Цезарь: Крещение кровью - Владислав Викторович Морозов

— Брат.

— Ага, брат... А дверь зачем вышибать? Так нельзя сказать?

— Ника, я же говорю — он бешеный.

Лена, вернее, Наташа ушла в комнату. Ника с нескрываемым ужасом смотрела на Сашку, а тот с издевкой стал извиняться:

— Простите, девушка, ошибочка вышла. Но я не люблю, когда меня маринуют под дверью, а потом еще и крик поднимают.

— А-а, понятно... — Растерянная Ника на всякий случай отошла от него подальше. — Значит, ты — ее брат. Не тот, которого за изнасилование на семь лет посадили?

Сашка удивился.

— Насколько мне известно, я — ее единственный брат. Но никогда не сидел. Тем более — по 117-й.

— Ну, как же... Мы же ездили к вашим родным на «Домодедовскую», к отчиму и дяде... Отчим весь из себя набалатыканный, фу-ты-ну-ты-пальцы-гнуты, весь татуированный, крутой — куда деваться. И он сказал, что работал баландером, так, кажется, и видел тебя в Бутырке. Такие гадости рассказывал!

— И давно это было? — насторожился Сашка.

— Перед Новым годом. Знаешь, мы еле унесли ноги оттуда.

Саша переглянулся с Валерой:

— По моим расчетам, ему еще сидеть и сидеть. С чего бы это его раньше выпустили? Ладно, потом разберемся.

— Так ты не сидел? — не отставала Ника.

— Если только на лекциях в институте.

— А где ж ты был все это время?

— Дома, естественно. Я давным-давно живу в другом месте.

Из комнаты выглянула уже одетая Наташа.

— Саша, ты еще четверть часа подождешь?

— Можешь не особо торопиться. Институт я в крайнем случае прогуляю, а на работу мне только вечером.

— Да, но ей-то на работу с утра! — возмутилась Ника.

— На какую? — удивился Сашка. — Какая может быть работа, если мы друг друга четыре с половиной года не видели?

— Но ее же уволят за прогул...

— Значит, не будет работать, вот и все. И хватит с нее этого безобразия — какая-то работа, наемная квартира... Я своей сестре не позволю вести такой образ жизни.

В предвкушении расставания с подругой Ника заметно погрустнела и наверняка жалела, что у нее нет такого брата. И даже постоянного приятеля нет. Она с надеждой взглянула на Валеру:

— Забираете ее? А меня хоть изредка навещать будете?

— За себя не отвечаю, — пожал плечами Валера. — У меня времени нет.

Ника все поняла и ушла помогать Наташе собираться. Валера скривился — он терпеть не мог, когда женщина натягивает на себя самую жалкую из всех имеющихся в ее распоряжении личин.

Сашка прислонился к стене, закрыл глаза.

— Яковлев, — негромко позвал он. — Я тебе медаль выдам. Золотую. Большую, чтобы ты ее только волоком таскать мог. Я ж Наташку пять лет мертвой считал, даже урну с пеплом в Москву перевез... — он засмеялся. — Господи, я не верю ни своим глазам, ни своим ушам... Валер, я не сплю?

— Не знаю. Я не сплю точно, потому что спать мне очень хочется.

— Да? — Сашка прошелся по коридору. — Нет, но бывает же такое! Пять лет я думал, что ее больше нет, пять лет почти каждую ночь видел ее в кошмарных снах... Все, самое главное — она жива и здорова. Но тебе, Яковлев, я этого не забуду. Я в долгу перед тобой.

— Спасибо. Позволь тебе напомнить: кто-то когда-то поступил вопреки установленным им же законам, послушавшись интуиции и оставив мне жизнь. Будем считать, что я вернул долг за Воронеж.

Сашка смотрел на него с изумлением:

— Ну, Яковлев, ты даешь... Более странных людей я еще не видел.

— Саш! — позвала Наташа из комнаты, и голос ее был растерянным. — Слушай, эти сборы — дело долгое. Тут и зимние вещи, и все такое... У меня просто все валится из рук. Может, я потом их соберу?

— Наташа, я же тебе сказал: бери только то, что тебе дорого. Что тебе нужно как память, просто любимые вещи. Игрушки, безделушки, фотографии — то, что для тебя представляет ценность и с чем ты не хочешь расставаться. Все остальное купим.

- Тогда я готова.

Она на прощание расцеловалась с Никой. Ника подставила Валере заплаканное лицо — чтобы поцеловал на прощание; Валера чмокнул ее в щеку и быстро отвернулся, чтобы не видеть умоляющих глупых глаз... Пожалуй, эта сторона его работы была одной из самых неприятных. Спустившись на первый этаж, он вздохнул с нескрываемым облегчением. А Сашка в эгоизме счастливца ничего не заметил. Одной рукой он обнял сестру за плечи, в другой нес ее сумку; Валере показалось, что тот сегодня не пойдет ни в институт, ни на работу. Наверное, Сашка в эту минуту даже был рад, что его команду законсервировали и нет риска в любую минуту получить срочное задание.

В машине Наташа сказала:

— Нику жалко. Она теперь одна останется.

— А меня тебе не жалко? — возмутился Сашка. — Я пять лет терзаюсь! А я, между прочим, твой единственный родной брат.

— Я помню об этом. Естественно, между подругой и тобой я выберу тебя. Мне просто жаль ее.

— Ты лучше скажи, как могло так получиться? Мы же тебя по всей стране искали! Откуда взялось это свидетельство о смерти?

— Саша, это ужасное недоразумение. Я еще в Москве познакомилась с девчонкой, у нее были очень серьезные неприятности с милицией, а меня... — Она запнулась, бросив взгляд в сторону Валеры, но потом продолжала: — Меня армяне, друзья Рамова, запугали до предела. И мы с Ленкой решили уехать из Москвы куда глаза глядят. Устроились в колхоз по моему свидетельству о рождении, паспорт

Я там получала, все нормально было. Потом Ленка заболела. А там колонии вокруг, и ее врач не хотел в больницу без документов брать. Я в суматохе сунула свой паспорт, чтобы у нее не было неприятностей и милиция на нее не вышла бы. Я не думала, что она умрет... Когда я выбралась в областной центр, в больницу, то уже было поздно. Мне так жалко ее, она такая хорошая девчонка была...

— Не горюй, Наталья, - ободрил ее Сашка. — Зато у тебя неприятностей больше не будет. Восстановим тебе все документы... Редкую проблему я не могу решить.

— Ты у нас волшебником стал? — шутливо спросила она.

— Ага.