Летний детектив для отличного отдыха - Татьяна Витальевна Устинова

сквозь зубы пробормотал Плетнев. Руки у него дрожали.

– Да чего там не хочу, я ж тебя не в загс приглашаю, я замужняя! – И тут Валюшка кокетливо захохотала, но вдруг как-то странно перекосилась, ойкнула и пропала с глаз. Послышался какой-то шум и ругательства.

– Я тут на поленнице стояла, – раздалось уже из-за забора, – так она, зараза, возьми и рассыпься! И кто это так поленницу кладет, не руками, а одним местом! Витюш, Витюш, глянь, все развалилось! Леша, ты тут не лезь, в обход иди!

Как будто Плетнев собирался лезть к соседям через забор!

– Леш, давай, шевелись!

Алексей Александрович, специалист в ведении разного рода переговоров, в одну секунду очень отчетливо и раз и навсегда понял, что спорить с Валюшкой не имеет никакого смысла. Она будет приставать до тех пор, пока он не сойдет с ума или не придет завтракать, – и Плетнев пошел завтракать.

В сердцах он чуть не оторвал цепь с калитки, саданул по ней, но звука никакого не вышло, калитка лишь жалобно заскрипела.

– Добрый день.

– Здрасти, – не глядя буркнул Плетнев. Ему некогда было рассусоливать, его ждала Валюшка и сардельки, купленные в Твери задорого!

– Меня Виталий зовут, я Степаныча зять.

Плетнев приостановился.

Молодой мужик, вытирая руки о джинсовые шорты, шел к нему через дорогу.

– Я вас в тот раз не застал, – заговорил он издалека, – вы уехали сразу! А я поговорить хотел.

Плетнев молча смотрел на него. У этого человека вид был вполне городской – плечи и живот абсолютно белые, зато нос и щеки красные, прихваченные солнцем, на ногах вьетнамки. Никто из местных жителей не носил вьетнамок!..

– Вон, в машине копаюсь, – и Виталий подбородком указал на «Волгу», торчавшую задом из распахнутых ворот. – Чего теперь с ней делать, ума не приложу! Говорил ему в тот раз, давай я тебе иномарочку справлю, пусть не новую, зато ездить будет! А он ни в какую! Я, говорит, Витька, всю жизнь на «Волге» отъездил, мне привычнее! Да и запчастей целый воз, куда я их дену? В твою, говорит, иномарку не воткнешь! Так и не купили! А эта три дня ездит, неделю чинится. Три дня ездит…

Плетнев молча слушал.

– А вы… в отпуск, да?

Плетнев пожал плечами.

После холеного жеребца Алмаза все разговоры с жителями и гостями деревни Остров казались ему оскорбительными.

– Я вот что у вас спросить хотел… Да, может, в тень пойдем? У меня от этого солнца вся кожа слезла, и чешусь, как порося…

Следом за Виталием Плетнев зашел на участок Николая Степановича. Первый раз зашел!..

Дом, обыкновенный деревенский, не то что плетневские каменные хоромы, был ухоженным и веселым, и какие-то цветы вовсю цвели в палисаднике, и толстые шмели качались в них, гудели довольными голосами. За домом ровные гряды с зеленью, довольно много, и парник, всего один, никакого коридора, как у его подруги Валюшки. Гамак между старыми яблонями, садовые инструменты составлены возле сарая, все в полном порядке.

Какая-то мысль вдруг пришла Плетневу в голову, некое несоответствие было во всем этом с образом егеря – язви его душу, – что-то показалось ему странным, но что именно, он не смог определить.

– Вы присаживайтесь, – предложил Виталий.

Скамейка возле дома была как будто украдена из парка, с гнутой спинкой, досточка к досточке, на устойчивых ногах, крашена в кастрюльный синий цвет.

– Это все Степаныч плотничал. – И зять вздохнул. – На все руки мастер был! И мужик отменный. А-а, чего там!..

– Леша-а-а! – заголосили с улицы. – Да что за наказанье! Где ты есть-то?!

– Вас Алексеем зовут?

Плетнев кивнул.

– Что вы хотели спросить?

– Я все понимаю, и менты вас наверняка спрашивали, но я так, на всякий случай… Вы той ночью…

– Я ничего не видел и не слышал, – перебил Плетнев, рассердившись. – Шел сильный дождь, а у меня крыша железная, дождь по ней очень шумит! Я не слышал ни-че-го. И ничего не видел.

Виталий покивал, довольно горестно. Он все вытирал о шорты большие волосатые руки, и вид у него был растерянный.

– Как бы мне этого гада… И, словно назло, ну никто ничего не видел, блин! Будто ослепли и оглохли все! Один он у меня был, понимаете? Никого из родни нет больше.

Плетнев точно помнил, что Виталий сказал – зять.

– А дочь где же? Дочь Николая Степановича? Если я правильно понял…

– Умерла давно, – Виталий перестал вытирать руки и колупнул скамейку. – Одни мы были с дедом, а теперь и его не стало! Мне бы только этого гада…

– Вы бы лучше в правоохранительные органы обратились, – дал ценный совет холеный жеребец Алмаз, и мужик махнул на него рукой.

– Да это понятно все! Только кто там чего искать будет, в органах этих! Невелика потеря – деревенский дед! И главное, ведь порешил из своих кто-то, больше некому! Ну, некому больше! Тут никаких чужих сроду не было, откуда им взяться-то?! Чтоб сюда проехать, нужно пропуск получить, а это все непросто…

– Непросто, – согласился Плетнев. Ему пропуск, ясное дело, оформляла секретарша.

– Нужно, чтоб бумага была, в гости едешь или в дом свой, и от шоссе неблизко, просто так ногами не дойдешь! Да ясное дело, свой кто-то!

– Леша, тудыть тебя за ногу! – закричала Валюшка.

– Мне надо идти, – заявил Плетнев.

– Вы, если чего вспомните, скажете?

– Мне нечего вспоминать, Виталий. Я бы с радостью вам помог, но я на самом деле ничего не видел и не слышал.

– Ну, оно понятно. И «Волгу» куда девать, ума не приложу!

Плетнев автоматически посмотрел на машину с раззявленным багажником и поднятым капотом.

Она приткнулась рылом почти к самой яблоне, и было совершенно понятно, что ездила она редко, вон даже трава не примята! А рядом, чуть левее, почти у самой дорожки, ведущей к дому, остались отчетливые, намертво засохшие глубокие отпечатки протекторов.

И это оказались совершенно особенные протекторы!..

Плетнев посмотрел, отвернулся, а потом еще раз посмотрел.

Если бы не зять Виталий, он бы, пожалуй, нагнулся и рассмотрел как следует, но зять топтался тут же, вздыхал и маялся, и наклоняться Плетнев не стал.

– Я к вам загляну еще, – пообещал он неожиданно для себя и вышел на улицу, по которой металась очень сердитая Валюшка.

– Да куда ты девался-то! На столе все, а он гуляет! И мы с утра не евши!

По парниковому коридору с распахнутыми пленочно-реечными дверьми, из которых несло влажной жарой и навозом, они кое-как добрались до беседки, где за круглым столом восседал Витюшка, а через перила, к саду передом,