Дик Фрэнсис - Испытай себя

Вечером жокей-клуб вынес вердикт о том, что на данный момент не представляется возможным установить, кто и каким образом дал лошади допинг, и что вопрос о заслушивании ухаживающего за этой лошадью конюха Анжелы Брикел откладывается в связи с ее исчезновением.

Анжела Брикел. Боже ты мой, подумал я, вот так печальное совпадение.

С Тремьена, тем не менее, обвинение снято не было, и он был оштрафован на 1500 фунтов. Выкрутили ему все же руки!

Перед тем как покинуть зал, где проходило слушание по этому делу, он пожал плечами и пробурчал: «Такое иногда случается».

Стимулятор теобромин вместе с кофеином, писал репортер, очень часто содержится в шоколаде.

Заметки, относящиеся к зиме прошлого года, не содержали каких-либо сенсационных сообщений, хотя и изобиловали информацией о целом ряде выдающихся побед Тремьена. «Лошади в прекрасной форме», «Викерс, поднажми», «Победное шествие» — такими и подобными заголовками пестрели газеты.

Я покончил с этим годом и задумался, просто сидел и думал; неожиданно в комнате возник Тремьен, в пальто, источающем холод горного пастбища.

Как ваши успехи? — поинтересовался он.

— Я прочитал сообщения за прошлый год. О всех ваших успехах, — показал я на коробку с вырезками.

Тремьен просиял.

— Приходится постоянно быть начеку. Ошибок допускать нельзя. Просто удивительно. Иногда все идет нормально. В иной же год лошадей поражает какой-нибудь вирус, они теряют спортивную форму, умирают владельцы — жутко паршивые времена. Все, как в игре: везет — не везет.

— Анжела Брикел в конечном счете объявилась? — спросил я.

— Кто? А, она. Нет. Глупенькая сучонка. Одному богу известно, куда она смоталась. Самый последний профан в конноспортивном мире знает, что лошадям, заявленным к участию в скачках, нельзя давать шоколад. Жаль, конечно. Лошади его любят. Каждому также известно: плитка «Марса» никогда не стимулирует лошадь так, что она выиграет скачки. Однако, что бы мы ни говорили, по правилам шоколад считается допингом. Не повезло мне с тем делом.

— Не убеги она, были бы у нее неприятности? Тремьен усмехнулся.

— От меня, несомненно. Я бы уволил ее, но она исчезла до того, как я узнал, что анализ дал положительный результат. Обычная практика — большинство лошадей, выигравших скачки, обследуют на допинг.

Он замолчал, уселся в кресло с противоположной от меня стороны стола и начал в задумчивости рассматривать кипу вырезок.

— Знаете, любой на моем конюшенном дворе мог бы это сделать. Или сам Нолан, хотя за каким лешим ему это надо было делать? В любом случае, — он пожал плечами, — это часто случается. Методика проведения анализов в настоящее время очень хорошо разработана. Слава богу, сейчас после получения положительного результата уже автоматически не ставится вопрос о дисквалификации тренера, ведь наличие стимулятора можно объяснить чистой случайностью. Но риск всегда присутствует. Это дамоклов меч для каждого тренера. Риск халатности. Риск прямой диверсии. Приходится принимать всевозможные меры предосторожности и уповать на Бога.

— Если хотите, я включу эти ваши рассуждения в книгу.

Он оценивающе взглянул на меня.

— Все-таки я заполучил хорошего писателя, не так ли? Я покачал головой.

— Вы заполучили писателя, который постарается сделать все, что в его силах.

Тремьен улыбнулся с оттенком удовлетворения.

После завтрака (бутерброды с мясом) мы вновь приступили к работе. На сей раз я записывал историю его отрочества, историю тех лет, что он провел вместе со своим эксцентричным папочкой.

Казалось, Тремьен не испытывает никакого чувства обиды за былые унижения; он с легкостью парил над всеми этими психологическими нюансами. Он откровенно рассказывал о том, как работал чистильщиком сбруй и упряжей в одном семействе охотников на лис в графстве Лестершир, а годом позже — конюшенным мальчиком у какого-то ватерполиста в Аргентине.

— Но это же злоупотребление детским трудом, — протестующе заметил я.

Тремьен беззаботно улыбнулся.

— Меня не сделали педерастом, если вы это имеете в виду. В конечном счете отец разыскал меня, привез домой, отобрал заработанные деньги, а когда я возразил, что это, дескать, несправедливо, взял палку и врезал мне пару раз. Да, явно несправедливо, но отец сказал, что это послужит мне хорошим уроком и я навсегда запомню, что не все в этой жизни справедливо. «Никогда не рассчитывай на справедливость» — его слова. Но вам повезло: я не буду вколачивать эту сентенцию в вас палкой.

