Трупы Большого театра - Алексей Валентинович Митрофанов

эта Грушева. Тихая такая мышка, а сама умирает от зависти к Молочковой. Кстати, исчезновение Томской многое меняет в театре. И для большинства эти перемены — к лучшему. А теперь в театре развернулась новая интрига: пока не ясно, кто же займет директорское кресло вместо Скромного. Соревнуются как минимум трое: главный режиссер Артемий Ефимович Царедворский, главный дирижер Борис Семенович Грибаков и недавно назначенный председатель Попечительского совета, твой недавний клиент, бывший банкир, Григорий Александрович Овчинников. Да, и он тоже.

— Откуда ты знаешь?

— Сарафанное радио.

— Эх, зря я тогда не посадил Овчинникова, — Андрей Алексеевич усмехнулся.

— А было за что?

— Было.

— Звонок сверху?

Андрей Алексеевич пожал плечами.

— Значит, ты слишком далеко зашел в своем расследовании, и потому тебя и перевели из «экономистов» к нам в «криминал»?

Лицо Андрея Алексеевича побагровело. Он отлично понимал, что имеет в виду Степанов. Сотрудников отдела экономической преступности с легкой руки журналистов прозвали «экономистами». И сейчас Андрей Алексеевич обиделся.

— Слушай, Вася, а ты сам-то как думаешь, жива еще Томская?

— Скорее мертва.

— Ну, и кто убийца? Колись, наконец.

— Наверное, сын или бывший муж.

— Логично. Большинство преступлений совершается на почве бытовухи. Давай, развивай свои подозрения.

— Сыну мать не давала денег, он приобрел в рассрочку дорогую квартиру, полагал, что деньги у матери имеются, злился на нее.

— Откуда тебе все это известно?

— Ну, я же провел несколько допросов. И потом, в вечер исчезновения Томской я и сам был в театре и, когда уже садился в машину, заметил «Ягуар». Потом выяснилось, что это транспортное средство Антона Томского. Я также видел снизу, как в уборной Томской боролись мужчина и женщина. И жена моя это видела.

— Но ты ведь не вмешался.

— Да неохота было ввязываться в семейную разборку.

— Откуда ты мог знать, что это семейная разборка?

— Ну, не муж с женой, так любовники! Все равно не хотелось принимать в этом участие: двое дерутся, третий не приставай.

— А что ты думаешь о Сафьянове?

— Ох, не надо о Сафьянове.

Андрей и Василий рассмеялись.

— И все-таки я тебе, Васька, не верю. Хочешь меня, стреляного воробья, вокруг пальца обвести? Если ты подозреваешь сына и бывшего мужа, почему же до сих пор не допросил их?

— Им высланы повестки. Но Антон так и не явился. А Томского я еще не успел допросить. Все пошло наперекосяк. Меня срочно вызвали в Управление. Кстати, Грушеву и Молочкову я тоже не успел допросить.

— Ой, не верю. Наверняка ты не подозреваешь в смерти Галины Томской ни ее сына, ни бывшего мужа.

— Погоди, Андрей. Пока речь идет все-таки не о смерти, а об исчезновении.

— Но все равно ни бывшего мужа, ни сына Томской ты не подозреваешь. Иначе ты бы уже их по всей Москве с собаками разыскивал.

— Хорошо, признаюсь тебе. У меня есть сведения о том, что в тот вечер в уборной Томской видели нескольких человек, и, значит, версия бытового убийства отпадает. И бывший муж, и сын Томской действовали бы в одиночку. Кроме того, одна из сотрудниц театра якобы видела призрак Томской. Вот. — Степанов показал Андрею Александровичу бумажный листок. Тот пробежал глазами по записке и решительно произнес:

— Ну нет. Это ты к делу не приобщай. Мистика какая-то. Курам на смех.

Степанов поторопился сменить тему разговора.

— На выходные-то куда?

— Как обычно зимой. Подледный лов. — Битнев улыбнулся.

Они еще немного поболтали о том о сем. Степанов окончательно уверился в том, что откровенничать с Битневым не следует. Андрея Алексеевича явно приставили к Степанову специально для того, чтобы вытянуть из Василия Никитича побольше сведений.

Домой Степанов возвращался пешком. Ему вдруг показалось, что за ним кто-то неотступно следует в толпе прохожих. Степанов несколько раз оборачивался, пытался разглядеть преследователя в стеклах витрин, но взгляд его наталкивался лишь на равнодушные лица продрогших пешеходов.

Степанов едва успел переступить порог квартиры, как зазвонил телефон.

— Василий Никитич? — произнес мягкий баритон Сафьянова.

— Да, я.

— Ну, как дела?

— Дела таковы, что закрываем дело об исчезновении Галины Томской.

— Понимаю, понимаю. Всего вам доброго.

В трубке раздались частые гудки. Степанов даже немного загордился. Все-таки не каждый день премьер-министр звонит простому следователю.

Маша предложила ему погулять с Чумариком.

— Нет, не проси. Я умираю от голода.

— У меня все готово, только салат осталось нарезать. Ты пока пройдись немного с песиком, аппетит нагуляешь, а я салат нарежу.

Степанову ничего не оставалось, как согласиться. Он взял Чумарика на поводок и спустился во двор.

У детской площадки следователя кое-кто поджидал. Это оказался Книгин, помощник отоларинголога Грубера. Парень прятал лицо в поднятом вороте зимней куртки, как будто хотел скрыться от каких-то неведомых врагов.

Степанов спустил собачку с поводка и приблизился к молодому медику.

— Здравствуйте, — приветствовал тот следователя. — Вот, жду вас наудачу. Очень хочу побеседовать.

— Да, да, хорошо. Я и сам искал вас в поликлинике, но не застал.

— Я был, но ушел.

— Вы хотите сообщить мне нечто важное?

Книгин молчал, словно собираясь с силами.

Он отступил под дерево. Степанов невольно последовал за ним.

— Все началось с Грубера, — тихо начал Книгин.

— А не с неисправного ларингоскопа?

— Так вы уже все знаете? — Книгин вздрогнул.

— Я опытный следователь и умею придавать значение мелочам.

— Так вы знаете, что этот наконечник повредил связки певице Величаевой?

— И пришлось срочно проводить операцию? Трахеотомию, да?

Книгин испуганно замахал руками:

— Слава богу, до этого не дошло. Я все время толковал Борису Вениаминовичу, что необходимо обновить оборудование. А он еще и меня ругал, когда что-нибудь ломалось.

— Понимаю.

— Ну вот. Борис Вениаминович вытащил наконечник ларингоскопа щипцами и нечаянно повредил правую связку. Вы поняли, да? — Книгин уставился на следователя.

— Это было плановое обследование?

— Нет, Величаева обратилась по поводу легкого ларингита.

— Когда?

— Утром, в тот самый день. Ну, в тот день, когда это случилось, когда Томская пропала.

— В тот же день, — задумчиво проговорил Степанов, поглядывая на весело перебегающего с места на место Чумарика. — Как вы думаете, это случайное совпадение?

Налетевший ветер взвил снежок, легкими хлопьями разлетевшийся по двору. Книгин придвинулся к следователю и горячо зашептал.

— Я совсем случайно знаю... — Ветер заглушал его слова.

— Вы видели, как Томская заплатила Груберу?

— Да.

— Чтобы он повредил связки Вели-чаевой?

Книгин смущенно молчал, но это молчание говорило Степанову больше, чем самые откровенные признания.

— И что же потом? Величаева сильно пострадала?

— К счастью, нет. Но у нее сделался истерический спазм. Хотя, возможно, Томская и Грубер на это и