Смерть там еще не побывала - Рекс Тодхантер Стаут

Ознакомительный фрагмент

измученным лицом. Запихнув пальто и шляпу на багажную полку, я опустился в кресло. Минуту спустя самолет вырулил на взлетно-посадочную полосу, понесся вперед, трясясь всем корпусом, и наконец поднялся в воздух. В тот самый момент, когда я расстегнул ремень безопасности, на подлокотник моего кресла опустилась изящная женская рука. Остановившаяся передо мной блондинка наклонилась и обратилась к моему соседу-очкарику:

– Скажите, вы не поменяетесь со мной местами? Ну пожалуйста.

Я не хотел устраивать выяснение отношений при всех пассажирах, и потому мне ничего не оставалось, кроме как смириться с происходящим и выкарабкаться из своего кресла, чтобы пропустить соседа. Очкарик удалился, девушка опустилась на его место, а затем сел и я. Как раз вовремя, потому что самолет наклонился, совершая поворот.

– Эскамильо, милый, прошу тебя, не надо меня при всех целовать. Боже всемогущий, до чего же ты красив в этой форме!

– А я и не собирался тебя целовать, – холодно отозвался я. – Ни при всех, ни наедине.

Ее голубые глаза были чуть прикрыты, а уголок рта слегка приподнят. С объективной точки зрения никаких претензий к внешности девушки быть не могло, однако беда в том, что в тогдашнем настроении я просто не мог воспринимать Лили Роуэн объективно. Я уже однажды где-то рассказывал, как свел с ней знакомство. Дело было возле забора, огораживавшего пастбище. История началась с того, что во время прогулки по пастбищу я повстречался с быком. К тому моменту, когда я добежал до забора, меня уже мало заботил мой внешний вид и чувство собственного достоинства. Так или иначе, мне удалось перебраться через забор. Свалившись с него, я кубарем прокатился ярдов десять, и в тот самый момент, когда я с трудом поднимался на ноги, девушка в желтой рубашке и брючках с ехидным видом захлопала в ладоши и с манерной медлительностью произнесла: «Превосходно, Эскамильо! Давай-ка еще разок!»

Это была Лили. Ну, мы познакомились, а дальше… Одно за другое… Несколько раз мы… Одним словом, наконец…

Но сейчас…

Она сжала мою руку и произнесла:

– Эскамильо, милый…

Я посмотрел ей прямо в лицо и сказал:

– Слушай, я мог бы сейчас встать и попросить кого-нибудь из пассажиров поменяться со мной местами, но не делаю этого только по одной причине: я в форме, а служба в армии обязывает вести себя с достоинством в общественных местах. Я прекрасно знаю, что ты способна вести себя как ненормальная. Я собираюсь читать газету.

С этими словами я развернул «Таймс». Она расхохоталась своим особым горловым смехом, который я некогда находил весьма привлекательным, после чего поудобнее устроилась в кресле, так чтобы ее рука касалась моей.

– Порой я начинаю жалеть, что три года назад ты все-таки убежал от быка. Знаешь, в тот день, когда я смотрела, как ты карабкаешься через забор, я даже и подумать не могла, что до такого докачусь. Ты не отвечал на мои письма и телеграммы. Я отправилась в Вашингтон, чтобы разузнать, где ты находишься, и потом поехать туда, где бы ты ни находился. И вот она я – прямо перед тобой. Я, Лили Роуэн! Эскамильо, посмотри на меня!

– Я читаю.

– Боже всемогущий, как же тебе идет форма! Ты в ней такой суровый, такой мужественный! Разве тебя не удивляет, что мне удалось разузнать, на каком рейсе ты летишь, и сесть на самолет раньше тебя? Правда, я умница? – (Я промолчал.) – Отвечай, когда тебя спрашивают! – На этот раз в ее голосе послышалась резкость.

Она была способна на все, что угодно.

– Да, – отозвался я, – ты умница.

– Спасибо. Кстати, у меня хватило ума догадаться, отчего ты на меня взбеленился. Я сказала тебе, что отказ Ирландии предоставить союзникам морские и военно-воздушные базы – фальшивка. Мой отец приехал в Штаты из Ирландии и сколотил на строительстве канализации целых восемь миллионов долларов. Да, я ирландка, и ты это прекрасно знаешь, и вот теперь дуешься на меня из-за того, что я тебе соврала. И еще мне кажется, ты считаешь, что устал от меня. Я тебе надоела. Ну, что скажешь?

– Малышка, я теперь служу в армии, – произнес я, не отрывая глаз от газеты.

– Ну да, служишь. И что с того? Я отправила тебе сорок телеграмм, предлагала быть рядом с тобой и читать тебе вслух. Было дело или нет? Затем я подумала, что с тобой могло что-то стрястись, вдруг ты заболел или еще чего случилось, и поэтому целых три раза ездила к Ниро Вулфу узнать, есть ли от тебя хоть какая-то весточка. Кстати, что, черт возьми, с ним происходит?! Он отказывается меня принимать. И это притом, что я ему нравлюсь.

– Ты ему не нравишься. Ему вообще не нравятся женщины.

– Зато ему нравится, что я интересуюсь его орхидеями. Кроме того, я написала ему, что у меня для него есть дело и я заплачу за его услуги из своего кармана. Но он не пожелал поговорить со мной даже по телефону.

– Что за дело? – поднял я взгляд на Лили.

– Что, интересно? – Уголок ее рта пополз вверх.

– Пошла к черту!

– Будет тебе, Эскамильо. Неужели я для тебя совсем ничего не значу?

– Совсем ничего.

– Еще как значу! Мне нравится, как ты поводишь носом, когда чуешь работу. Речь идет о моей подруге… Ну, может быть, не о подруге, а просто о знакомой девушке по имени Энн Амори. Я за нее очень переживаю.

– Что-то не бросается в глаза, как ты переживаешь за девушку по имени Энн Амори. Насколько я тебя знаю, ты способна переживать только за саму себя.

– Узнаю Арчи, – погладила меня Лили по руке. – Ну да, мне нужен был повод повидаться с Ниро Вулфом, а Энн попала в беду. На самом деле ей просто был нужен совет. Она кое-что кое о чем узнала и хотела понять, что ей теперь с этим делать.

– Так что она конкретно узнала и о ком именно узнала?

– Я не в курсе. Она мне не сказала. Когда-то ее отец работал на моего отца, а когда помер, я стала ей помогать. Сейчас она работает в Национальной лиге по разведению птиц и получает тридцать долларов в неделю. – Лили передернула плечами. – Господи боже, только подумать – тридцать долларов в неделю! Да хоть в неделю, хоть в день, какая разница! Все равно на это не проживешь. Так вот, в один прекрасный день она приехала ко мне и попросила меня посоветовать адвоката. Кстати сказать, была она при этом очень расстроена. Что именно у нее стряслось, она