Баоцан Золотой Цикады - Ольга Михайлова

то, что приятно слышать, даже если это далеко от истины и умение держать лицо в любой ситуации, даже когда внутри клокочет праведный гнев от зависти к чужой новому платью. Зависть? Да что вы! Это всего лишь тихая, незаметная печаль о том, что у кого-то что-то лучше. И, конечно, ни одна уважающая себя девица никогда не позволит этой «печали» перерасти в злые козни. Ведь женская дружба — это святое! Особенно, когда есть, кого облить помоями за спиной…

Бяньфу вздохнул.

— В странном семействе ты жил…

— Да, в доме интриги плелись, как паутина. Ложь, искусно замаскированная под заботу, отравляла жизнь, подтачивая доверие к любому члену семьи. Лицемерие лисьей маской скрывало истинные чувства. Улыбки, за которыми скрывалось злорадство, доброе слово, произнесенное с нескрываемым презрением в голосе, — это и есть моё детство. И если мужчины просто били и издевались, то женщины кривлялись, изображали заботу, а за твоей спиной звали тебя недоноском…

— И теперь ты ненавидишь женщин? Но ведь не все же такие, как твои сестры.

Цзиньчан удивленно развёл руками.

— Какая ненависть? Всего лишь недоверие. Просто я знаю, что ставить на искренность женщины может только глупец, и, встречаясь с любой из них, надо быть крайне осторожным, и общаться с ней так же, как с ядовитой змеёй на болоте. И запомни, чем она красивее, тем ядовитее…

Неожиданно Цзиньчан сменил тему.

— Помнишь, ты сказал в пещере, что шарик у тебя в руках побелел. А что-то ещё ты почувствовал?

Бяньфу удивился. С чего бы Цзиньчану вспоминать об этом? Но ответил.

— Я словно стал видеть события немного иначе. Вроде как переосмыслил их. А кстати, почему этот шарик спас нас от призраков в пещере?

На последний вопрос Цзиньчан не ответил, но спросил:

— Переосмыслил и всё?

— Да, больше ничего не помню. Слушай, — осенило вдруг Бяньфу, — если Фэн Ши Юн из Фубина была внучкой Пей Мина, не ему ли принадлежало это сокровище?

— Вполне возможно, — кивнул Цзиньчан, — я уже думал об этом, но это мало что объясняет. Он много путешествовал, бывал в разных землях, и, конечно, мог где-то заполучить этот баоцан. Но тогда получается, что он не знал его силы, иначе не отдал бы шкатулку в приданое дочери. Получается, для него это была просто дорогая вещица и ничего больше.

Бяньфу задумался.

— Но ты говорил, что твои братья слышали, что когда-то в семье была реликвия, которая давала право входа в Гоцзысюэ.

— Верно, но они никогда не описывали её и не знали, как она выглядит. Такое же право на учебу в академии давал и рескрипт императора Сюаньцзуна, они и искали что-то подобное, а про «Глаза Будды» никто из них ничего не знал.

— Но почему баоцан отпугнул призраков?

— Не знаю. Я видел, что призраки шарахались от меня, но нападали на тебя. Что было у меня, кроме меча, еды и баоцана? Ничего. У тебя были пирожки и меч. Я просто вычел два из трех и сунул тебе в руку шарик. Призраки отхлынули от тебя, и мы дали дёру. Но почему баоцан отогнал их, я пока не понял.

— А что ты чувствуешь, когда медитируешь с ними?

— Самое удивительное, что он… меняет меня. Я вижу события прошлого, которые раньше не понимал, но теперь мне открывается их подоплёка. Я понял, кто донёс отцу о моём убежище, и кто пытался на Новый год отравить меня. Всё, как на ладони. И это … тяжело. Я и раньше считал, что мой дом — клубок пауков, а сейчас понимаю, что он — клубок змей. Вступлю в права наследства — вышвырну половину домочадцев.

Злоба, промелькнувшая в эту минуту в глазах Золотой Цикады, испугала Бяньфу. Но Цзиньчан не стал развивать эту тему.

— Однако прошлое — это прошлое. Не стоит погружаться в него — захлебнёшься и утонешь. Но потом эта вещь начала показывать мне … меня. И тут тоже, оказывается, смрада немало. Я много лет думал, что я имею право огрызаться и кусать бьющих меня, но я чуть не позволил своему сердцу окаменеть, а это не истинный путь. Ты послан мне Небом. Твоя искренность помогла мне вернуться на верные стези. Но теперь я и вовсе начал видеть то, чего не было. И понять эту вещицу я не могу. Я, как муравей, что хочет взглядом охватить Небо…

Внезапно разговор друзей был прерван. На дощатое ограждение у пруда упал камень, дважды стукнулся доски и соскользнул в воду. Цзиньчан и Бяньфу выскочили из воды и тут разглядели за кустами Ло Чжоу, заместителя начальника охраны академии, советы которого оказались столько полезны при прохождении подземелья. Он стоял, прижимая палец к губам.

Оба поспешили подойти. Ло не пожелал приветствовать Цзиньчана и Байфу и не тратил время на лишние слова.

— Сегодня ночью Гэ Чжэнь и трое его приближённых явятся сюда после того, как Ван Шанси уйдет к декану. Его только что пригласили. Будьте осторожны.

И растаял за кустами.

Цзиньчан переглянулся с Бяньфу.

— Надоел мне этот Гэ Чжэнь. Он не успокоится, пока не получит.

— Их четверо против нас двоих…

— Вот тебе и настоящий бой к турниру. Мне кажется, Ван Шанси и Бо Миньюнь нам поддаются. Спасибо Ло, знаем, к чему готовится. Подождем, когда учитель уйдет, и поставим ловушки во дворе. Этот Гэ Чжэнь вообще пожалеет, что вышел из дома.

План — это план, всего лишь теория, но на практике даже песчинка, не вовремя попавшая в глаз, может испортить самый продуманный план. Так и случилось на этот раз. Ван Шанси и Бо Миньюнь по приглашению декана Цзянь Цзуна отправились к нему в резиденцию полюбоваться полной луной и выпить по паре чарок. «Пара чарок», разумеется, была поэтическим образом, и на деле означала упиться вдрызг, выжрав на троих пару жбанов вина.

Однако тут случилось нечто совсем уж непредсказуемое. Едва оба вышли из дома и отошли на пару ли, как на Ван Шанси спикировала летучая мышь, которая ударилась крылом о его заколку и в итоге запуталась у него в волосах! Бо Миньюнь растерялся и не знал, что делать. Ему удалось схватить нетопыря, но как вытащить его из хвоста волос, не срезав их? Но Ван Шанси запретил ему трогать волосы.

— С ума сошел? Как я на турнире без волос покажусь? Сейчас вернёмся, и осторожно вытащим его.

И оба повернули обратно. В это время Гэ Чжэнь, незадачливый стратег и бог войны, и его великолепная троица, возомнив себя ночными мстителями, увидев, что Ван