Костры иллюзий - Евгения Михайлова

мной ни разу не опускался. Но я понял: ты считаешь, мне надо все рассказать не только тебе, но и этому детективу? И даже Никитину?

– Вот именно. Самое главное – детективу. Это очень профессиональный, разумный и сочувствующий человек, чего я, к примеру, даже не ожидала. Он сам решит, кому будет полезна твоя информация. А для того, чтобы тебе не переживать все два раза, давай рассказ мне пока отложим. Ты боишься моей реакции больше, чем своей. Я боюсь и того, и другого. А требуется спокойный, продуманный и взвешенный контакт с понимающим собеседником, который сумеет схватить суть и правильно выстроить вопросы. Сергей Кольцов, детектив, именно такой. Давай я сразу ему позвоню, и мы втроем встретимся. Возможно, даже в ближайшие часы. Ты только подбросишь меня к дому, я занесу продукты. Если Игорь уже уехал на работу, можем встретиться с Сергеем в нашей квартире. Как тебе такое?

– Даже отлегло немного. Говоришь, клевый мужик? Я только тебе и верю. Особенно после того, как ты мне сказала: «Коля, ты лучше всех, и я бы с тобой была всю жизнь счастлива. Если бы не встретила Лешу. Понимаешь, такому не сопротивляются. Я пошла бы за ним, даже если бы между нами провалилась земля. Перелетела бы». Ты помнишь?

– Да, – грустно произнесла Виктория. – И она таки провалилась. И продолжает проваливаться.

…Они подъехали к дому Виктории, она вошла с пакетами, Николай остался ждать у подъезда. Через пять минут Вика позвонила:

– Он уехал на работу. Оставил мне сообщение и уже позвонил со студии. Поднимайся. Этаж семь, квартира…

Сергей сразу ответил на звонок.

– Привет, Вика. Что-то срочное?

– Возможно. Меня сегодня нашел один… в общем, близкий мне человек. Хотел чем-то поделиться… Но я решила, что сама, без тебя, все равно ничего не пойму. Этот человек – Коля Костин – и сам в большой растерянности. Короче, он там был. Ты понял, где?

– Разумеется, дальше не распространяйся. Мы можем поговорить вместе?

– Думаю, только так и имеет смысл.

– Хорошо. Где и когда?

– Можно у меня в квартире. Игорь уже на работе. А как быстро ты сможешь?

– Постараюсь в течение часа. Позвоню с дороги.

Виктория провела Колю в гостиную. Сама отправилась в кухню, чтобы сварить кофе. Позвонила, как всегда по утрам, матери.

– Привет, мама. Как вы? Все нормально?

– Да, все здоровы, Ваня хорошо спал, с аппетитом позавтракал. Отца удалось уговорить сделать гимнастику…

– Но что-то не так? Голос у тебя какой-то озабоченный.

– Да нет, ерунда. Как обычно. Позвонила Лене, а у нее телефон вне доступа. Я прекрасно знаю, что у нее есть такая привычка – отключать телефон, когда нужно поспать. Девочка очень дорожит сном, с трудом выкраивает для него время. И режима, конечно, никакого нет. Может лечь днем, если ночью было выступление или просто не могла уснуть из-за усталости. Это моя проблема. Позвонила несколько раз, не получилось. Все понимаю, а настроение портится. Все-таки она у нас живет совсем одна. А тут еще эта тяжелая история с ее другом. Извини, что расстраиваю и тебя. Тебе и так тяжело.

– О чем ты, мама?.. С кем же нам делиться своими настроениями, если не друг с другом. Но я не сомневаюсь, что Лена просто отсыпается. У нее же такие нагрузки. Я тоже часто не могу дозвониться. Да и право на плохое настроение никто не отменял. А Лена терпеть не может жаловаться. Все переживает сама. Успокойся.

– Ты права, конечно. Как у тебя? Ничего нового?

– Кое-что есть. Ко мне приехал старый друг. Собирается что-то важное рассказать. Но мы решили подождать детектива Кольцова. Вдруг это ему покажется полезным? Ты помнишь Колю Костина? Так это он.

– Как можно забыть такого яркого мальчика… Он так тебя любил.

– Именно, – согласилась Вика. – Я как раз сказала себе, что никто меня так не любил, как Коля.

– Не говори ерунды, – возмутилась мама. – Все тебя любят. Ты вообще страшно везучая на любовь. Но каждый взрослый человек любит по-своему. Настолько по-своему, что иногда это меньше всего похоже на любовь.

– Очень мудрые слова, мама, – рассмеялась Виктория. – Буду звонить. Целую.

Часть четвертая. Правда – палач иллюзий

Лена и психотерапевт

Лена с трудом подняла тяжелые веки, посмотрела на электронные часы на стене. Шевельнуть рукой, чтобы взять с тумбочки телефон, не было сил. Половина первого дня. Репетиция со скрипачом консерватории сегодня в двенадцать. Должна была быть…

Господи, что же с ней творится? Лена не считала себя «железной леди», но и откровенной слабачкой никогда не была. Ею всегда руководили здравый смысл, разумный расчет и точно выбранное направление к целям. Она могла заболеть, расклеиться из-за мелкой неудачи, затосковать и поворчать на судьбу, которая не сильно старается осыпать ее подарками и сюрпризами. Но она всегда была уверена в своей способности собраться, сделать решительный шаг, совершить поступок, приблизить победу, пусть самую крошечную и заметную только ей одной. Лена – себе хозяйка, и это главное, что знают о ней, наверное, все, кто рядом и не очень.

И вот случилось то, к чему даже не приходило в голову готовиться. Сначала непонятное, дикое несчастье с отцом. Она, конечно, устояла. Не убиваться же, как мама, которая обрекла себя не на жизнь, а на искалеченное существование и самоистязания из-за своей роковой, неистребимой и необъяснимой любви – жалости к сложному до полной нелепости мужу. А он, этот муж и отец, ни с чем не справляется, даже с собственным великим талантом. Горит при жизни в аду и радушно приглашает к себе в компанию ту, кого тоже безумно и безрезультатно любит. Лена не считала себя жестоким человеком, но, узнав о том, что отец, возможно, погиб, она не стала рыдать и рвать на себе волосы. Она никого из близких не шокировала своим мнением, продемонстрировала уместные сожаления и скорбь. Но себе призналась: есть люди, которым легче умереть, чем жить. Папа как раз такой. Его можно пожалеть за бесконечные муки творчества и постоянно воспаленные чувства, за незаживающие раны души, которые он причиняет себе сам, – но не по факту его смерти, если это, не дай бог, так. Умирать не больно. Больно отпускать того, к кому ты приросла.

И тут оказалось, что Лена приросла не к родному папе, а к вольному, красивому парню, в руках которого так блаженно таяло ее тело. И только оно любило Костю, как ей казалось, пока он был жив. А