Длинные тени - Дэвид Балдаччи

в качестве объяснения, хотя она несла какую-то бессмыслицу.

– Это… эта ужасная штука у меня… в голове. Это… ужасно.

– Знаю, Мэри. И хочу, чтобы тебе не приходилось с ней терзаться. – Он замолчал, мучительно подыскивая более участливые слова, но эта задача была бы не в тягость его прежней личности – и почти невыполнима для нынешней. – Я… хотел бы, чтобы было лекарство.

– И для тебя тоже, – откликнулась она. – Для тебя лекарства тоже нет.

В этих словах Амос ощутил ее стремление нащупать некий уровень солидарности с ним в болезнях разума, которые в конечном итоге доведут до края обоих.

– В этом отношении мы очень похожи, – согласился он.

– Но еще и не похожи, – парировала она тоном, который до сих пор в ход не пускала; во всяком случае, он так это воспринял.

Не зная, что на это ответить, Декер попросту промолчал. Просто сидел, слушая по телефону ее дыхание. И чувствовал, как в воцарившемся безмолвии что-то назревает, как подъемная сила самолета, готового вот-вот оторваться от земли. И уже собрался было нарушить молчание, когда это сделала Мэри.

– Это продолжает меняться? – спросила она приглушенным, сдержанным тоном.

Декер прекрасно понял, что она имела в виду.

– Похоже на то. Но меняется рассудок каждого, Мэри, здоров он или нет. Нет ничего статичного. Нормально это или нет, что бы там ни называлось нормой.

– Но ты единственный из всех, кого я знаю, кто по-настоящему… кто, вероятно, может понять, что я испытываю.

В трубке раздался какой-то звук, словно Мэри стучала себя по голове, пытаясь вышибить засевшую там хворость, медленно убивающую ее. Декер пытался отыскать какие-нибудь слова, чтобы снова втянуть ее в разговор.

– Но я думал, ты ходишь на консультации. Мне это помогло. Они могут помочь.

– Я консультировалась. Но потом перестала.

– Но почему? – выдохнул он, чувствуя нарастающую тревогу.

– Мне сказали всё, что мне нужно знать. А дальше это стало пустой тратой времени. А я не могу терять время, Амос, ни единой гребаной секунды. – Она позволила грубому эпитету зависнуть в эфире, как дым из орудийного дула после выстрела.

– Мэри, прошу, дай мне понять, что не так. Я же чувствую, что-то случилось.

– Сегодня я забыла Сэнди, – выпалила она резко, как пистолетный выстрел. – Прямо перед тем, как они уехали в Кливленд. Я ее забыла.

– Люди забывают имена то и дело, Мэри, – с некоторым облегчением проговорил Декер, ощутив, что именно к этому и должен был разговор привести в конечном итоге. Но изменил мнение, едва она заговорила вновь:

– Я не забыла ее имя. Я… я забыла, кто она.

Последовала очередная затяжная пауза, во время которой слышалось лишь женское дыхание, а после всхлип – сухой и затяжной, как удушье.

– Мэри, а ты…

Но она продолжила, словно не слыша его:

– Я просто вспомнила ее перед тем, как тебе позвонить. И только потому, что смотрела на ее фото с надписанным именем. Я забыла, что у меня есть дочь, Амос. Какое-то время никакой Сэнди Ланкастер для меня не существовало. Ты можешь понять, как… это ужасно?

Он почти чувствовал, как по ее увядшим щекам сбегают слезы.

– Я вплотную подошла к… к небытию. Больше никогда. Забыла собственное дитя. Свою плоть и кровь.

– Тебе не стоит быть одной, Мэри. Я помню, что ты сказала, но не могу поверить, чтобы Эрл…

– Эрл не знает, что я тут одна, – перебила она. – Ему бы это не понравилось. Обычно он очень заботится об этом.

Декер встал, оцепенев от подавляемой тревоги. В ее ответе сквозила скрытность и, что куда хуже, равнодушное торжество победителя. Его прошибло липкой испариной.

– Тогда кто же с тобой? Сиделка?

– Была, но я вынудила ее уйти.

– И как именно тебе это удалось? – озадаченным тоном проговорил он. – Она не должна была…

– У меня есть ствол, Амос. Мой старый служебный, автоматический. Я не держала его в руках много лет. Но он ложится в руку как влитой. Я вспомнила комбинацию оружейного сейфа, представляешь! После того как забыла практически все на свете, я вспомнила это. Наверное, то было… своего рода знамение, – вскользь добавила она.

Каждый мускул Декера невольно напружинился.

– Погоди минуточку, Мэри. Только погоди…

– Я направила пушку на нее. И она смылась, и очень быстро. Прямо перед тем, как я позвонила тебе. Видишь ли, я ее разбудила. Пушкой. Очень бодрит, пробуждает прям-таки мигом, сам знаешь…

Это разбудило Декера так, что мало не покажется. Его взгляд отчаянно заметался, пока он пытался придумать что-нибудь, что угодно.

– Слушай, Мэри, сейчас же положи ствол, просто положи. А потом пойди и сядь от него как можно дальше, просто закрой глаза и сделай несколько глубоких вдохов. Я пришлю кого-нибудь через пару минут. Нет, через минуту. Всего одна минута, и помощь подоспеет. Я не стану отключаться. Оставайся на линии. Я поставлю тебя на ожидание всего на секундочку…

Она пропустила все это мимо ушей.

– Я забыла мою дочь. Я забыла С-сэнди.

– Да, но потом вспомнила. В этом и суть. Это… Ты должна держать…

Декер схватился за грудь. Дыхание стало неровным, пульс истошно бухал в ушах взрывчатым биением расхлябанных поршней. В боку закололо, словно он пробежал длинную дистанцию, хотя не сделал ни шага. Амос чувствовал дурноту, зыбкость и… беспомощность.

Он лихорадочно соображал. Сиделка наверняка позвонила в полицию. И они наверняка уже в пути.

– А завтра? – бросила Мэри, прервав эти мысли. – Вспомню я ее завтра? Или Эрла? Или тебя? Или… себя? Так какая разница? Можешь ты мне это сказать?

– Мэри, послушай меня…

– Она так плакала, моя маленькая девочка! «Мамочка не знает, кто я…» Повторяла это снова и снова. Такая печальная, такая несчастная… Это я ее довела. Мою собственную девчушечку. Как можно ранить того, кого так любишь?! – В ее голосе зазвучали жесткие, беспощадные нотки без тени милосердия, и кровь в жилах Декера заледенела.

– Слушай меня, Мэри, слушай внимательно, лады? Ты справишься с этим, поняла? Я помогу тебе с этим справиться. Но сперва ты должна положить оружие. Сейчас же.

Декер уперся ладонью о стену, чтобы не упасть. Представил себе пистолет в ее руке. Быть может, она в раздумье смотрит на него… Пол под его ногами казался податливым, шатким, как палуба корабля в бурном море. Амос обшаривал свою память в поиске слов, могущих оттолкнуть ее от пропасти, на краю которой она балансирует; слов, заставящих ее положить миниатюрный автоматический пистолет, из которого она за свою профессиональную карьеру убила не меньше одного человека, как ему известно. Если б он только