Михаил Петров - Гончаров и убийца в поезде

Подумав, что довольно-таки непорядочно развлекаться, воспользовавшись чьей-то бедой, я прервал разговор и вытянулся на диванчике. Поезд стоял минут пятнадцать, и я с радостью отмечал, что от спутников Бог миловал, если, конечно, не считать низлежащей дамы.

Поезд тронулся, и они вошли. Высокая красивая брюнетка, грудастая и властная, как Клеопатра. Она холодно оглядела персону Константина Ивановича Гончарова, то бишь мою, и спросила плешивого верзилу с кобурой под мышкой:

- Это кто?

- Не знаю.

- Покиньте купе, - сказала она уже мне. Наверное, таким тоном Салтычиха разговаривала со своей челядью.

Я промолчал, гася злость и недоумение.

- Убирайтесь отсюда, - невежливо повторила Клеопатра. - Вон из купе.

- Сама пошла... - приветливо посоветовал я.

Стало видно, как брюнетка бледнеет.

- Алексей, вышвырни его, - сдерживаясь, спокойно приказала она и села напротив.

Плешивый верзила нерешительно протянул ко мне загребущую длань, надеясь выдернуть из купе неудобный объект за волосы, но правую ногу я уже высвободил, и она вольготно и радостно жахнула верзиле в плешь. Он повалился было на меня, а я руками пассанул его в дверной крепенький косяк, по которому он и начал тихонько сползать, окрашивая светлую пластиковую обшивку купе первой кровью.

Клеопатра невозмутимо заблокировала дверь, сдернула с крючка мое полотенце и, смочив его моим "Морозоффом", тыкала плешивому в нос, а когда глаза его приоткрылись и стали осмысленными, она обработала легкую рану и обвязала его череп все тем же полотенцем, соорудив нечто вроде чалмы.

Пока продолжалась вся процедура, я умыкнул у верзилы из-под мышки газовый пистолет и теперь с интересом наблюдал за развитием дальнейших событий, наверняка зная, что на помощь они никого не позовут.

Усадив напарника и отерев кровь с перегородок купе, брюнетка с омерзением предупредила его:

- Это ваша последняя поездка.

- Простоте, Лина Александровна, я...

- Хватит. Не надо. А вы оставьте купе. У нас оно закуплено целиком.

- У меня тоже. Правда, только одно тридцать шестое место, - галантно возразил я. - Билет у проводника.

Из объемистой сумки она вытащила четыре билета и кинула их на стол, как неоспоримое доказательство своего приоритета.

- Я сказал, мой у проводника. И точно такой же. Нежно-розовый, как ваши щечки.

- Заткнись, ублюдок! - зло рявкнула дама и, щелкнув дверным стопором, умчалась к проводнику.

- Отдай "дуру", - ожил лысый, обнаружив пропажу.

- Нет, Лешенька, не отдам. Не можешь ты с оружием обращаться. На людей аки пес смердящий кидаешься. Нельзя тебе.

- Пасть порву, - подумав, пригрозил он.

- Заткни хлебало, - в тон ему ответил я. - Скучно и старо. Еще один сантиметр - и я успокою тебя надолго, - честно предупредил я его, заметив, что плешивый ерзает в мою сторону.

- Будь мужиком, отдай пистолет.

- Перебьешься.

- Флакон ставлю, будь мужиком.

- Будешь ныть, вообще выкину.

- Оказывается, у вас есть билет, - в купе вошла, обворожительно и ослепительно улыбаясь, Клеопатра.

- Извините, ради Бога, произошло маленькое недоразумение... стоившее вашему придурку сотрясения мозгов.

- Ну что вы, этот центральный отдел нервной системы у него отсутствует. Давайте знакомиться. Лина Александровна. - Брюнетка приветливо протянула руку.

- Иван Смирнов, - на всякий случай, толком не зная почему, соврал я.

- Очень приятно, Иван. Не будете ли вы так любезны перейти в другое купе? Я договорилась.

- Мне здесь удобнее.

При других обстоятельствах я бы охотно поменял зловонный этот гадючник, но сейчас меня настораживали два обстоятельства: девка в диванном ящике и поведение Клеопатры.

- Вам там будет лучше. Все-таки здесь последнее купе, возле туалета.

- Во-во, его-то я и облюбовал. Тута все видно, гляньте-ка. - Я выдернул кляп из стенной дыры, и отвратительный смрад шибанул в нос. - Как в телевизоре. Не желаете понаблюдать?

Я был омерзителен ей до тошнотиков. На бородавчатую осклизлую жабу смотрят с большей снисходительностью. Однако она овладела собой, заставила засмеяться.

- Что вы, Иван, абсолютно нелюбопытное зрелище, а в том купе едут трое мужиков, и с ними вам будет весело. Они там балдеют, водку пьют.

- Я и с Лехой вашим могу. Правда, Леха?

- Пошел ты...

- Невежливый ты, Леха. Заглотни стакан, может, игрушку твою отдам.

