Роль жертвы - Топильская Елена Валентиновна

— А сколько ты думала? Это в Питере квартиры дорогие. А в Коробицине никому на фиг не нужны. Ну вот и смотри, что он может здесь купить на три тысячи. Даже комнаты не купит.

— Подожди, а где его жена живет, раз ты говоришь, что он квартиру продал?

Костик помрачнел.

— Жена... Вот он из-за этого и перевелся.

— Что, жена бросила?

— Хуже. Убили у него жену.

— Господи! — я отставила кружку с чаем и замолчала. — А как убили? Кто?

— Глухарь, — Костик пожал плечами. — Ушла с работы, а до дому не дошла. Нашли труп на берегу речки. Следы сексуального насилия, ребра переломаны.

— Господи, какой ужас, — меня передернуло. Не дай Бог никому пережить такое. — Подожди, ты сказал, что он Техноложку закончил? Он с тобой учился?

— Ну да. А когда в Питере появился, стал искать старые связи, наткнулся на меня. А у нас Кужер ушел, как раз вакансия.

— Ну и как он, ничего?

— Опер он нормальный, грамотный. Жену его жалко, я у них на свадьбе гулял. И надо же так...

— И что, Костик, версий никаких? Городишко-то у них маленький, неужели там такой глухарь может зависнуть?

— Да вот завис. Он сам попытался раскрывать, но ничего не получилось. Тупик. Ну ладно. Ты мне про пятницу расскажи. Меня в главк дернули, я у них до вечера проторчал. Что там? Известная актриса таблеток наглоталась? Надеюсь, ты возбуждать ничего не будешь?

Я помолчала, и Костик насторожился.

— Э-э, э! Насколько я знаю, там чистый суицид, даже записочка имеется. Не хватало мне только убийства известной актрисы накануне главковской проверки!

— Там, Костик, ситуация оценочная, — согласилась я, — но все будет зависеть от того, будет кто-то жаловаться или нет, если мы откажем в возбуждении.

— Подожди, — насторожился Мигулько, — кому там жаловаться? Насколько я знаю, актрисочка одинокая была, разведенная...

— Кто жаловаться будет? Либо бывший муж, либо коллеги по театру.

— Да ладно, — недоверчиво посмотрел на меня Костик. — Так прямо бывший муж и разбежался. Он после развода-то женился, небось?

— Женился.

— А на ком? Небось на лучшей подруге актриски?

— Вот этого я не знаю. Но он с Климановой остался в хороших отношениях.

— Я тебя умоляю! Это он тебе сказал?

— Нет, это мне сама Климанова сказала.

Мигулько уставился на меня.

— Что, мертвая?

— Да почему. Живая. — Пришлось повторить Мигулько про визит актрисы Климановой к дежурному прокурору.

Костик почесал в затылке.

— Ага. Значит, говоришь, лечилась в клинике неврозов...

Я вздохнула. Это еще один довод против возбуждения уголовного дела, причем самый сильный.

На столе Мигулько зазвонил телефон, соединяющий его кабинет с дежурной частью. Мы оба с неприязнью посмотрели на аппарат, как будто он был в чем-то виноват. Мигулько снял трубку, и я через сильную мембрану услышала голос оперативного дежурного. Первую фразу я не разобрала, но увидела, как Мигулько посерел лицом.

— Где? — спросил он сквозь зубы.

Дежурный назвал ему номер отдела милиции.

Выслушав ответ, Костик ударил кулаком по столу и бросил трубку на рычаги.

— Ну что за невезуха! — простонал он. — Бурова задержали на убийстве.

— Что?! — я не поверила своим ушам.

— Что слышала! Говорят, взяли рядом с трупом, пьяный в хлам, слова сказать не может. При нем ксива.

Костик вскочил со своего места, резким движением распахнул сейф, достал кобуру с пистолетом и начал нервно прилаживать ее на себя.

— Костя, хочешь, я поеду с тобой? — спросила я, соображая, во сколько же я попаду домой.

Мигулько благодарно посмотрел на меня.

— Поехали. А то я за себя не ручаюсь. Нет, что-то здесь не так, что-то не так, — бормотал он, закрывая дверь кабинета, быстрым шагом идя по коридору и прыгая по лестнице через ступеньку. Я с трудом успевала за ним и даже, торопясь, больно подвернула ногу. Дожидаясь, пока пройдет острая боль в лодыжке, я подумала, что Костик зря переживал по поводу возбуждения дела об убийстве Климановой; убитая актриса — это еще цветочки по сравнению с опером-убийцей.

