Изъян - Алекс Джиллиан

не двигался. Его глаза были широко распахнуты, рот чуть приоткрыт. Потом он сорвался с места и исчез из поля зрения.

Секунда — и в щель ворвался дым. Сначала прозрачный, сероватый, потом все темнее, гуще. Ева закашлялась. В нос ударил сильный химический запах. Она дёрнула ручку. Та поддалась с трудом и скрипнула… слишком громко. За дверью уже все светилось оранжевым. Полыхало.

Ильи нигде не было.

Ева бросилась вперёд, с трудом удерживаясь на ногах. В коридоре летали искры. Стены плавились от жара, шторы на окнах мгновенно занялись огнем.

Где-то наверху снова что-то грохнуло.

Глаза защипало от едкого дыма, она упала, встала, снова побежала. Раскаленный воздух обжигал горло. Густой, липкий, как чёрная вата, и с каждой секундой становился плотнее. Потолок над ней угрожающе затрещал.

Ева успела поднять глаза. Балка. Огромная. Пылающая. И летела прямо на неё.

Удар был ослепительным. Жар вспорол спину, как кнут. Её отбросило вбок, дыхание вырвалось мучительным стоном, полностью опустошив легкие, и на секунду всё стало кипельно-белым, как пушистые облака, исчезающие в раскалённом небе.

Она закричала. Или, может быть, попыталась. Но дыма было слишком много, и крик захлебнулся где-то в груди. Её тело дрожало. Она не чувствовала ног. Всё плавилось.

От невыносимой боли и ядовитых паров Ева едва осознавала происходящее. Она почти не дышала, когда чьи-то сильные руки подхватили ее дрожащее тело на руки и прижали в груди.

— Папа?.. — прохрипела она, но голос утонул в чьём-то дыхании и грохоте рушащихся стен.

Темнота накрыла сверху, словно мокрое одеяло.

Глава 1

«Сломанное может быть красивым. Если смотреть долго. И не отводить глаз.»

— из Катехизиса[1] клуба Ordo Simetra

Москва. Наши дни

РИА Новости

В Подмосковье найдено тело Дарины Ворониной

17 июля 2024, Московская область

В одном из парков Одинцовского района утром было обнаружено тело 32-летней Дарины Ворониной, известной медиаперсоны и автора подкаста «Шелк и шрамы». Об этом сообщили в пресс-службе ГСУ СК России по Московской области.

По данным ведомства, тело обнаружили в малолюдной части парковой зоны. По предварительным данным, на теле женщины имеются признаки насильственной смерти. Подробности случившегося официально не разглашаются в интересах следствия.

Дарина Воронина приобрела известность благодаря подкасту «Шелк и шрамы», где обсуждались темы поддержки жертв насилия и преодоления личных травм. Также она являлась основательницей благотворительного фонда помощи пострадавшим от домашнего насилия.

Следствие рассматривает различные версии произошедшего, включая возможную связь с профессиональной деятельностью.

Прощание с Дариной пройдёт в узком семейном кругу.

Автор: Вероника Лазарева

Скарификатор[2]

Она была прекрасна… Настолько, насколько может быть прекрасна мертвая женщина. Запутавшиеся в высокой траве медные волосы слегка шевелил сухой июльский ветер, в устремлённых в ясное небо остекленевших глазах навечно застыло выражение смирения и вины. Осознанной вины за свою ложь и многократное нарушение заветов.

Она прошла все этапы, принесла клятву и наставляла других, но все равно поддалась слабости, искушению и солгала…

Она не исцелилась.

Поэтому я пришел за ней. Чтобы совершить акт искупления и освободить ее от последней маски, за которой она скрывала то, что противоречит основному догмату клуба. Обнажённый изъян должен был стать источником новой силы, а не тайным удовольствием, возвращающим ее к пережитым страданиям.

Закон Трижды Снятой Маски гласит: чтобы замкнуть круг боли и воспарить подобно Фениксу, мы должны сорвать с себя три слоя лжи: внешний, внутренний и глубинный.

Все три — без всяких исключений.

Ни для кого.

Никогда.

Проглядывающий сквозь густую крону березы солнечный луч высветил на посиневшем от удушья лице подсохшие ручейки слез, вызывая безотчётное желание коснуться бархатистой кожи. И я сделал это, но не так, как в тот момент, когда она мычала и билась подо мной, пытаясь отсрочить свою участь, а почти с любовью и благоговением. Причин истязать это грешное тело у меня не осталось. Смерть очистила ее преступления и усмирила мою ярость.

Склонившись над девушкой, я осторожно вытащил из окровавленных губ моток медицинских бинтов и отбросил в сторону. Снова провел пальцами в перчатках по ее щеке, с наслаждением рассматривая чернеющие отпечатки на запрокинутой шее. Достав из кармана футляр с длинными медицинскими иглами, я медленно ввёл первую во впадинку на горле, вторую и третью — в соски. Четвёртая и пятая — в паховую зону. Я намеренно выбираю самые болезненные места несмотря на то, что жертва уже мертва. Иногда добавляю пару игл под ногти, чтобы напомнить о беспомощности, или в уголки губ, чтобы запереть крик внутри.

— Достаточно, — удовлетворенно произнес вслух, рассматривая распростертое передо мной тело.

Раскинутые в стороны тонкие красивые руки больше не бились в агонии. Я развязал ее запястья, когда она уже затихла.

— Мне нравится, когда ты молчишь. Сразу бы так… Ты же любишь боль. Как оказалось, сильнее, чем жизнь. — пробормотал я, снова сунув руку в карман и извлекая оттуда лазер.

Расцветающие синяки на широко раздвинутых бедрах заставили меня на секунду отвести взгляд, вызвав короткую вспышку сожаления… что все закончилось слишком быстро. Я не хотел, чтобы она сильно страдала, но ее сопротивление вынудило меня действовать грубее и жестче. Когда я закончил с ней, девушка еще дышала. Недолго, но дышала.

Металлическое жужжание прибора наполнило тишину. Я откинул в сторону ее обнаженное бедро, открыв себе доступ к крошечной татуировке на внутренней стороне, и навел тонкий наконечник лазера на выбранное место. Луч лазера с тихим потрескиванием коснулся кожи, медленно и скрупулёзно стирая метку, которую она больше не имела права носить.

Закончив, я глубоко вдохнул запах горящей плоти и блаженно улыбнулся, запечатлевая в памяти свою очередную жертву.

Она была прекрасна…

Глава 2

«Свобода — это форма власти, полученная через добровольное подчинение.»

— из Катехизиса клуба Ordo Simetra

Ева

Мой муж начинает свои выступления с одной и той же фразы: «Никогда не вините себя в боли, которую причиняют вам другие.»

А я каждый раз думаю: легко говорить, когда у тебя всегда есть оправдание для чужой жестокости — профессиональное, научное, рациональное. Но мы не роботы и годами записываем на свой счёт чужие проступки и равнодушие, убеждая себя, что всё плохое, что с нами случается, — это расплата за какую-то неосознанную ошибку. Мы прощаем холодность близких, ищем её причины внутри себя и глотаем обиды, складывая их, как ненужные бумажки, в карманы души — вдруг когда-то пригодятся, чтобы оправдать собственную слабость.