- Так отдашь? - Он опять было двинулся на меня, но я, сняв с предохранителя, направил на обоих пистолет и заржал, как жизнерадостный дебил:

- Щас бабахну, во смеху будет - все скиснем!

Попутчики успокоились, тревожась за мой разум и свои шкуры. Под стук колес мы замолчали, томительно и выжидаючи. Первым не выдержал плешивый. Весь напрягся, готовый к прыжку.

- Бабахну! - предупредил я. - Выпей "Морозоффа", тогда отдам.

- Не врешь? - Алексей вопросительно глянул на шефиню.

Подумав, та согласно кивнула, видимо просчитывая новый вариант моего выселения.

Верзила набуравил полный стакан и с удовольствием вылил его в глотку, страдальчески давая понять, на какие только жертвы не приходится идти ради нее, шефини, и во имя долга. Вытащив обойму, я кинул ему пистолет.

- Держи, воин!

Мне надоела эта клоунада, и, чтобы раз и навсегда поставить точку, я выпил еще соточку и вполне серьезно предупредил своих спутников:

- Не знаю, кто вы, куда едете, чего боитесь и зачем хотите меня переселить, да и знать не желаю. И в дела ваши вмешиваться не собираюсь. Темные они или нет, меня мало колышет. Одна просьба: не лезть ко мне. Я хочу того, что хочу я, и глубоко плюю на ваше волеизъявление. Посему или, приняв мои пожелания, мы мирно сосуществуем, или, уткнувшись каждый в свою стенку, сопим в шесть дырочек. Компрене?*

* Понимаете? (фр)

- А вы кто? - Подумав, брюнетка перешла на человеческий тон.

- Дед Пихто в резиновом пальто. Достаточно? Кажется, я не интересуюсь вашей биографией, хотя, как мне думается, там есть масса прелюбопытнейших и лакомых деталей для правоохранительных органов, а?

- Бэ, гони патроны, сволочь! - пьянея, наглел плешивый идиот в чалме, явно выслуживаясь перед хозяйкой.

- Лина Александровна, а можно его еще разок тюкнуть? - не обращая внимания на реакцию грубияна, поинтересовался я.

- Нет! Усохни, кретин!

"Кретин", то бишь я, обиженно усох, задвинувшись в угол возле двери. Беседа была исчерпана. Видимо, женщина смирилась с моим присутствием. Повисла пауза, заполняемая лишь стуком трудолюбивых колес.

Набулькав четверть стакана, я подвинул его Клеопатре. Удивительно, но она выпила и даже, отрезав колбасы, отгрызла кусок.

- Ну и гадость...

- Чем богаты...

- Сходите в ресторан, возьмите чего-нибудь более удобоваримого.

Плешивый с готовностью вскочил:

- Пойдем?

- Мне "Морозофф" и без закуси хорош, - отказался я, прикидывая, какую еще каверзу они мне уготовили. Да и девку под полкой не мог я оставить. Впрочем, мои попутчики, кажется, ее не обнаружили.

- Идите, мальчики, вдвоем, - вдруг подозрительно подобрела Клеопатра то ли от выпитой водки, то ли от измышленной пакости. - Идите, идите! Мне переодеться надо.

- Пойдем, Иван, женщина просит. - Плешивый снял чалму и напялил кожаную кепочку.

Довод был веским, и я нехотя поплелся за ним через вагоны и грохочущие сцепы.

Вечерний вагон-ресторан был полон. Сигаретный дым, смешиваясь с запахом прогорклого масла и винным перегаром, повис плотным вязким туманом. Знакомая замызганная официантка радостно порхала в ресторанной стихии. Одолев усталость, должно быть, приличной порцией спиртного, она с видимым профессионализмом одухотворенно жулила клиентов.

- Киска, дай хорошего коньяка, - перехватив ее между заказами, потребовал я.

- За столик, мои золотые, за столик. Стоя не обслуживаю!

- А лежа?

- Только тебя, мой золотой, но это дорого!

- А его? - Я кивнул на плешивого.

- В порядке очереди. Садитесь, вон там места освобождаются,

- Некогда нам рассиживать, - проворчал плешивый, плюхаясь напротив меня.

- Что будем кушать? - нетрезво тыкая карандашом в блокнот, допытывалась "киска".

Плешивый брезгливо обследовал соседские тарелки и категорично заявил:

- Консервы.

- Минтай в томате, кильки в томате, сом в томате...

- А что-нибудь без мата? - вмешался я.

- Шпроты? - удивленно выдохнула драная кошка. - Пожалуйста. Сколько?

- Десять банок, - сурово решил мой попутчик, - и коньяк!

- Грузинский, азербайджанский, "Наполеон". Какой?

- Никакого. "Смирновская" есть?

- Есть.

- Три штуки и зелени. Мухой!

"Летала" она минут пятнадцать. А когда наконец притащила требуемое, я чуть было не свалился под стол от хохота: все десять банок со шпротами, аккуратно выставленные на подносе, были открыта. Верзила тихо наливался кровью, а ему это вредно.

- Ты что, чокнутая?

- Вот и я думала, неужели съедите?

- Убери, дура, неси целые!