Сценарии судьбы Тонечки Морозовой - Татьяна Витальевна Устинова

В таком случае Сашу следует подозревать и в убийстве тоже?..

– О чем ты так напряженно думаешь? – спросила эта самая «подозреваемая». – Я прямо слышу, как у тебя жужжит в голове!

– Ни о чем, – спохватилась Тонечка. – То есть о странных происшествиях в Дождеве!

– О каких?

– Может быть, Лидию Ивановну убили.

– Я в это не верю, – быстро сказала Саша. – Ты меня прости, но не верю!

– На следующий же день в храм залезли грабители и надавали нам по голове.

Саша машинально потрогала лоб с поджившим шрамиком.

– Да еще как ловко надавали-то, – продолжала Тонечка. – Мы никого так и не увидели! И батюшка тоже не видел.

– Когда мы пришли, отец Илларион уже без сознания был, – напомнила Саша. – И не мог видеть, как на меня напали. Как ты думаешь, он заявление написал? Помнишь, он собирался?

Тонечка кинула в стоячую воду прутик. Вода лениво шевельнулась, как тяжелый коричневый шелк.

– Сапожник дядя Арсен мне рассказал, что у старой княгини были какие-то замечательные туфли, много пар! Он сказал, что такие туфли шил на заказ какой-то знатный армянский сапожник, единственный в Москве.

– Тоня, – с изумлением спросила Саша, – какой дядя Арсен? Где ты его взяла?

Тонечка махнула рукой в сторону леса, словно там прятался сапожник дядя Арсен.

– В будке на углу. Он сидит там пятнадцать лет, латает обувь и всех в городе знает. Лидия Ивановна иногда угощала его кофе и… – Тонечка вздохнула, – целой курицей. Он сказал, что у Лидии Ивановны вся обувь сшита на заказ в ГУМе.

– Когда это в ГУМе шили обувь на заказ? – насмешливо спросила Саша. – При Сталине?

– Дядя Арсен утверждает, что этой обуви сносу нет, хоть сто лет прослужит. А он знает толк!..

– Тоня, ты такая фантазерка!

– У старой княгини обувь была сшита на заказ, – продолжала Тонечка упрямо. – Племянница Натали, помнишь, роняла слезы по поводу того, что ее обделили и ей не достанется ни крохи от семейного пирога.

– Джон Б. Пристли, – кивнула Саша.

– В храме полным-полно дорогих вещей, которые когда-то дарил бандит по кличке… Самосвал.

– Бензовоз, – поправила Саша. – Дима Бензовоз.

– Точно! – воскликнула Тонечка. – Вот видишь, как много всего!

– Чего много?

– Сокровищ вокруг нас, – выпалила Тонечка и посмотрела на Сашу очень близко. – Или легенд о них. У Лидии Ивановны были какие-то сокровища, по крайней мере, так думает ее племянница. У отца Иллариона в храме они на самом деле есть, и он даже просил вдову бандита избавить храм от бремени их охраны.

– Подожди, подожди, – Саша поднялась с поваленного дерева и стала ходить по траве туда-сюда. – Ты хочешь сказать, что в Дождеве действует шайка? Которая охотится за сокровищами?

Тонечка торжественно кивнула:

– Вот именно.

Саша остановилась, посмотрела на нее и засмеялась. Нагнулась, сорвала желто-фиолетовый цветок и преподнесла сценаристке.

– Тоня, – с чувством сказала она, – ты точно должна писать романы. Первая премия за интригу!

Тонечка обиделась.

– Хорошо, тогда как ты объяснишь то, что происходит?

Саша вздохнула, приблизилась и положила ей руку на плечо, словно утешая:

– Тонечка, так ведь ничего и не происходит. Лидия Ивановна… просто умерла. Занемогла, отправилась за помощью, но не дошла. В храм забрались какие-то местные гопники, чтоб стянуть деньги из кассы. Мы им помешали, они нас растолкали и убежали.

– А шторы? – воинственно спросила Тонечка. – А камея?

– Шторы? – переспросила Саша. – Ах, шторы! Ну, Лидия Ивановна их сама задернула, потому что плохо себя чувствовала и не желала, чтоб с улицы было видно, как она лежит на диване. А камея потерялась.

Должно быть, это было единственно верным объяснением, и уж точно оно было гораздо разумней Тонечкиных фантазий и нелепых подозрений…

Но она чувствовала – словно ей об этом сказала сама старая княгиня! – что все не так просто. Что-то стоит за событиями, которые стали происходить в Дождеве в последнее время.

…И еще произойдут!

Они сидели на бревне довольно долго, а потом терпеть стало невозможно. Вокруг вились тучи комаров – лесных, привязчивых, – и не спасали никакие веточки, которыми Саша с Тонечкой пытались от них отмахиваться.

– Что же это за безобразие такое? – говорила Саша, во все стороны размахивая руками. – Что за свинство? Когда мы отсюда выберемся?

– Нужно в дом идти, выхода нет. Нас тут загрызут насмерть.

Спотыкаясь и путаясь в траве, они добрались до сторожки, зашли и закрыли за собой дверь.

Тонечка сразу же стала с остервенением чесаться.

– Прекрати, – велела Саша.

– У меня четвертая группа крови, – пропыхтела Тонечка. – Меня жрут так, как никого не жрут. И потом я чешусь неделями!

– Значит, тебе нельзя расчесывать укусы!

– Я не могу-у-у! – провыла Тонечка.

– Вот наказанье, – выговорила Саша с досадой. – Зачем мы тогда на улице сидели, нужно было здесь сидеть!

Она зажгла свет в крохотном подобии кухоньки и стала шарить на полках.

Тонечка чесалась и рычала.

Саша нашла соду и какую-то тряпицу, налила в чашку воды, приказала Тонечке стоять смирно и стала мазать укусы.

– Слушай, ну, это катастрофа, – сказала она в конце концов. – На тебе живого места нет! Когда они успели так тебя искусать? Мы же все время вместе были!

Тонечка приподняла с шеи кудряшки, чтобы Саша помазала и шею тоже.

Сода, конечно, не помогала, но возня немного отвлекала от чесотки.

– Я же тебе говорю! У меня всегда так!

– Значит, тебе нужно ходить в скафандре.

– Родион изобразил тебя в скафандре на космической станции, – ни с того ни с сего вспомнила Тонечка. – Ты его попроси, он тебе покажет.

– Хороший мальчишка, – сказала Саша от души. – Ты правильного парня вырастила.

– Я его не растила, – возразила Тонечка. – Он достался мне готовым.

– Что это значит?

– Он рос в детдоме до последнего времени, – объяснила Тонечка. – А потом Саша, мой муж, его нашел, и мы его забрали. Он Сашин сын. А у меня дочь Настя. И еще… Даня. Он не сын, но как бы тоже сын. В общем, это долго рассказывать. Они сейчас в Москве с моими родителями. То есть с мамой и ее мужем. Ее муж как раз папа Дани.

Саша даже рот приоткрыла от изумления:

– То есть ты хочешь сказать, что Родион…

– Ну да, – нетерпеливо выговорила Тонечка и вновь принялась чесаться. – Я ему не мать, а ехидна. Помнишь старый фильм «Евдокия»? Там одна дура ребенка подкинула и написала записку: я, мол, ему не мать, а ехидна!..

– Подожди, – остановила ее болтовню Саша. – Как это возможно? Он относится к тебе абсолютно как к матери, и ты к нему как к собственному ребенку! Да он на тебя даже похож! И нос, и волосы кудрявые…

– Саш, помажь еще, а? Терпения никакого