Город в когтях зверя. Детектив советской эпохи - Елена Архипова

очередной дом, Света вышла очень быстро, в глазах её был ужас. Побелевшими губами девушка прошептала: «Он».

ГЛАВА 12. «ТРУДНО ЛИ БЫТЬ… ПОНЯТЫМ?»

«Много профессий хороших и разных», — сказал классик. Понятой — не профессия. Хобби? Нет. Понятой — случайность. По мнению большинства граждан — неприятная. Если уж нам не хочется быть свидетелями, коли уж так вышло, то понятыми — и подавно… Хотя, с другой стороны, в человеке всегда жило любопытство, а статус понятого — это возможность узнать что-то первым, тем более узнать что-то сенсационное.

Виктор Готлибович смотрел телевизор и не помышлял о том, что всего через несколько минут он станет свидетелем настолько драматической сцены, что впечатлений от неё хватит на всю жизнь. Жена что-то мыла на кухне, прозаически позвякивая посудой, Жанна учила уроки в соседней комнате, рядом мирно дремал огромный сибирский кот. Окна начали затягивать сумерки, дом окунулся в покой и полудрёму. «Мужчины в доме есть?», — донеслось до слуха Виктора Готлибовича. Он вышел на кухню — голоса принадлежали гостям в милицейской форме. «Есть, конечно, а что случилось?», — хозяин в недоумении посмотрел на жену, та с ответным недоумением — на него… На голос вышла Жанна, которая поняла сразу: визит блюстителей порядка должен иметь одну причину — гибель Веры. «Что, нашли того, кто убил Веру?», — спросила она. Но мужчины, словно не услышав её вопроса, обратились к отцу: «Вы не могли бы пройти с нами? — нам нужен понятой». «А, пожалуйста, пожалуйста, я сейчас», — Виктор Готлибович засуетился, собрался, и через минуту они вместе уже стучали в дверь дома напротив, чтобы пригласить с той же целью и соседа.

Уже по дороге выяснилось, что идут они в дом, расположенный неподалёку, Об его обитателях Виктор Готлибович знал примерно то же, что и обо всех соседях: в доме, разделённом на две половины, живут две семьи — родители и молодожёны с дочкой. Может, и не совсем молодожёны, но люди очень молодые: он, кажется, шахтёр, она… место работы жены соседа Виктор Готлибович не знал. Ах, да, вспомнил, что о них рассказывала дочь: Жанна ходила в гости к соседям на день рождения, ещё цветы срезала в палисаднике, целую охапку. Было это в день исчезновения её подруги Веры. Что-то дрогнуло в душе, вспомнился вопрос дочери. «А что, убийцу нашей соседки не нашли?», — обратился он к попутчикам. «Нашли, вот к нему и идём, как раз для этого вы нам нужны», — они уже входили на крыльцо, дверь была открыта, за дверью, как ни странно, было очень тихо.

Виктор Готлибович вспомнил сегодняшнее утро: они с женой перебирали выкопанную накануне картошку, когда увидели, как одна за другой проехали две машины: сначала — милицейская, за ней — «скорая». «Господи, — всплеснула руками жена, — неужели опять кого-то убили? Да до каких же пор всё это будет продолжаться?!». Она не ошиблась: убили соседку, девочку лет семнадцати. «Неужели это одних рук дело?», — подумал Виктор Готлибович, войдя в комнату. И тут он увидел убийцу. Этого симпатичного парня он встречал много раз на улице, в автобусе, вспомнил вдруг, что как-то, придя с работы, стал свидетелем ссоры матери с дочерью. «Зачем ты туда ходишь? — ворчала мать, — что они тебе за компания: семейные люди, старше тебя…» «Да я не одна, мы же вместе с Леной, — оправдывалась Жанна, — да и не часто там бываем». На вопрос, куда ходит дочь, жена только махнула рукой, тут вошла соседка, и разговор разом стих.

К понятым обратился человек с погонами старшего лейтенанта (кажется, его фамилия была Носов или нечто похожее — забылось со временем), объяснил их обязанности, указал рукой на сидящего с опущенной головой парня: «Вот, нашли всё-таки: думали, волкодав матёрый по городу ходит, да не один — со сворой, а тут — слизняк. Моя бы воля — не таскал бы я его по судам, а хлопнул прямо на месте». Парень дёрнулся, ухмыльнулся, но промолчал. Заплакала его мать, что-то причитая, но слёз, видимо, было выплакано столько, что она умолкла тут же, отрешённо глядя в угол. В доме пахло краской, извёсткой, чем-то прохладным и свежим — недавно был сделан ремонт, ещё не просохла печь, сияя боками выкрашенными алюминиевой краской, а на окнах не было штор. «Осторожно, в краске не испачкайтесь», — предупредили вновь пришедших.

Между двумя окнами, прислонившись к стене, стояла молодая полная женщина с явными признаками беременности, её Виктор Готлибович тоже встречал раньше. «Наверное, это и есть сестра подруги Жанны», — подумал Виктор Готлибович. Глаза женщины были заплаканы, но лицо выражало живой интерес ко всему происходящему, будто она боялась: вот-вот случится что-то ещё более страшное, нежели произошло уже, и следила за каждым жестом присутствующих, словно хотела защитить этого обречённого человека, бывшего её мужем, свою семейную жизнь, свой кров, куда ежедневно вкладывала душу и силы. С каждой найденной вещью на лице её появлялось какое-то вымученное удивление и боль. На вопрос, знала ли она, чем занимается её муж, женщина резко замотала головой, закрыла лицо руками и разрыдалась.

Оружие, найденное при обыске в доме Щербакова (из материалов уголовного дела)

Обыск между тем продолжался. К найденным на чердаке боеприпасам (патроны, рожки от автомата и детали пистолета) прибавлялись всё новые вещи-улики: проигрыватель и несколько норковых шапок. «Он, оказывается, ещё и грабил, — подумал Виктор Готлибович. — Интересно, знала всё же жена или нет? Неужели скрывал?» Он посмотрел на Ирину, встретился с ней взглядом, та отвела глаза и опять расплакалась. Похлопав по карманам рабочей одежды, висящей у двери, милиционер сунул туда руку и вытащил женские часы марки «Электроника». На браслете чётко виднелась засохшая кровь. Это были часики последней жертвы. Через несколько минут принесли кроссовки, маленькие, почти детские, с белыми шнурками — сосед нашёл в огороде. Кроссовки тоже принадлежали Лене. Поиски продолжались. Проверили кладовку, перетрясли каждую тряпку в шифоньере. В куртке нашли золотую цепочку и серьги. Золото принадлежало Вере Кудесниковой.

Лицо убийцы, казалось, не выражало ничего: он говорил, будто не о себе, а о ком-то постороннем, не имеющем к нему никакого отношения. Он был, словно игрушка-автомат, заведённая на определенное время. Заводом этим был очередной вопрос, касающийся каждого убийства. Он признался сразу во всех, рассказывая подробно, на вопросы отвечая чётко. Сам задал лишь один вопрос: «Меня расстреляют?». «А ты-то как сам думаешь?» — вопросом на вопрос ответил допрашивающий. «Думаю, да» «Ну, так что же тогда спрашиваешь?» Вопрос, действительно, был неуместен.

Допрос