Фредерик Дар - Дама в черной вуали

* * *

Что бы ни было, но завтрашний день приходит всегда. В моей команде состояние эйфории. Пино познакомился с американкой, а Берюрье тут же покорил ее. Он не стал держать это в тайне, а поспешил поделиться с нами радостью своей победы. Великолепная женщина: первый ее муж торговал галстуками, второй был развратником, третий продавал вареные сосиски, четвертый содержал бакалейный магазин и аптеку.

— Я очень давно искал подобную женщину,— заявляет он.— Если бы вы только увидели ее обнаженной! У нее тело принцессы...

— От которой сбежало четверо мужей,—желчно язвит Пино.

— Что ты понимаешь в этом! Ты бы целовал ей ноги, если бы она досталась тебе... Что это за женщина!.. Да, она просит, чтобы я обучил ее любви по-французски...

— Становишься профессором.

— Пусть тебя это не волнует! Возможно я и не Дон Жуан, но у меня есть несколько секретов!

Я не успеваю высказать свои соображения,— в каюту входит офицер, опекающий нас на корабле.

— Комиссар,— шепчет от,— мы выполнили вашу просьбу. Я принес первые результаты.

Он протягивает мне фирменный бланк Трансатлантической компании с тремя фамилиями и объясняет:

— На теплоходе обнаружено три женщины, имеющие в своем багаже траурные одежды. Речь идет о генеральше Доми-Тур, семидесятидвухлетней даме, муж которой умер год назад,— об этом даже писали газеты. Траурный наряд мадам Лека-Биней в память о погибшем всего неделю назад ее брате.

— Кто же третья?

— Это жена индийского дипломата, мадам Гара-Темиш! Но траурный наряд принадлежит не ей, а няне ее сына. Это все...

— Я благодарю вас... И браво! Вы очень оперативно справились с задачей. Спасибо!

Он уходит, оставив меня в полном смятении...

Допустим, что индийский дипломат был связан с Грантом. Чувствуете? В таком случае, он должен встретиться еще с кем-то в Нью-Йорке, чтобы передать ему документы... Дальше. Чтобы не очень привлекать к себе внимание, он поручает своей жене выполнить эту задачу. Он спокоен: женщина с ребенком не вызовет подозрений.

Дама же нанимает юную француженку по уходу за малышом. Заметив, что ее служанка в трауре, мадам решает воспользоваться траурным нарядом. Это позволяет ей скрыть свое лицо естественным способом. Вернувшись в отель, она

переодевается, складывает чемоданы и садится на теплоход. Вот почему в ее багаже находится черный наряд! Логично ведь? Логично! Я семимильными шагами приближаюсь к тайне! Я, можно сказать, уже на пороге ее разгадки!

— Что-то не клеится? — спрашивает меня Пинюш.— У тебя такой потерянный вид!

— Наоборот, старик! Все идет самым наилучшим образом!

Я напоминаю своим коллегам о главной цели нашего пребывания на борту теплохода «Либерте» и ставлю перед ними задачи.

— Берю, ты сейчас проникнешь в каюту генеральши... Я жду от тебя самого серьезного отношения к делу! Обыщи в каюте каждый уголок. Будь бдителен: тебя никто не должен застукать в каюте. Иначе испортишь все дело!

— Будь спокоен, шеф. Я владею своим ремеслом.

— Не сомневаюсь!.. Тебе же, Пино, предстоит познакомиться с каютой торговки удобрениями... Программа та же, что и для Берюрье. Понятно?

— Понятно, Сан-Антонио. Все это так неожиданно и не вовремя. Я назначил своей Нане свидание в баре.

— Придется предупредить ее, что появились непредвиденные обстоятельства. Придумай, что хочешь. Например, что твоя горячо любимая тетушка Амелия находится при смерти...

Толстяк пожимает плечами.

— Легко сказать,— хнычет он.

Я взрываюсь:

— Ты иногда задумываешься над тем, за что тебе платят зарплату? Или ты считаешь, что это вознаграждение за шефство над старыми американскими вдовушками?

— Не надо так думать обо мне, Сан-Антонио. Я всего лишь любитель! За последние четырнадцать лет я ни разу не изменил серьезным образом своей мадам Берюрье...

— Тем более! Ты же не поменяешь свою жену на американскую вдовушку. Даже если у нее и груди до самых колен.

— Как будто ты видел их?!

— Я хотел бы увидеть такие щедроты природы. Но боюсь, а вдруг я сердечник. Твоя богиня одной грудью моет посуду, а вторая в это же время подметает пол.

Ничего не сказав, Берюрье выскакивает из каюты, резко хлопнув дверью.

Пино смеется как сливной бачок.

— Можно подумать, что к нему возвращаются его двадцать лет!

— Тогда ему бы надо изменить и свою внешность: иначе годы могут подумать, что ошиблись адресом!

