Тайна тибетских свитков - Константин Мстиславович Гурьев

признать факт знакомства. Но, поскольку вы так упорно скрываете этот факт, у нас невольно возникают подозрения и сомнения в вашей искренности.

— Но поверьте, я в самом деле не знаком с Блюмкиным.

Человек в углу вздохнул. Наверное, это было каким-то сигналом, потому что следователь внезапно подскочил ко мне и ударил в лицо, а потом и по телу, стараясь попасть по болевым точкам. После третьего или четвертого удара я упал со стула на пол, и он несколько раз ударил меня ногами.

Потом все прекратилось, и следователь снова отошел к столу. Я лежал неподвижно, будто надеясь, что они забудут обо мне, хотя прекрасно понимал: этого не произойдет.

Наконец голос из угла сказал:

— Дайте ему фото.

Следователь подошел ко мне, взял меня за руку, потянул вверх:

— Вставайте, вставайте. Ничего страшного с вами не случилось. Смотрите сюда.

И тут я увидел на фотографиях того самого „Геворка“, который так помог мне в свое время, и я почти закричал:

— Да! Этого человека я знаю, но я знаю его под именем „Геворк“!

— Геворк? — спросил голос из угла. — Ну хорошо, пусть Геворк. Когда и как вы с ним познакомились?

И я начал рассказывать всю историю нашего знакомства. Когда я вспомнил слова Геворка, то есть Блюмкина, о том, что особое внимание надо обратить на роль Бокия, следователь смешался, а из угла, как мне показалось, послышался смешок. Даже не смешок, а хихиканье. О Блюмкине и встречах с ним я рассказывал долго. Уже наступило утро, когда следователь спросил, потягиваясь:

— Что вы еще можете показать по вопросу о знакомстве и сотрудничестве с врагом народа Блюмкиным?

Но я уже ничего не мог вспомнить, о чем и сообщил.

Со временем у меня стало складываться мнение, что тем „человеком из угла“ и был тот самый Бокий, хотя тогда это были только предположения. Вскоре меня осудили на пять лет за соучастие в заговоре, имевшем целью убийство Кирова. Поверьте, что эта история не закончилась и, видимо, никогда не закончится.

Искренне ваш, Росохватский».

7. Питер. 2 января

Серьезный человек никому ничего не доказывает: основательность его проявляется сама по себе, просто и естественно, и оттого — красиво.

Вот и Тимур Нурисламович Азизов вроде никак не демонстрировал свою важность, но она сквозила и ощущалась в каждом его слове и жесте.

— Вы согласны, Игорь? — спросил Азизов, едва приподняв бровь, и стало ясно: ответ он ожидает положительный, потому что ради отрицательного ответа вообще бы ни слова не произнес — не такой человек.

Еще недавно, в начале обеда, Азизов называл Корсакова Игорем Викторовичем, но потом, по ходу беседы, «Викторович» куда-то подевался, но грубости не прибавилось, скорее, появилась некая условность нашего времени, и Корсаков предпочел не обращать на нее внимания. Он ждал, когда будет сказано то, ради чего все начиналось. Они были знакомы чуть более двух часов, а этого мало, чтобы делать серьезные выводы.

Имя Тимура Азизова часто встречалось в СМИ, и настоящий профессионал, каким был Корсаков, знал о нем достаточно много, но знать «в принципе», слегка отстраненно — это одно, а вот так беседовать за одним столом в ресторане, неспешно и с наслаждением, согласитесь, — другое. Тем более что была эта встреча совершенно неожиданна.

Попрощавшись со Льговым, Корсаков шел к станции метро, когда мобила заверещала и заговорила голосом Леши Горошникова:

— Игорь Викторович, я неожиданно оказался в Питере, вот и звоню. Хочу снять с вас, как говорится, чужую ношу.

— Тебя-то что сюда принесло? — Корсаков старался держать интонацию покровительственную, но теплую.

— Давайте не по телефону, — предложил Горошников. — У вас сейчас много дел? Просто есть новая информация, — и, не дожидаясь ответа, добавил: — Я тут не один, и это перспективно.

Человека, который вместе с Горошниковым ждал его в ресторане неподалеку от Гостиного Двора, Корсаков узнал сразу: Тимур Азизов, создатель и единовластный хозяин концерна «Евразийские проекты».

Азизов вошел в бизнес-элиту без стрельбы и фанфар. Барабанным боем ему стали сухие строчки в колонках деловых новостей, где все чаще звучала фамилия Тимура. Он не любил авансцену и чаще находился в закулисье. От его имени порой выступали красивые и умные женщины, обозначенные как «аналитики», но было ясно, что они всего-навсего облекают в удобную форму мысли самого бизнесмена, и только его. Мысли сегодняшние, поверхностные. Мысли завтрашнего дня он не открывал, видимо, никому.

Тем не менее концерн его рос, и влияние Азизова вместе с ним тоже. Говорили, что он редко бывает в высоких кабинетах, предпочитая общение неформальное, и что чаще власть имущие приезжали к нему «в гости», где и достигались некие соглашения.

Горошникова Азизов отправил прочь сразу же, едва тот представил их друг другу. Обедали вдвоем.

Поначалу Тимура интересовали те самые дела, которые и сделали Корсакова известным. Беседа шла легко. Азизов умел задавать вопросы, выслушивать ответы и понимать суть. Игорю всегда нравились такие собеседники.

Переход к настоящему разговору начался, когда подали десерт. Откинувшись на спинку стула, Азизов сменил тему:

— Скажите, Игорь Викторович, вы смогли бы в себе самом отделить исследователя от писателя, творца?

— Писатель — это и есть творец, извините мою нескромность, — ухмыльнулся Корсаков. — Сам выбирает тему, сам расставляет акценты, сам называет героев, сам описывает. Все сам.

— Я неточно выразил мысль, — признался Азизов и сложил руки одна на другую, как учат в первом классе. — Когда мне нужно решить задачу, выходящую за пределы моего знания и опыта, я предпочитаю обращаться к профессионалам. Им я называю условия задачи и выслушиваю пути решения. Нужны деньги или иная помощь — пожалуйста! Только назовите! Но!

Азизов немного приподнял ладонь над столом.

— Но, приняв условия профессионала, я получаю безусловное право на получение того, что мне нужно. Мы все обговариваем на берегу, и профессионал вправе сказать «да» или «нет». Это — его право. Если «нет» — вежливо прощаемся без обид и претензий. Если «да» — возникают взаимные обязательства.

Азизов мягко положил ладонь на стол, но Корсакову это напомнило удар судейского