Весло Харона - Дмитрий Александрович Алейников

— А вы кто? — Слова незнакомца не развеяли Ольгиной тревоги.

— Мы, Оля, еще не друзья, но нам есть о чем поговорить.

Девушка посмотрела на Сергея. Так этот детектив просто сторожил ее до подхода основных сил! Но что им надо?

— Давайте поговорим в машине. — Мужчина кивнул ей и поднялся. Следом за ним встал и Сергей.

— Я… — Ольга откинулась на спинку стула, приготовившись ударить того, кто попытается ее схватить. — Я не могу уйти.

— Теперь уже можете, — сказал мужчина с сожалением в голосе и покачал головой. — Вашу подругу взяли с поличным, так что сегодня вы ее уже не дождетесь.

ГЛАВА 7

Лиепая, Латвия

Хильда была девочкой впечатлительной и эмоциональной. Пожалуй, это мешало ей дружить со сверстниками. Вспылив из-за какой-то ерунды, она могла наговорить столько гадкого и обидного, сколько некоторым не слишком дружным семьям с лихвой хватило бы на годы. Столь же быстро остыв, Хильда страшно переживала, извинялась и предлагала дружить по-прежнему, но что-то надламывалось в отношениях с окружавшими ее людьми. Почему-то сказанное в запале грубое слово без труда перевешивает сотни извинений и заверений в любви и дружбе, сказанных вдогонку. Так и получалось. Все знали, что Хильда — добрая, отзывчивая, честная, все относились к ней хорошо. Но никто не хотел с ней дружить. Никто, кроме Инги.

Но, по правде говоря, дружбой с Ингой гордиться не стоило. Не стоило, потому что свойственные ей патологические сострадание и любовь к ближнему формировали круг ее лучших друзей исключительно из тех, кто по разным причинам был обделен общим вниманием. Инга жалела все живое, начиная от раздавленного велосипедной шиной дождевого червя и заканчивая Отто Брозаускасом, который во втором классе сломал на горке позвоночник. Инга навещала Отто каждый день, приносила яблоки и помогала делать уроки. Но как только Отто поправился, интерес Инги к нему заметно остыл, дружба их вскоре сошла на нет и они ограничивались обычными «привет — пока», принятыми среди одноклассников.

Хильда привлекла внимание Инги именно тем, что была всегда либо одна, либо со всеми. Промежуточное состояние отсутствовало, ибо никто не возражал против участия Хильды в общих мероприятиях, но никто и не горел желанием побродить с ней вдвоем, поделиться чем-то или выслушать ее.

Или этот русский мальчик, Толик Быков. Он вообще был вне игры. Уже потому, что русский, тем более — сын советских военных. В последнее время Хильда начала даже ревновать к нему Ингу, поскольку та все больше времени проводила с этим тихоней. Интересно ей было с ним или просто он казался Инге более обделенным, ущербным, а значит, нуждающимся в ее внимании? Хильда даже всерьез подумывала, не сломать ли ей что-нибудь, чтобы перетянуть Ингу на свою сторону, и только расцветавшее лето удерживало ее от этого отчаянного шага.

Уже тогда, когда Инга сама вызвалась поздравлять русского с Двадцать третьим февраля, Хильда поняла, что дело неладно, и с каждым новым днем весны все больше и больше убеждалась в том, что их дружба с Ингой заканчивается, уступая натиску дружбы с этим уродом Толиком.

А потом Инга исчезла. Она не попала под машину, не утонула в море, не убежала в Африку, не была, наконец, убита…

Сначала этим занимался участковый, затем приехала следственная бригада из Риги. Через трое суток на уши была поставлена воинская часть. Искали тело. Солдаты прочесывали побережье вдоль и поперек. Милиционеры в форме и в штатском опрашивали всех, кто мог хоть что-то знать. Все было тщетно. Инга словно растворилась в воздухе.

Одни считали, что она утонула и тело ее унесло в море. Другие предполагали, что Инга отправилась путешествовать, как поступали тогда многие подростки, и в дороге с ней случилось несчастье. Третьи думали, что она стала жертвой изворотливого маньяка.

В Лиепае остались только два человека, которые не верили ни в одну из принятых к рассмотрению версий.

Одним из них была мать Инги, считавшая, что ее дочь достаточно разумна, чтобы не отправиться самостоятельно путешествовать, слишком теплолюбива и прихотлива, чтобы полезть в еще холодную балтийскую воду, и слишком общительна, чтобы бродить в одиночестве на радость маньякам и прочей мрази. Своей версии женщина выдвинуть не могла. А подобные доводы, как сказал следователь, к делу не приложишь.

Вторым человеком была сама Хильда. У нее как раз была своя версия. Странная и диковатая, по мнению взрослых, и, несмотря на уверенность Хильды в собственной правоте, еще менее интересная для профессионалов, занимавшихся этим делом.

Хильда не знала наверняка, но была уверена, что исчезновение подруги как-то связано с этим русским, Толиком Быковым.

Доводы, которые она приводила, не вызывали ничего, кроме грустной усмешки.

В последние несколько недель Инга и Толик много времени проводили вместе. Почти каждый день. С началом каникул Хильда вообще потеряла их из виду. В тот день, когда Инга исчезла, она тоже, скорее всего, встречалась с ним. Проверить это было невозможно, поскольку их действительно видели вместе, но Инга, целая и невредимая, приходила домой обедать. Родители же русского мальчика были в то время в части. После исчезновения Инги Толик не проявил к этому событию никакого интереса. Он даже не прислушивался к разговорам сверстников о том, как идут поиски. Это казалось более чем странным, если учесть, что Инга была единственным его другом и ее исчезновение не могло парня не беспокоить.

С этими аргументами Хильда и явилась к следователю. Женщина-капитан МВД республики выслушала ее, сделала какие-то пометки в блокноте, поблагодарила за помощь и пообещала разобраться. Она действительно честно отработала версию, хотя и была уверена, что это ничего не даст. Толик Быков — тихий, скромный мальчик — показал, что в тот день действительно встречался с Ингой. До обеда. Вторую половину дня он провел дома за книгой Джека Лондона. Объяснение тому, что он не проявлял видимого интереса к новостям и слухам, лежало на поверхности: русский, сын военных. Кроме того, многие местные предпочитали родной язык, которого Быков почти не знал. Так что какой смысл ему прислушиваться к их разговорам?

Хильда тоже прекрасно понимала, что ее умозаключения не помогут вывести Толика на чистую воду. И она готова была завыть от бессилия, ибо не просто чувствовала, но именно знала, что русский врет. Это знание складывалось из каких-то штрихов, почти неуловимых, но Хильда не могла выразить свое знание словами, чтобы объяснить этим взрослым, донести до них то, что видела и понимала сама.

Отчаявшись, Хильда