Евгений Титаренко - Никодимово озеро

Положение было противоестественным: почти рядом с ним, за стеной, лежал на белых простынях Лешка, чья жизнь могла еще оказаться на волоске, Сергей жался к шершавой стене в каком-нибудь шаге от него, но был при этом далеко-далеко, открытый всем стихиям: холоду, ветру, дождю; а в доме напротив… Нет, этого он не знал — что там было, в доме напротив.

Он бы неминуемо простудился, доведись ему проторчать на углу еще часа два… Но стоило Сергею подумать об этом, как в доме загадочной Лешкиной подруги разом вспыхнули окна комнаты, где накануне чествовали именинника.

На улице, в кромешной гущине дождя; не было ни души. Сергей перебежал через дорогу…

В комнате царил беспорядок, какой всегда бывает после празднеств. Неубранный стол, заваленный грязными тарелками; рюмки; фужеры, кое-где поваленные, опрокинутые вверх дном, пустые бутылки, горы окурков в пепельницах. Впечатление тесноты и беспорядка довершали как попало раздвинутые стулья со штабелями граммофонных пластинок на сиденьях.

Возле стола, помятые после сна, в одних белых майках, приводили в порядок свои прически Анатолий Леонидович и Костя. Реплики, которыми они обменивались, судя по их лицам, были довольно резкими. Но разобрать их сквозь оконные стекла, да еще под аккомпанемент ливня Сергей не мог.

Потом двое в комнате закурили…

Сергей почувствовал себя смешным и жалким. У него не было оснований подозревать людей за окном. Те, с кем он так настойчиво состязался в беге, безмятежно спали, когда он мысленно обгонял их…

Анатолий Леонидович надел рубашку, пиджак и белым носовым платком стал затирать какое-то пятнышко на рукаве. Костя шагнул к окну.

Сергей отодвинулся вдоль стены. Слышал, как щелкнула задвижка. Через открытую форточку вырвалась растрепанная дождем струйка папиросного дыма.

― Льет как из пушки… — сказал Костя.

― Пусть льет, — неопределённо отозвался Анатолий Леонидович.

― На весь день, а?

― Давай похмеляться, ― вместо ответа потребовал Анатолий Леонидович. Костя выбросил окурок на улицу.

― Надо позвать Кольшу.

Сергей услышал, как заскрипела комнатная дверь, и, пригнувшись, опять нырнул в дождь, бросился по направлению к Никодимовке.

Когда он проснулся, дождь за окном хлестал по-прежнему.

На табурете у стола сидела Алена и, кутаясь в пуховую шаль тетки Валентины Макаровны, смотрела на него долгим, непривычно взрослым взглядом. Этот взгляд и разбудил Сергея.

Он сообразил наконец, что лежит не на кровати, а на диване. Припомнил, как снимал мокрый костюм и кеды, а вот как догадался набросить на себя ватное одеяло (или это сделала за него Алена?), вспомнить не мог.

― Проспал немного… — полувопросительно, полуутверждающе пробормотал Сергей.

Алена повернулась к столу, что-то переставила с места на место.

― Поешь, а то все остыло…

Сергей увидел за ее спиной чайник, закрытый льняным, вышитым по краям полотенцем, горку поджаренного хлеба на тарелке, чашку, сахарницу. Попросил:

― Отвернись, я встану…

Алена повернулась на табурете лицом к столу. Волосы ее лежали поверх шали и, смоченные дождей, еще хранили следы гребня.

Она успела прополоскать его заляпанный грязью костюм. Брюки, куртка сушились на веревке у входа, кеды — подошвами вверх — торчали на спинке кровати вместо утерянных когда-то медных шаров.

― Тетя Валя звонила на почту, все по-старому… — сказала Алена в угол.

― Она уже там?

― Да. Каялась, что не заночевала у знакомой…

Сергей достал из чемодана сухой свитер, джинсы, плетеные босоножки… Потом, захватив лохматое полотенце, вышел в прихожую.

У самой двери падала с водостока и разбивалась о кирпичи дождевая струя, по крыльцу метались живые прозрачные чертики.

Не высовываясь наружу, Сергей двумя пригоршнями сполоснул лицо, шею. А когда вернулся во времянку, в лице Алены, обращенном к окну, уже не было усталости.

― Сережка, смотри — солнце! Сейчас дождь кончится!

Дождь лил все так же. Но струи за окном неожиданно посветлели, потом заискрились.

Шаль соскользнула с Алениных плеч на табурет, когда солнечный квадрат высветил праздничным светом времянку, коснулся краешком лица Алены и отразился в ее зрачках.

― Сейчас бы по лужам, Сережка, босиком, а?.. — вдруг спросила она.

И это вернуло Сергея ко вчерашнему.