Пино взбивает расческой свои сто тридцать четыре волосины на бледном черепе. Затем той же расческой вспушивает усы, чтобы придать им задорный вид.

* * *

Праздничная месса на борту теплохода. Святой отец Колатэр правит ее на сцене кинозала. Зрелище, скажу я вам, очень волнующее! Среди верующих я замечаю и головку малышки Марлен в глубине церкво-театро-кино-праздничного зала. Она искренне радуется моему появлению и тут же сообщает:

— А вы мне снились сегодня ночью! Я видела вас в образе розового облака, сквозь которое я пролетала на крыльях! У меня за спиной было два больших крыла!

Слишком крутовато для ее интеллекта!

После окончания мессы я приглашаю ее к себе.

Мои коллеги где-то в это время шарят по чемоданам, я же закрываю дверь каюты на защелку и предлагаю Марлен кресло, а сам сажусь на койку.

Начинает слегка штормить. Кресло бросает из стороны в сторону.

— Садитесь рядом со мной! — приглашаю я нянечку.— Так будет менее опасно!

Она стремится к безопасности. Малышка явно не читала Кокто[29], но ее физическое развитие позволяет вполне компенсировать этот пробел в образовании. Ощущаю, что Марлен, все равно что богатейшая целинная земля, а такие земли надо возделывать!

Приступая ко второму акту чувственно-осязательной драмы «Все выше и выше!», я все же не забываю, что объектом номер один моих профессиональных интересов является ее хозяйка.

— Когда я думаю, что вы покидаете Францию, меня охватывает чувство горечи! — заливаю я глупышке.

— Почему?

— Мне кажется, что я вас больше никогда не увижу! Вы ведь обязательно найдете в Америке себе денежного американца, чемпиона по бобслею!

— Но это же не сразу случится! Мы с вами еще сможем встретиться в Америке! — успокаивает меня Марлен.

— Что вы? Ваша хозяйка не разрешит вам выходить из дома!

— Еще этого не хватало!

— Я просто знаю подобных рабовладелец!

— Моя хозяйка не такая! Она добрая... И потом, я вольна распоряжаться своим свободным временем!

— Это хорошо! Значит, она не очень следит за вами?

— Вы же видите...

— А сейчас вы обедаете с ней за одним столом?

— Нет... Я питаюсь в спецзале для детей.

У меня все вопросы иссякли, но зато созревает предложение:

— Вам бы надо снять свою юбку. Помнется она...

— Но это не очень удобно...

— Ну, что вы! Да это делают сплошь и рядом во всех приличных обществах! Самые знатные герцогини могут вам подтвердить это!

Она сопротивляется недолго.

И я присутствую при открытии скульптуры. Уверяю вас: это зрелищно. Это достойно телерепортажа. Чувствуется, что она совершенно без комплексов, а это всегда способствует самым тесным контактам.

Занятый по уши работой, я уже давно не оказывал внимания дамам. Поэтому свожу до минимума увертюру третьего акта вышеназванной драмы и являю на свет свое готовое к действию оружие. Марлен имеет право на исключительный сеанс, репертуар которого полностью сымпровизирован беспокойным сегодня океаном.

Как только я заканчиваю свою программу, малышка начинает лихорадочно одеваться и выскакивает из каюты, словно стартует на короткую дистанцию.

— Что же сказать хозяйке? — спрашивает она на прощанье.

— Что месса затянулась!

Я недолго остаюсь в одиночестве. В каюте появляется Пино. Лицо его зелено-голубого цвета южных морей.

— Что с тобой?

— Ты ничего не ощущаешь?

— Корабль горит, что ли?

— Он качается!

— Слава Богу! — улыбаюсь я блаженно.— Но ведь без качки доплыть до Америки никому еще не удавалось!

— Ой, Сан-Антонио, мне кажется, что сердце поднимается до самого горла!

— Выпей стаканчик. Оно опустится.

— Я в баре уже выпил целых пять! И никакого результата.

— Тоща ложись... К вечеру ты придешь в норму... Вот увидишь! А какие новости у тебя?

— Никаких, Сан-Антонио. Я ничего в каюте генеральши не нашел. Я... я об...

Пино не успевает закончить фразу и бежит в туалет.

Я же принимаю допустимую для меня дозу и жду приглашения на обед.

* * *

Как только начинает звучать уже знакомая мелодия, приглашающая к обеду, я выхожу из каюты, но направляюсь не в ресторан, а в апартаменты жены индийского атташе.

Самой совершенной инспекции я подвергаю все, куда можно заглянуть: шкаф, кровать, плафоны ламп, чемоданы, сливной бачок в туалете... Простукиваю паркет, трубы, перегородки. Ничего! Если не считать черного платья и черной вуали, что я нашел в ящике комода. О них и говорил мне офицер... Я боюсь сделать окончательный вывод. Пока. Вместо этого подвергаю тщательному осмотру каюту Марлен, которая находится напротив каюты ее хозяйки.