Современный зарубежный детектив-7 (Крутой детектив). Компиляция. Книги 1-27 - Сара Парецки

Именно через Бена Шафт собирался проникнуть в мир, который существовал внутри мира черных, чтобы найти там ответы на вопросы Нокса Персона. Глупо было бы отпустить такое сокровище на открытую плоскую крышу, откуда его как миленького в два счета снимут.

– Паршивый сукин сын, – бормотал Шафт, сходя с тяжелым грузом на плечах по хлипким ступенькам в ад.

Глава 5

На крыше их ждали. Лонни Доттс умер с руками, воздетыми как в мольбе – черный Христос, пригвожденный пулями к ржавой телевизионной антенне. Голова Престона Пирса испарилась в огненном облаке взрыва. Беймен Ньюфилд сложился пополам, точно бумажная кукла, от автоматной очереди. Двое часовых, пытавшихся их защитить, лежали внизу на тротуаре. Но Буфорд уцелел, и Шафт тоже.

Шафт знал, что у них всего три минуты. Стрельба прекратилась, шаги на лестнице стихли. Через три минуты приедет патрульная машина, и копы начнут прочесывать дом. Три минуты на спасение.

Он выполз из-под кровати, скользя локтями по линолеуму, и вытащил Буфорда. Торчащая пружина впилась ему в пиджак повыше плеча. Чертыхнувшись, Шафт дернулся и порвал ткань. Секунду спустя он встал и рванул Буфорда за лацканы пиджака, заставляя и его подняться на ноги.

Женщина, сидевшая на краю постели, имела больной вид. От ужаса и смятения она впала в ступор и едва не сошла с ума. Она не понимала, что происходит. Ее разбудила стрельба на лестнице. Двое мужчин ворвались в ее квартиру. Вернее, ворвался один. Второй был труп. Она не кричала – она слишком испугалась. Они были черные. Один сказал, чтобы она вела себя тихо и все будет хорошо. И залезли к ней под кровать. В коридоре стреляли, кричали, кто-то бегал вверх-вниз по лестнице. Теперь они вылезли. Нет, это все неправда. Ничего не было. Она спала, и ей приснился самый ужасный кошмар в ее жизни. Это сон.

– Просыпайся, приятель, – сказал Шафт, похлопывая окосевшего Буфорда по щекам. Одной рукой он держал его за грудки, чтобы тот не свалился. – Давай, нам нужно уходить.

Буфорд таращил глаза, покачивался и пытался отпихнуть Шафта.

– Не валяй дурака, – приказал ему Шафт. – Вечеринка закончилась, мы идем домой.

Буфорду удалось наконец сфокусировать взгляд на Шафте. Он горел ненавистью. Это заняло у него двадцать секунд.

– Спорить некогда. Я только что спас твою вонючую жизнь. Они ушли. Теперь и нам надо уходить. Ты сам пойдешь или мне тебя понести?

Шафт собрался было опять схватить Буфорда, но было нечто в наступившей тишине, в его понуканиях, что заставило Бена превозмочь свою враждебность. Он кивнул. Шафт вытащил из кармана несколько банкнотов и положил их на колени женщины:

– Забудьте, что вы нас видели.

Она бы очень хотела, но не забудет их никогда.

Осталась одна минута. Если у тех хватило мозгов подождать у подъезда, все пропало. Если нет – то это единственный путь. Нельзя отдавать Буфорда копам. Шафт отвернулся от женщины, которая таращилась на помятые банкноты, зеленеющие на фоне ее розовой ночной рубашки. Теперь он не мог следить за ним. Они побегут вместе, но каждый сам по себе.

Шафт скакал вниз через четыре ступеньки. По пути он наступил на чье-то лежащее поперек лестницы тело, но не замедлил скорости, сэкономив несколько дополнительных секунд для выхода наружу.

– Осторожно там, – зашипел он Буфорду.

Перед дверью Шафт остановился. Стекла в верхней половине не было, на полу хрустели осколки. Нижняя половина была изрешечена пулями. Шафт выглянул наружу. Буфорд стоял вплотную к нему и тоже смотрел. На улице никого не было, но в доме напротив зажигались огни. Сейчас из окон высунутся жильцы, улица заполнится людьми, приедет полиция...

– Все, я побежал, – шепнул Шафт, – не отставай.

Он очень надеялся, что Буфорд не разучился бегать за те годы, что стоял и разглагольствовал. Один большой прыжок – он перемахнул ступеньки, приземлился в позиции низкого старта и рванул в темноту. Теперь никому его не поймать. На этих черных улицах он дома. Чувство свободы поднималось со дна его желудка. Он не бежал, а летел. Когда понадобится, они найдут переулок, подъезд, черный ход. Их можно достать в четырех стенах, но на улицах Гарлема они неуловимы.

Три минуты истекли.

Позади бестолково завыли сирены. Вдруг ближайший перекресток засверкал пульсирующим светом полицейской мигалки – навстречу без звука мчались копы. Шафт нырнул в подъезд, распластался по стене и скорее почувствовал, чем увидел рядом Буфорда. Оба тяжело дышали, хватая ртами воздух. Полицейская машина проехала мимо. Они выскочили из подъезда и побежали дальше, держась в тени домов, чтобы их не засекли в зеркале заднего вида.

Они были недалеко от Бродвея, когда Шафт решил, что пора посвятить Буфорда в свои планы. Он остановились. Шафт с удовольствием отметил, что Буфорд пыхтит гораздо тяжелее, чем он сам, и под мышками у него темнеют пятна от пота.

– Эй, приятель, у тебя есть жетоны на метро? – спросил он отдуваясь.

Буфорд стал рыться в карманах. Потрясение и длинный кросс без подготовки сделали его тупым и послушным. Шафт улыбнулся. Какой он все-таки живучий. А Буфорд? Горазд только языком молоть. Он так задыхается и дрожит, что рассыпал всю мелочь по тротуару. Шафт забрал у него мелочь и сам отыскал среди монет два жетона.

– Сейчас мы поедем к одним моим друзьям, – сказал он, – и если ты посмеешь в их присутствии вякнуть какую-нибудь гадость о белых, я тебе яйца отстрелю.

Он вел Буфорда на угол Бродвея и Седьмой авеню. Было, наверное, около пяти часов. Их вполне можно было принять за гуляк, возвращающихся с вечеринки, или за уборщиков, которые идут мыть полы в офис. Если бы ему сейчас дали швабру, думал Шафт, он взобрался бы на нее и проспал не меньше суток.

* * *

Шафт спал как дитя. Во сне его лицо было безмятежным, открытым и добрым. Оно казалось скорее круглым, чем овальным, а его черты – плоскими, как у азиата. Глаза и нос были словно вырезаны в нем, а не вылеплены на поверхности. Оно напоминало полинезийскую маску из подкрашенной бальзы или другого темного дерева. Губы были полными, но и они растянулись в улыбке. Впрочем, как бы его лицо ни походило на маску, но даже во сне оно дышало жизнью и силой. Его обрамляла рамка черных африканских кудрей с врезанными в нее ушами неожиданно тонкой работы.

Большие, широко поставленные глаза Шафта открылись около полудня. Он отлично