Чужой силуэт - Владимир Григорьевич Колычев

сказать, но, увидев Федота, передумала.

– А-а, это вы!

Даже в мешковатом спортивном костюме она выглядела соблазнительно, Людочка из «Стрипа» в своей фате на голое тело рядом не стоит.

– А вы думали, Грушин вернулся?

– Не ваше дело, что я думала! – Дарьяна не разозлилась, просто капризно надула губки.

И снова у Федота защемило в груди. Она такая нежная, такая ранимая. И беззащитная…

– А если Грушин собирается вас выселить? – спросил он.

– И чем вы мне поможете? – Она смотрела на Федота так, как будто в его обязанность уже входило заботиться о ней.

Он-то, конечно, не против, но у него нет таких возможностей, какими располагал Белокрылов.

– Обсудим? – Он кивком указал вглубь квартиры.

– Ну заходите! – пожала она плечами, отступая на шаг.

А квартира большая, четырехкомнатная, слева кухня, прямо гостиная, справа выход на спальный блок из трех комнат и санузла. Перед этим выходом в холл Дарьяна и нашла труп Белокрылова. Тело давно уже забрали, кровь замыли, но меловой силуэт остался. А кровь смывала, конечно же, Дарьяна, больше некому. Федот сочувствующе смотрел на нее: сколько же всего навалилось на ее хрупкие плечи!

Рука у нее тонкая, кожа нежная, утром Федот заметил покраснение на внешней стороне ладони, раздражение, так, слегка высыпало, сейчас уже ничего нет. Но такими руками полы мыть – кощунство, а уж тем более кровь от пола оттирать. Ничего, справилась, крови на полу не видно.

– Я так понимаю, вы, Дарьяна, сейчас одна? – спросил Федот, разуваясь.

Девушка повела бровью, с подозрением глянув на него. Уж не претендует ли он на освободившуюся вакансию?

– Ну, в смысле, дома никого нет?

– И дома никого нет… Чай будете, раз уж пришли?

– Ну да, приперся, – согласился он.

Дарьяна прошла на кухню, включила чайник и встала у окна. На кухне пахло кофе, в мойке две чашечки и медная турка. Но Федот не Грушин, не того полета птица, ему только чай. Хорошо, если с сахаром.

– А я фотографию хотел отдать. – Федот кивнул через плечо, указывая на ветровку.

Он нарочно снял куртку, чтобы Дарьяна видела пистолет в оперативной кобуре. Хотелось выглядеть в ее глазах героем. Фотография осталась в куртке, и отдавать ее вовсе не хотелось.

– А зачем брали?

– Так убийство же у нас, жену Белокрылова убили…

– Кто убил? – если Дарьяна требовала ответа, то робко, неуверенно, хотя и смотрела при этом Федоту в глаза.

– Пока неясно.

– Тогда зачем фотографию возвращать? Вдруг это я убила?

Дарьяна повернула голову к чайнику, но смотрела она куда-то сквозь него. И губку нижнюю закусила, как это делают, пытаясь остановить слезы. А плакать ей хотелось. От обиды. И жалости к себе. Жила, никого не трогала, готовилась к замужеству, и вдруг навалилось. Мало того что без кормильца осталась, так еще и крайней пытаются сделать. И обидно, и страшно.

– Белокрылову?!. Как вы Белокрылову могли убить?.. Если вас подозревают, то в убийстве Белокрылова.

– Как я его могла убить? Вот этой рукой?

Дарьяна вытянула руку и закрыла глаза, не в силах сдерживать слезы. А рука у нее тонкая, запястье хрупкое, кожа нежная.

– Ну что вы? – Федот и сам не понял, как подступил к девушке, одной рукой обнял за плечи, в другую хотел взять ее запястье.

Дарьяна вздрогнула, отстранилась, спиной поворачиваясь к плите. А Федот смотрел на синяк на ее запястье, под рукавом халата. Свежий синяк, от пальцев.

– Кто это вас за руку хватал? – Федот понял, что готов рвать и метать ради нее.

– Никто! – Дарьяна испуганно натянула на руку рукав халата.

– А синяк откуда? Грушин схватил? Или его псы?.. Зачем он приходил?

– Зачем приходил… – Дарьяна задумалась, не зная, что сказать. Или с чего начать.

– Что он хотел?

– Спрашивал, кто его дочь мог убить.

– Но ты же не могла?

– Нет, конечно!..

– А зачем он за руку тебя схватил? – От волнения Федот и не заметил, как перешел на «ты».

– Он сказал, что я могла заказать убийство… Сказал, что мне это было выгодно…. А как я могла? У меня и знакомых-то нет… Да и не могла я! – будто спохватилась Дарьяна. – Я же не зверь, чтобы людей убивать!

– Нет, конечно!

– Вы мне верите? – глядя на Федота, девушка не просила правды, сейчас ей хватило бы и сладкой лжи.

Не убивала она и понимала, что привлечь ее к ответственности невозможно, но Федот забрал фотографию, а Грушин и вовсе обвинил в убийстве дочери. Дарьяна остро нуждалась в словах утешения и смотрела на Федота как маленькая девочка на старшего брата, который мог как обидеть, так и защитить.

– Да я-то верю… А Грушин и выселить может. Или нет?

– Да нет, сказал, живи пока… – успокаиваясь, проговорила Дарьяна.

– А он мог Белокрылова убить? – спросил Федот.

– Грушин? Убить? – задумалась Дарьяна.

– С дочерью Грушина Белокрылов, я так понимаю, жить не собирался. Попытка помирить дочь с мужем окончилась провалом, я правильно понимаю?

– А как она еще могла закончиться? – фыркнула Дарьяна. – Агата сама Леву… Льва Дмитриевича бросила. С водителем роман закрутила, любовь до гроба, муж не нужен!.. А разводиться не хотела…

– Почему?

– Или Грушин не хотел… – пожала она плечами. – Понимал, что Агата не будет счастлива с Валентином, ну, с водителем. Так и оказалось, разбежались они. А раз так, почему бы к мужу не вернуться?

– Попросила отца, он надавил на мужа, – продолжил за нее Федот.

– Надавил, но Лева… Лев Дмитриевич не захотел жить с ней.

– Но тем не менее иногда ночевал дома, в Битово?

– Иногда, – кивнула Дарьяна.

– Для отвода глаз?

– Наверное.

– То есть Белокрылов опасался своего тестя?

– У него возникли сложности с бизнесом, ему необходима была поддержка Грушина. Поэтому да, он создавал видимость послушания.

– Видимость, видимость… А бизнес кому принадлежит? Э-э, в какой степени он принадлежит Белокрылову?

– Ну он же Лев, – грустно улыбнулась Дарьяна. – И львиная доля принадлежит ему. Я точно не знаю, сколько там процентов, но не меньше восьмидесяти.

– А при разводе жена могла бы получить половину? – в раздумье проговорил Федот.

Что верно, то верно, все крутится вокруг денег. А развод с мужем обогатил бы Белокрылову. Но ее отец почему-то не хотел доводить брак до разрыва. Может, он хотел получить все?.. Но зачем тогда Грушин заказал и свою дочь? Нет, не мог он этого сделать. Даже циничный ум не смог бы согласиться с этой версией…

– Кто, Агата?.. Да, могла бы получить половину…

– Может, она хотела все?

– Не знаю, не спрашивала.

– А Лева… Лев Дмитриевич говорил ей, что не собирается с ней жить?

– Я не