Алена глядела в окно, а Сергей на нее. И радость, что засветилась в лице Алены, путем неведомых ассоциаций натолкнула его на мысль, которая недавно еще казалась бы невероятной и потому не могла прийти в голову.

Он вспомнил последние Костины слова: «Надо позвать Кольшу». Сразу вслед за этим скрипнула дверь. Кто-то — Костя или Анатолий Леонидович — сразу же вышел в коридор. И Сергей, чтобы его не застали под окнами, бросился бежать. А Костя (или Анатолий Леонидович) мог вовсе не выходить на улицу, в дождь, потому что из коридора была еще одна дверь — дверь в комнату Галины, и Кольша мог находиться там. Чего уж проще было позвать его?

― Ты что? — вдруг спросила Алена.

Наверное, у него был испуганный вид, потому что лицо Алены стало тревожным и строгим. Он не заметил, в какую минуту она отвернулась от окна и стала глядеть на него.

― Так. Ничего… — сказал Сергей и тряхнул головой, отгоняя неприятную, малообоснованную догадку. Но спокойствия от этого не обрел. На душе остался какой-то мерзкий осадок.

Было ощущение, словно бы он сделался соучастником предательства. И не столько по отношению к Лешке, сколько по отношению к Алене. Словно бы не Лешка, а Алена оказалась преданной. И преданной дважды за день.

― Ешь, Сережка! — нетерпеливо, с тревогой в глазах потребовала она, будто читая мысли Сергея на его лице.

Он сел на кушетку и механическим движением взял кусочек подрумяненного хлеба. Повертел его в руке.

― Ты ходил в Южный?

Сергей кивнул.

― Hy?.. ― спросила она.

― Они были дома…

Наклонив тяжелый пятилитровый чайник, Алена молча налила ему кипятку, плеснула через латунное ситечко заварки, придвинула ближе сахарницу и, выпрямившись и слегка запрокинув голову, долго смотрела в искрящийся дождь за окном. Потом сказала:

― Я уверена, что Лешка тут ни при чем.

Кого она хотела убедить, его или себя?

― Не знаю! Ответил Сергей. ― Не знаю… ― и добавил: — Тебе бы, Алена, лучше не вмешиваться во всё это!

Она сразу поднялась, отошла к окну. Сказала в дождь:

― Эх ты…

― Не сердись, — спокойно попросил Сергей.

Она вернулась к столу и облокотилась на него, подперев голову кулаками.

― Я не сержусь, Сережка… Но как я сразу не догадалась, что ты пойдешь туда?

― Хорошо, что не догадалась… — Сергей глянул на мокрый костюм у входа.

Алена хотела улыбнуться ему, но, может быть, вспомнила, что от этого появляются морщины, — сдержала улыбку и опять, грустная, посмотрела в окно.

Дождь кончился, постепенно иссякая на глазах. Струи, что хлестали сплошным потоком, вдруг стали реже, слабее… Потом ударила о листву последняя капля. И ошалело загомонили воробьи.

Влажная хвоя стала густо-зеленой, сочной. А солнце над Никодимовым озером светило озорно и самовлюблённо, вдруг ярко вспыхивая то там, то здесь: мол, вот оно, я, солнце!

Народ потянулся на пепелище вместе с окончанием дождя. Разбившись на группы, женщины обсуждали пожар, а заодно и другие события ―более будничные, но не менее важные из жизни чужой и личной!

Веселые мальчишки, шныряя между ними, играли в «пятнашки». Подошедший вскоре милиционер от нечего делать попугивал их.

Дождь ослабил следы ночной работы: намыл черные угольные потеки от пожарища к озеру, прибил и замесил в кашицу пыльную золу, так что даже запах пожарища, вчера сухой, острый, — загустев, стал тяжелым, удушающе пряным. От ямы, по странной прихоти непогоды, осталось лишь углубление, заметное для Сергея и Алены, но не для посторонних глаз.

Сначала они подошли вплотную к пепелищу, но обоих преследовало ощущение, что по их лицам, по напряжению, что сказывалось в каждом их шаге, можно угадать, о чем они думают. И, не сговариваясь, оба отошли назад, за спины женщин.

Алена схватила Сергея за руку, когда со стороны деревни к месту пожарища приблизились двое местных с лопатами и один — в темно-сером костюме — из тех, что ковырялись на пепелище вчера, — должно быть, следователь.

И неприятно, и боязно было представить себе, как разом утихнут голоса, как переменятся глаза, лица, в испуге приоткроются пересохшие губы, когда тайна бывшей Татьяниной усадьбы перестанет быть тайной… И лишь Сергей да Алена знали об этом.

Но мужики сбросили с плеч лопаты, не спеша перекурили и только после этого — один с одного конца, другой с другого — продолжили вчерашние раскопки. Следователь отдал милиционеру пиджак и тоже включился в работу.