого, что могло бы угрожать Администрации Президента и всей Российской Федерации в целом.

— Это старый знакомый, просто старый знакомый. Не виделись много лет. Собственно, это даже не мой знакомый, а моего старого друга. Очень старого и доброго друга, — уточнила Серова.

— Это вы о ком? — поинтересовался Валентин Антонович.

И снова его интерес настораживал. Не его это было дело. Не царское дело в носу колупаться. Но ответить придется, решила Серова.

— Максим Кузнецов. Мы с ним дружили с детства. Несколько лет назад он исчез. Он и знакомил нас с Небольсиным. — Серова помолчала. Пауза становилась какой-то тягостной, и Татьяна поинтересовалась, понимая, что это выглядит как-то суетно: — Мне не надо было с ним встречаться?

Валентин Антонович всем своим видом выразил недоумение:

— Ну почему же! Кузнецов, я правильно запомнил фамилию? Так вот, Кузнецов ваш старый друг, насколько я понимаю, близкий вам человек, так что уж никак не мне лишать вас этой памяти. А чем он занимался?

— Вообще-то он историк, окончил МГУ.

— И исчез? Странно. Не предполагал, что заниматься наукой так опасно, — сморщил лоб Валентин Антонович. — Он ведь занимался наукой?

— Нет. В последнее время, то есть я имею в виду время, предшествующее его исчезновению, он работал в какой-то фирме. Кажется, они торговали компьютерами.

Серова ответила и ощутила стыд. Самый настоящий примитивный стыд. Она, в самом деле, не знала ничего о том, как прошли последние недели и месяцы жизни любимого человека. Нет, перебила она себя, не просто любимого, а единственного, кого она любила. Ей показалось, что всем своим видом она демонстрирует свое внутреннее состояние, и она проговорила фразу пустую и ненужную:

— Хотя он продолжал заниматься историей.

— Компьютеры и история? Что-то из «новой хронологии»? — скептически поинтересовался собеседник Серовой.

— Нет, — улыбнулась Серова. Она представила себе Макса, выдумывающего несуществующие истории. Пожалуй, с его богатой фантазией он многого добился бы. Но это уже был бы не Макс. Он не любил врать. Она улыбнулась уже по-настоящему и почти радостно сказала: — Нет, что вы!

— Откуда же вы знаете?

Вопросы Валентин Антонович задавал легко и свободно, но чувствовалась в нем какая-то напряженность.

Приходилось отвечать.

— Мы встречались с ним незадолго до его исчезновения.

— Какая-то узкая тема?

Ох, темнишь ты, дорогой друг, убедилась Серова. Теперь она старалась вести беседу внешне с тем же спокойствием, точно контролируя и вопросы, и интересы собеседника. Ну и, следовательно, свои ответы.

— Что-то связанное с Гражданской войной. Я ведь в свое время писала диссертацию как раз по тому периоду. Вот Максим и обратился ко мне с какими-то вопросами. — Видно было, что Валентину Антоновичу очень хочется узнать больше, но, видимо, осторожность оказалась сильнее, и это не понравилось Серовой еще больше. Потом спросил, не выдержал все-таки:

— И он как-то объяснял свой интерес? Мне просто интересно, Татьяна Львовна. Вы же знаете, что это и сейчас одна из самых интересных и горячих, так сказать, тем. А он уже в те годы интересовался. Почему?

— Мы ведь оба учились в аспирантуре, и он знал, что я занималась именно тем периодом.

Молчать дальше было бессмысленно. Если собеседник еще не изучил ее досье досконально, то сделает это сейчас. Потом отбиваться будет сложнее. Зачем портить отношения? И она открылась:

— Я ведь изучала документы, связанные с расстрелом Романовых.

Судя по тому, как спокойно отреагировал Валентин Антонович, для него это не стало сюрпризом. Он продолжил задавать вопросы все так же спокойно и уверенно:

— Он как-то объяснял свой интерес?

Серова искренне задумалась, вспоминая ту встречу. Называть журналистку Вику, с которой Макс встретился по ее подсказке, Татьяна не хотела. Что-то ей сильно не нравилось в интересе куратора.

— Да нет, не объяснял. У меня это не вызывало вопросов. Просто беседа людей, которые примерно знают объем знаний друг друга, и ничего больше.

Валентин Антонович расплатился по счету, поднялся, помог подняться Серовой. По пути к выходу задал еще один вопрос:

— Кузнецов просил вас о помощи тогда?

Это уже было прямое вторжение, и Серова ушла в защиту:

— Какую помощь я могла ему оказать? Документы, которые я изучала, находятся в архивах, а смотреть надо было именно их содержание. Макс, видимо, просто задавал вопросы о каких-нибудь мелочах, которые, собственно говоря, и составляют суть любого научного открытия.

Приехав в свой особняк, Серова выпила пару рюмок коньяка, что было делом из ряда вон выходящим. Но ведь и интерес куратора тоже был совершенно неожиданным, неординарным. Успокоившись, Татьяна Львовна вызвала начальника своей службы безопасности. Это был отставник знаменитого ПГУ — загранразведки, — вышедший в отставку в то же самое время, когда Татьяна создавала свою фирму. Так и пересеклись их пути к общей пользе. Николай Николаевич Родичев, казалось, мог преобразиться в кого угодно: в парижского клошара, в лондонского денди и пользовался этим все время. Не было проблемы, которую он не мог бы решить, используя все свои знания и связи. Его и попросила Серова узнать как можно больше о своем недавнем госте Валерии Небольсине. Ответ Родичева удивил. Он был готов. Пояснил, увидев нескрываемое удивление шефини:

— Мне ребята его сразу пометили. По повадкам предположили, что человек непростой. — Родичев сделал паузу, глянул на Серову и увидел