— А платить будете? Он от души рассмеялся.

— У вас есть Ронни Керзон, он приглядит за этим. А вас отец когда-нибудь лупил? — с любопытством спросил он. Улыбка не сходила с его лица. Тремьен явно забавлялся.

— Нет, он не признавал это воспитательное средство.

— Я тоже, слава богу. В жизни не поднял руку ни на Гарета, ни на Перкина. Не мог. Я всегда помню, что это такое и как я себя чувствовал после побоев. Впрочем, папаша все-таки взял меня потом с собой в Аргентину, и мы объездили весь свет. Я повидал то, чего не видели большинство английских мальчиков. Конечно, я пропустил много школьных занятий. Отец был ненормальным, в этом я не сомневаюсь, но именно он дал мне бесценное образование. Я ни о чем не жалею.

— У вас очень цепкий ум.

— Конечно, — кивнул он. — В жизни он необходим.

Да, в жизни он необходим, размышлял я, но где его взять, если ты с ним не родился, цепкий ум — это не правило для всех. Многие дети явно растерялись бы там, где Тремьен только приобретал и процветал.

Я все больше начинал ощущать себя в этой семье как дома, возросло также чувство симпатии к Тремьену.

Около полудня, когда мы закончили работать, он вручил мне ключи от своего «вольво», чтобы я поехал на станцию Дидкот, забрал коробку с книгами и сделал необходимые покупки, причем посоветовал, если это, конечно, возможно, не перевернуться в канаву.

Дороги стали, несомненно, безопасней, и уже не было такого жесточайшего мороза, хотя прогноз обещал еще несколько холодных дней.

В каком-то самозабвенном упоении я накупил еды, захватил книги и прибыл в Шеллертон задолго до возвращения Тремьена с вечернего обхода конюшен.

Вернулся он вместе с Мэкки. Пританцовывая и дуя на замерзшие пальцы, они обсуждали состояние лошадей.

— Лучше тебе самой проехаться на Селкирке завтра утром, — говорил ей Тремьен. — Последние дни он что-то не слушается своего конюха.

— Правильно.

— Еще я забыл сказать Бобу, чтобы он велел конюхам класть под седло по две попоны, если предусматриваются пробежки только рысью.

— Я ему напомню.

— Хорошо.

Увидев меня на кухне — я как раз закончил разбирать и складывал покупки, — он спросил, привез ли я книги. Я ответил, что привез.

— Прекрасно. Принесите их в нашу семейную комнату. А ты, Мэкки, действуй — джин с тоником.

Если большие поленья в камине гостиной не полыхали, то угли от них тлели постоянно. Тремьен, чтобы разжечь пламя, подоткнул их в одну кучу, добавил щепок и свежую порцию буковых дров. Вечер проходил подобно двум предыдущим — пришел Перкин с неизменным стаканом кока-колы и уселся в кресло.

Тремьен с явным нетерпением распаковал коробку и, вынув несколько книг, протянул их Мэкки и Перкину. Привыкнув к своим опусам, я не мог понять, что удивительного находят в них другие.

Книги были большего размера, чем те, которые продаются в мягких обложках; по своему формату они приближались к размерам видеокассеты и переплетены были в белые твердые глянцевые обложки, на которых красовались заголовки, причем заголовок каждой книги был исполнен буквами разного цвета, но с одинаковым черным контуром:

«Как вернуться живым из джунглей» — буквами зеленого цвета,

«Как вернуться живым из пустыни» — буквами оранжевого цвета,

«Как вернуться живым из открытого моря» — буквами синего цвета,

«Как вернуться живым из Арктики» — буквами фиолетового цвета,

«Как вернуться живым с сафари» — буквами красного цвета,

«Как вернуться живым из дикой местности» — буквами коричнево-ржавого цвета.

— Будь я проклят! — воскликнул Тремьен. — Настоящие книги.

— А что вы ожидали? — поинтересовался я.

— Ну... буклеты, полагаю. Возможно, тоненькие книжонки в мягких обложках.

— Туристическое агентство хотело, чтобы они были глянцевыми, — пояснил я, — ну и, естественно, полезными.

— Но это же, вероятно, огромная работа, — заметила Мэкки, листая «Арктику» и разглядывая иллюстрации.

— Должен признаться, что во всех книгах много повторов. Я имею в виду, что техника выживания во многих случаях одна и та же.

— Какая, например? — в своей обычной вызывающей манере спросил Перкин.

— Разжигание костра, поиски воды, сооружение укрытия. В таком вот роде.

— Книги великолепные, — сказала Мэкки, разглядывая «Открытое море». — Но как часто в наши дни люди оказываются на необитаемых островах?