Секрет золотой карусели - Наталья Николаевна Александрова

взломом, непонятно только, почему злоумышленники, потратив много сил и времени, похитили только одну картину – вашу… как вы сами считаете, эта картина имеет какую-то ценность?

– Честно?

– Разумеется.

– Если честно, я считаю, что не имеет. Я о своем таланте не слишком высокого мнения. Если бы было иначе, я не бросила бы живопись.

– Ну, спасибо за честный ответ, только он ничуть не приблизил нас к ответу на главный вопрос. Почему все-таки злоумышленники взяли именно вашу картину?

– Может быть, они очень спешили? Может быть, их кто-то спугнул, вот они и взяли первое, что попалось под руку?

– Конечно, полностью исключить такое объяснение нельзя, однако детали дела говорят о том, что преступники не торопились, они делали все обстоятельно, не спеша. Отключили сигнализацию, открыли дверь отмычками…

– Ну, может, сначала не спешили, а потом испугались чего-то и заторопились…

– Возможно, однако ничто на это не указывает.

Тут я вспомнила старый зарубежный сериал, где комиссар ходил в жутком, едва не рваном плаще и все время задавал подозреваемому вопросы типа: а вот как вы считаете, отчего преступник сделал то-то и то-то, и подозреваемый старался ему объяснить, как и почему. И таким образом комиссар потихоньку припирал его к стенке, и тот во всем признавался. Ага, еще собака у него была, бассет-хаунд.

У меня тоже собака, кстати, не выгулянная с утра.

Вспомнив про Марусю, я рассердилась. Очевидно, этот пупс тоже смотрел когда-то тот сериал и теперь действует теми же методами. То есть получается, что он меня подозревает? Выходит, это я сама залезла в галерею и украла собственную картину? Идиотизм…

– Ну, короче, чего вы от меня-то хотите? – не слишком любезно спросила я.

– Понимаете, у меня есть два объяснения происшедшему. Или даже три. Первое – это что ваша картина имеет все же какую-то ценность, только вот какую?

– Говорю вам – я в этом сомневаюсь!

– Допустим, вы правы. Тогда второй вариант – настоящей целью грабителей была какая-то другая картина, но они в спешке перепутали и взяли вашу по ошибке.

– Есть еще и третье объяснение?

– Есть. Третье – никакого ограбления не было.

– То есть как – не было? Сигнализацию отключили, дверь вскрыли, картину унесли…

– А может, это все инсценировка? Имитация ограбления?

– Зачем?

– Известно зачем – чтобы получить страховку.

Я, конечно, почти не знаю Милану, но мне все равно стало за нее обидно. Но теперь, по крайней мере, мне и правда стало понятно, что здесь делает полицейский. Он хочет доказать, что имеет место страховое мошенничество.

Он, видимо, прочитал что-то в моих глазах и проговорил:

– Да, вы правы, именно этот третий вариант кажется мне самым вероятным. И вы меня укрепили в этом мнении.

– Я?! Чем это?

– Вы мне не задумываясь сказали, что не считаете свою картину ценной. А тогда зачем надо было тратить столько сил и времени на ее похищение?

– Так, может, они и правда взяли мою картину по ошибке?

– Попробуем рассмотреть этот вариант…

Капитан открыл папку, которая лежала перед ним на столе, и высыпал на стол ворох фотографий.

– Вот фотографии, которые мне любезно предоставила Мария Валерьевна.

Я узнала снимки, сделанные на вернисаже, нашла Бобрика, Милану, нашла и саму себя.

Выглядела я на снимке очень глупо – открытый рот, выпученные глаза… я разговаривала с высоким мужчиной – только его самого было не разглядеть, он стоял спиной к камере. А на других снимках его вообще не было. Я попыталась вспомнить его лицо, черт, да мы же разговаривали с ним, шампанское пили – вон у меня бокал в руках.

Пока я разглядывала посетителей вернисажа, капитан изучал картины на стенах.

Я тоже посмотрела на картины – в первую очередь на свою.

Надо признать, что она висела хорошо, на выигрышном месте, в самом центре стены. И даже на фото производила впечатление.

Старый дом смотрел на зрителей, как старый человек, проживший долгую, яркую жизнь.

Рядом с моей картиной висела работа Бобрика – сиреневый куст перед грозой. В ней тоже было настроение, какая-то мрачная, томительная красота…

Тут мне пришла в голову очевидная мысль.

– Зачем вы рассматриваете фотографии, если все картины, кроме моей, остались на своих местах? Вы можете осмотреть сами картины в зале галереи…

– Ну, во-первых, так разглядывать удобнее. Я могу разложить все снимки перед собой и составить общую картину. А во-вторых, здесь есть ваша работа, и я могу определить, какие картины висели рядом с ней и соответственно с какими ее могли перепутать.

Он перетасовал снимки по-другому, снова оглядел их и проговорил вполголоса:

– Кроме того, я могу разглядеть всех людей, кто был на вернисаже. Потому что кто-то из преступников вполне мог туда прийти, чтобы осмотреть поле своей предстоящей операции.

Он третий раз перетасовал снимки и повернулся ко мне:

– Вы можете перечислить тех людей, которые попали на эти фотографии?

– Ну, я вообще-то не всех знаю. С этим вам лучше обратиться к Милане… к Марии Валерьевне.

– Не сомневайтесь, обращусь. Но мне хотелось бы сначала услышать это от вас как от человека свежего…

Я перечислила тех, кого знала: Бобрика, саму Милану, тех трех-четырех человек, которых помнила по прежним временам и с кем заново познакомилась.

Тут капитан взглянул на меня пристально и спросил:

– А это кто? – И он показал кончиком ручки на высокого мужчину, который стоял спиной к камере. На того, с которым я так оживленно разговаривала.

Тут мне почему-то сразу стало неловко.

– Да я не знаю… – промямлила я смущенно. – Незнакомый какой-то человек…

– Но вы с ним на снимке разговариваете, и видно, что этот разговор вас волнует.

– Ну уж и волнует… просто поболтала с каким-то мужчиной, еще бокал шампанского выпила… ну, или, может быть, пару бокалов… знаете, как это бывает…

– Вообще-то не знаю.

«Ну и дурак», – подумала я.

– Интересно, что его нет больше ни на одной фотографии, – протянул капитан.

И правда нет…

– Ну ладно, если вы больше ничего не можете мне рассказать о присутствовавших на вернисаже людях, давайте поговорим о картинах. Как вам кажется, какая-то из них может представлять интерес для грабителей? Проще говоря, может дорого стоить?

Я припомнила выставленные в галерее работы, освежила память, взглянув на снимки, – и честно признала:

– На мой взгляд, вряд ли. Картины ведь ценятся в зависимости от имени их создателя, а никто из участников выставки за прошедшие годы не приобрел имени. Да и вообще, честно говоря, уровень большинства работ не то чтобы ученический, но… наполовину любительский. Вот разве что Бобрик… в его