Перстень Иуды - Корецкий Данил Аркадьевич

– Пожалуй, – согласился Кфир. – Обустроимся, и я заберу мать к себе.

– Давай, как стемнеет, встретимся у овчарни, – предложил Яир. – На, забери это на всякий случай…

Он передал товарищу перстень, кинжал и свои монеты…

Солнце еще не опустилось за горизонт, когда Кфир подошел к условленному месту. Здесь почти ничего не изменилось. За неровной стеной овчарни блеяли овцы, вытоптанная и выжженная трава пожухла, изгородь потемнела и обветшала. Зато в увесистом дорожном мешке теперь было много продуктов, рассчитанных на долгую дорогу. Именно отсюда очень давно они отправлялись к Желтым Скалам, только тогда Яир пришел первым, а он опоздал. Дневная прогулка затянулась на десять лет. Во что выльется их нынешний поход?

Как всегда, быстро упала темнота, зажглись звезды – куда более яркие, чем в Риме. Яира почему-то не было. Кфир испытывал странное беспокойство. Ему казалось, что сегодняшняя ночь исполнена особого, угрожающего смысла: на пустых обычно улицах кипит неведомая, не сулящая ничего хорошего жизнь, угадываются зловещие бесплотные тени. Он надел на палец перстень и зажал в кулаке кинжал. Это его успокоило. Но где же Яир?

Внезапно вдалеке раздался то ли резкий крик ночной птицы, то ли предсмертный визг приносимого в жертву барана. Послышался какой-то шум, крики, и почти сразу в непроглядной темноте взметнулось пламя. А через несколько минут невдалеке разгорелся еще один огромный костер…

Крадучись вдоль покосившихся, вросших в землю домишек, Кфир направился в сторону пожарищ. Он знал, что там увидит, но старательно прогонял это знание, делая вид, что оно находится вне его мозга и только робко скребется снаружи… И промелькнувшие мимо черные тени в наброшенных капюшонах он тоже постарался не заметить. Мало ли что может привидеться в душной иудейской ночи…

Глинобитная лачуга уже обуглилась, пламя догорало, в желтовато-красных сполохах белело изрубленное обнаженное тело Яира, прибитое вниз головой гвоздями к стволу толстенного платана. Именно это знал сын водовоза, когда возвращался к дому друга. Но ему еще предстояло убедиться в справедливости второй части своего знания…

На негнущихся ногах Кфир двинулся к собственному дому, когда-то добротно выстроенному водовозом Рафаилом. Внутри было много мебели, поэтому огонь еще не утолил свой голод и языки пламени с силой рвались из окон каменной коробки и из-под черепицы. Матери во дворе не было. На его вопрос соседи – Гевор и Броха лишь развели руками и указали на пожарище. Но больше добиться от них ничего не удалось.

На другой день, выполнив скорбные похоронные процедуры, Кфир навсегда покинул Гноц и отправился в Ершалаим.

Часть вторая

Поручик Годе

Глава 1

Выкуп лазутчика

1799 г. Ливийская пустыня

Налетающий резкими порывами ветер бросал в лицо мелкий песок. Люсьен Годе отворачивался, щурился, тер глаза – все напрасно: резь не проходила, по щекам то и дело катились непроизвольные слезы.

Мимо на выносливых и злых дромадерах проскакали бедуины в изначально белых, но затертых до неопределенного цвета бурнусах. Они звенели железом и оставляли за собой шлейф запахов пустыни: человеческого пота, песка, сгоревшего пороха и верблюжьего навоза. Казалось, что беспощадные воины пустыни атакуют огромное красное солнце, уже коснувшееся нижним краем песчаного горизонта и готовое скрыться за барханами, погрузив окрестности в непроглядную темноту южной ночи.

Если бы внимательный взгляд опытного соглядатая обнаружил эту кавалькаду в самом центре французского лагеря, то тайный договор о союзе, заключенный генералом Дезэ с шейхом племени хенади, стал бы явным, и Ибрагим-бей мог изменить свои планы… Допустить такое было нельзя, и поручик Люсьен Годе проверял посты охраны со всей строгостью и скрупулезностью дежурного офицера.

