Рождество с детективом - Ольга Баскова

у Лиды, ей, наверное, нигде не бывает. И тут раздался звонок мобильного Лиды.

– Да, привет, – ответила та. – Ты где? Тогда заходи, конечно. Мы все на месте. – Она разъединилась и объяснила Миле: – Это Геннадий вернулся из Крыма, за Тыквой пришел. Он от подъезда звонит.

Гена вошел с радостной улыбкой, как человек, который обрел свободу и пришел наконец к своим. Он хорошо выглядел, даже загорел немного.

– Как у вас здорово. То ли зоопарк, то ли Ноев ковчег. Я только свою Тыкву тут не вижу.

Лида и Мила смотрели не на него, а на Асю, которая пришла, села на пороге кухни и пристально смотрела на незнакомого мужчину. Подруги ясно видели, как она оскалила свои острые зубки. «Сейчас прыгнет», – с ужасом подумала Мила. Но Лида просто подняла раскрытую ладонь перед собой. Ася зубки спрятала и осталась на месте. Лида повернулась к Геннадию, положила руку ему на плечо, но смотрела на Асю. Она говорила взглядом: это к нам. Это хороший. И Ася вернулась в кухню, освободив гостю проход.

Забавно, что с Тыквой оказалось сложнее. Лида привела ее хозяина в комнату, где рыжая квартирантка сладко дрыхла поперек широкого дивана. Он фамильярно потеребил ее, она открыла янтарные глаза и резко хлопнула по руке своей меховой лапой с когтями.

– Видели, какой характер у этой лохматой дряни? – Гена гордо повернулся к Лиде и Миле. – Львица ты моя дорогая, дура набитая и ненаглядная. Это я. Пошли домой.

Тыква равнодушно повернулась на другой бок и закрыла глаза.

Лида поняла, что сейчас как раз тот момент, когда получится совсем стереть из памяти их жуткое Рождество.

– Гена, мой руки, – сказала она. – У нас ужин и есть кое-что от рождественского пира. Яичный ликер я тогда вообще спрятала для особого случая.

Им было так тепло и уютно, Гена смешно описывал свои приключения, и они засиделись допоздна. Все собаки и кошки ушли спать. А Гена вдруг увидел у своих ног Асю, которая внимательно его рассматривала.

– Ух ты, какая! Как золотая игрушка, – воскликнул он и протянул к ней обе руки с раскрытыми ладонями.

Лида и Мила замерли от испуга, готовые ко всему. Но Ася вдруг поднялась и уткнулась лобиком в большие и надежные ладони внезапного гостя. Наверное, почувствовала в нем родственную душу – путаника и бродяги.

– Гена, ты даже не представляешь, что сейчас произошло, – сообщила Мила. – Тебя принимает враг всех людей в принципе. Я спасла эту маленькую пакость, но она и на меня смотрит, как на прошлогоднюю грязь. Решила, что она персональный ангел-хранитель Лиды.

– Я польщен, мадемуазель. – Гена даже привстал и пожал крошечную лапку. – Можешь не сомневаться: я всегда на твоей стороне… Мне пора, наверное. Скоро мама будет звонить, причем по скайпу, чтобы увидеть меня на своем диване. Но как же я с вами отдохнул, омыл, как говорится, душу вашей несказанной прелестью.

Он ушел с Тыквой в переноске. А Мила задумчиво произнесла:

– Ты заметила, что он посмотрел только на тебя, когда говорил о несказанной прелести. Даже не на Асю. Что говорит о многом. А эта мелкая рыжая лиса не так проста, как кому-то может показаться. Она способна на выбор.

– Только не увлекайся, – отмахнулась Лида. – Твои идеи сразу начинают гнаться за мной, как за дичью.

Ночью она думала о Тыкве, кажется, скучала. А вспомнив, как Гена торжественно и уважительно пожимал лапку Асе, рассмеялась. Добрый человек. Это редкость и великое достоинство. При всей неорганизованности и нелепости Гены доброта уверенно руководит его поступками, потому что он с рождения защищен от зла страстной материнской любовью. «А ты сама такая трусиха и колючка, что даже доброй боишься быть», – привычно упрекнула себя Лида.

Утром ей приснился солнечный сон. Она шла по улице, встречала незнакомых и милых людей, ей все улыбались, а она всех любила до стона и слез.

Анна и Сергей Литвиновы

Первое независимое Рождество

Сало Алена приготовила с вечера. Надо птиц полезной омегой‐6 подкормить, а то в такую холодину семечками сыт не будешь.

Синички суетились у подъезда – чирикали, ждали свою кормилицу. Алена натянула теплые штаны (коленки беречь надо), накинула старый дочкин пуховик и вышла в студеный воздух.

Крещенские морозы нагрянули досрочно, до Рождества. Воздух дрожал ледяным маревом, дворник Фарух обрядился в тулуп и балаклаву. Недоброжелатели из подъезда ворчали, что Аленины питомцы разносят птичий грипп и загадили весь козырек, но Фарух против кормушек не возражал. Сейчас тоже – отставил лопату, помог развесить на деревьях в палисаднике кусочки сала на нитках. Синицы с восторгом облепили угощение. Дворник улыбнулся:

– Жаль, мне свинину нельзя.

– Держи тогда карамельки. – Алена протянула полную горсть.

Дешевые, но очень вкусные, в ближайшем магазине набрала на распродаже.

Пробовала малышей во дворе угощать, но мамаши одергивали:

– Не надо наших детей дешевой химией травить.

А Фарух просиял:

– Спасибо тебе, Алена Андреевна.

Она всегда старалась сделать приятное – и людям, и птицам. Жаль, радовать особо некого. Муж давно умер, дочка далеко, родственников нет.

Когда-то будильник всегда стоял на шесть тридцать утра. Сейчас, на пенсии, разнежилась, поднималась в девять. Двор пуст, все при деле, учатся, работают.

Только Макаровна с первого этажа форточку приоткрыла, зовет:

– Зайди!

По документам они почти ровесницы, обе пенсионерки. Но если соседка давно и неумолимо признала себя старухой, то Алена причитания о болячках и скорой смерти терпеть не могла. Если изредка хворала, крепилась, не жаловалась никому.

Впрочем, ее возрастные проблемы с бедами Макаровны и не сравнить. У той артроз четвертой степени, ходит с трудом, боли мучают постоянно.

Вот и сейчас завела:

– Ох, Аленка, плохо мне! Ночами не сплю, до туалета еле ковыляю. От Маруськи – помощи никакой.

Постоянная песня. И несправедливая. Макаровна жила с дочкой Марусей, и та матери служила беззаветно. Ухаживала, исполняла все капризы, искала хороших врачей, квоту на протезирование сустава пыталась пробить.

Алена Андреевна ее жалела. Девушка давно на выданье. Надо личной жизнью заниматься, а не вокруг капризной старухи целыми днями прыгать. Но Макаровна считала: дочь она вырастила, выкормила, в институт «поступила», так что та должна теперь отдавать ей долг.

Жаловалась с лицом скорбным:

– Боли у меня адские, прошу какой день Маруську лекарство редкое достать – до сих пор не соизволила! И на Рождество в церкву вести артачится. Неблагодарная!

Взглянула просительно:

– Давай карты раскинем: может, дела у нее какие амурные?

…Алёна очень давно – в раннем детстве – научилась гадать. По «слепому» пособию-ксероксу. «Шестерка» –