До нужного отделения мы домчались за пять минут, поскольку Костик в сердцах не церемонился, полностью игнорировал светофоры и встречные машины и за всю дорогу ни разу не притормозил.

Выскочив из машины перед отделением, он так хлопнул дверцей, что у меня зазвенело в ушах. Я все время отставала от него на пару шагов. В дежурной части отдела милиции соседнего района пожилой капитан за пультом тихо переругивался с главком. В углу два молоденьких милиционера деловито связывали пьяного, который вяло сопротивлялся, при этом ни он, ни милиционеры не издавали ни звука, даже не ругались. Пахло обычным воскресным вечером в милиции — дешевым табаком, сапогами, перегаром.

Костик подлетел к пульту, сунул под нос капитану свое удостоверение и прорычал:

— Мигулько, начальник убойного! Где задержанный?!

Говоря, он пожирал взглядом лежащее на пульте красненькое удостоверение ГУВД Санкт-Петербурга и области, с оборванной металлической цепочкой, которой оно крепится к одежде, — наверняка буровский документ!

Дежурный внимательно рассмотрел фотографию на удостоверении Мигулько и неторопливо поднялся из-за пульта.

— Пойдемте, — сказал он. — А барышня кто?

— Следователь наш, — нетерпеливо отмахнулся Костя.

Я поняла, что надо предъявляться, и вытащила из сумочки свой документ. Дежурный внимательно рассмотрел и его, кивнул и жестом предложил следовать за ним.

Вслед за капитаном мы поднялись на второй этаж, к двери, запертой на цифровой замок. Дежурный набрал код, открыл дверь и пропустил нас вперед, в маленький коридорчик, где располагались кабинеты уголовного розыска. Все двери, кроме одной, были закрыты, а из открытого кабинета доносилось невнятное мычание. Костик, отпихнув нашего сопровождающего, рванул туда так, что аж ветер пронесся по коридору. Дежурный остался невозмутим.

— Я в главк пока не сообщал, — тихо поделился он со мной, — сейчас начальник ваш посмотрит на своего орла, и решим, что делать. Труп мы охраняем, следователя я тоже еще не вызывал.

Заглянув в кабинет, я увидела молодого оперативника, сидящего за столом над какими-то бумажками. Из-за стола он не встал и с интересом смотрел на Костика, который, ворвавшись в кабинет, пробежал к короткому топчанчику возле окна. На топчанчике как-то боком валялся мужчина, руки его были сцеплены сзади наручниками. Его лицо было отвернуто к стене, но даже мне от двери было видно, что оно все в крови, волосы на голове тоже слиплись от крови. Мужчина то ли храпел, то ли хрипел, распространяя вокруг себя чудовищный запах перегара.

Костик некоторое время неподвижно стоял над телом, потом повернулся к оперативнику.

— Что произошло? — спросил он резко.

Оперативник сложил свои бумажки в стопочку и аккуратно подровнял, не торопясь с ответом.

— Гриша, это начальник их убойного, — подал голос из коридора дежурный.

— Понятно, — сказал опер. Он встал из-за стола и, подойдя к Мигулько, протянул ему руку. — Алексахнн. Вашего бойца взял патрульный наряд. Увидели мужика, выходящего из парадной, весь был в крови — лицо, руки. Подошли к нему, а он еле на ногах держится. Только мычит. Ребята проверили документы, у него ксива вашего оперативника. Заглянули в парадную, а там труп.

— Что за труп? — быстро спросил Костик.

— Мужчина, молодой, похоже — черепно-мозговая. Личность пока не установили, документов у него нету. Что делать будем, брат?

Костик не ответил. Он напряженно вглядывался и распростертое на топчанчике тело, потом нагнулся и резко перевернул мужчину на себя. Несколько секунд он смотрел на залитое кровью лицо, после чего оглянулся на дверь и встретился со мной глазами.

— Маша, подойди-ка. — негромко сказал он.

Я подбежала к Костику, наклонилась и тоже заглянула в лицо задержанного. Потом выпрямилась и. повернувшись к Мигулько, отрицательно покачала головой.