Поручик ехал вдоль вершины бархана на уставшем коне, в сопровождении двух конных егерей и переводчика-араба, который хорошо знал местные диалекты, но довольно слабо владел французским. Люсьен был высок, широкоплеч и прямо держался в седле. Крупные черты лица, квадратный подбородок, грубая, иссеченная песком кожа придавали ему мужественный и воинственный вид… Глубоко посаженные серые глаза покраснели, но по-прежнему внимательно рассматривали враждебный европейцу окружающий мир пустыни, где за каждым барханом могла подстерегать смерть, неважно, в каком обличье: черной гадюки, фаланги, охотника за головами из какого-либо бедуинского племени либо разведчика-мамлюка…

Ветер стих, улеглись песчаные смерчи, значит, воспаленные глаза получат возможность немного отдохнуть. Прищурившись, Годе оглянулся и с высоты осмотрел лагерь. Тут и там между выгоревшими палатками пылали костры, солдаты, составив пирамидами ружья с примкнутыми штыками, готовили ужин, подгоняли снаряжение или просто отдыхали. Издали тысячи темных фигур, копошащихся на белом песке, казались огромной стаей ворон, слетевшихся туда, где можно чем-то поживиться.

Но впечатление было обманчивым – на самом деле «поживиться» тут было нечем. Вокруг расстилалась бескрайняя пустыня с руинами храмов давным-давно погибшей культуры, с геометрически четкими громадами неподвластных времени пирамид, с затейливыми силуэтами пальм, будто вырезанными из черной бумаги бродячим художником. Ветер пустыни медленно гнал песок, и тот, змеясь, постепенно засыпал разрушенные статуи Ра или Осириса.

Люсьен Годе вздохнул, вспоминая гранатовые рощи и фиговые сады Даманхура, хрустальные ключи и пальмовую тень оазисов. Он плохо переносил суровый быт пустыни, особенно нехватку воды, исключающую освежающую ванну. Но каждый офицер и солдат непобедимой армии должен с честью переносить трудности и тяготы службы. Завоевание Египта создаст плацдарм для удара по английским владениям в Индии. Для этой цели и был сформирован экспедиционный корпус, включающий 24 300 пехотинцев, 4000 кавалеристов и тысячу человек нестроевого состава. Корабли экспедиции вошли сразу в пять египетских портов, и боевые порядки французов уверенно двинулись в глубь Африканского континента.

Четыре с половиной тысячи солдат высадились в Марабуте, близ Александрии. Именно в этой части группировки Годе командовал кавалерийским эскадроном. Египет находился под властью султана Мехмеда Али, поэтому им приходилось сражаться с турецкими мамлюками – отборными солдатами, опытными и неустрашимыми. Французы с марша вступили в бой и разгромили противника, заняв Кум-Шариф, Аль-Кам, Абу-Нешаб, одержали победу над англо-турецким десантом в Абукире. Разбив мамлюков в сражении у пирамид, они захватили Каир.

Около двух тысяч пехоты и три конных эскадрона выдвинулись к Эль-Гизе. Но Ибрагим-бей, бывший комендант Каира, перегруппировав силы, двинулся на окружение французов. Предстояла решающая битва, и помощь местных племен могла сыграть в ней определяющую роль. Только бы вражеские шпионы не проникли в эту тайну…

Из-под копыт коня стремительной змейкой скользнула черная гадюка, яд которой убивает человека за несколько минут. Люсьен Годе снял перчатку и протер воспаленные глаза. Часовые исправно несли службу, ни один пост и ни один секрет не вызвал замечаний.

Ничего удивительного: солдаты таковы, каков их командир. А Бонапарт хороший главнокомандующий, он умеет поддерживать дисциплину и подавать пример смелости и самоотверженности. Не побоялся ведь посещать чумные госпитали – дарил подарки больным, ободрял их добрым словом, поддерживал врачей в исполнении их нужд. А главное – он показал всем, что чума не так страшна, как о ней думают. Сам Наполеон учится у великих. Рассказывали, что по его приказу вскрыли гробницу фараона, и он два часа простоял неподвижно, всматриваясь в мумию Рамзеса и слегка шевеля губами, вроде разговаривая с властителем Египта…

Проверив самый отдаленный пост, Годе развернул коня и направился обратно в расположение части. Егеря и переводчик, держась на некотором расстоянии, двинулись за ним. Копыта коней увязали в мягком песке, песчинки взлетали легкими облачками и тут же оседали обратно. Ящерицы, напитанные трупным ядом фаланги, и пустынные мыши то и дело прыскали из-под подков в разные стороны.