Татьяна Ефремова - Смертельная верность

— Сколько же у него собак было?

— Много, — нахмурился Давыдов. — Собаки у него долго не задерживались. Он после Ганса вообще не хотел их подолгу держать. Привыкать не хотел. И Райс у него засиделся потому, что заболел не вовремя. Какую-то кишечную инфекцию подхватил или сожрал чего на улице, не знаю. А только покупателя на этого доходягу в то время не нашлось бы, вот Юрка его и оставил. А потом уже разглядел. А так бы был у Райса сейчас другой владелец, и неизвестно еще, что из него выросло. Юрка ведь, кроме него, ни одну собаку долго не держал после того случая.

— Какого случая?

— Так ведь Ганса убили на выставке.

— Как?

— Укольчик поставили незаметно, — объяснил Петр Алексеевич, посчитав, что наше «как?» вызвано исключительно техническим интересом. — Несколько раз отравить пытались, да только он у чужих не брал ничего и с земли не поднимал. Вот его и ткнули в суматохе. Он там же, у Юрки на руках и помер за пару минут. Вот после этого Юрка и не хотел собак надолго заводить, чтобы не привыкать. Говорил, что когда привыкнешь, всегда терять больно.

— За что же собаку убивать?

— Зависть. Простая человеческая зависть. Говорю же, слишком Ганс эффектным был, если он на выставке появлялся, ни у кого другого шанса не было. А многим этот шанс ох как нужен был.

— Нашли? — спросил вдруг Димыч.

— Убийцу-то? Нет, не нашли. Да и не искали. За собак у нас не судят. Все знали, конечно, кто мог, да только свидетелей нет. Да и что толку? Ну доказали бы, что именно тот человек собаку угробил, а дальше что? Ущерб возместить? Пса-то уже не вернешь. Хорошо хоть, два помета щенков успело родиться, не пропали крови совсем бесследно.

Давыдов встал, чтобы снова вскипятить чайник. Проходя мимо стены с фотографиями, показал на одну из них.

— Вот он, Ганс. Здесь ему года два, только в силу вошел. Красавец!

Мы дружно повернули головы, чтобы получше рассмотреть фотографию. Была она черно-белой, явно любительской, поэтому увидеть какие-то выдающие особенности именно этой собаки я не смогла. Но раз Петр Алексеевич говорит, что красавец, пусть так и будет.

Давыдов тем временем вернулся за стол и продолжил, снова наливая-доливая в чайник:

— Так вот, про Райса. То, что он универсальный пес — и выставочный и рабочий — я вам уже сказал. По нынешним временам и это редкость. Но он не просто рабочая собака. Он гений. Чего вы улыбаетесь? Думаете, свихнулся мужик со своими собаками, да? Понимаете, какое дело. «Русский ринг» — это спорт. Вам про это тоже сто раз говорили. И для собак здесь не только зубы важны, но и спортивные качества. Упорство, целеустремленность, азарт спортивный. Воля к победе, если хотите. И способности. Это как у людей-спортсменов. У всех по две руки, две ноги, но не все могут стать олимпийскими чемпионами. Только самые достойные. А бывают гении. Спортивные гении. С которыми даже соревноваться глупо. Вот как Майкл Фэлпс в плавании, например. То, что он творит, просто за гранью человеческих возможностей. Он не просто чемпион, он гений.

— Так что же, Райс — такой же гений, как Фэлпс в плавании? — уточнила я.

— Именно! Юрка с ним, конечно, занимался больше, чем другие владельцы со своими собаками. Но не только в этом дело. Это гениальная собака, хотите верьте, хотите нет. То, что он на площадке творил, это словами не опишешь, это видеть надо. Потрясающий был пес.

— Почему был? — насторожились мы. — Ведь он жив.

— Пока жив, — кивнул Давыдов. — Только ненадолго. Знаете, что такое собака, излишне ориентированная на хозяина?

— Петр Алексеевич, — попросил Димыч, — нам бы попроще. Без этих ваших терминов.

— Если попроще, то сдохнет Райс скоро. От тоски сдохнет. Собаки, ориентированные на хозяина — это палка о двух концах. С одной стороны, такая преданность подкупает, собака не убежит никуда, с чужим не уйдет и хозяина ни на что не променяет. Для такой собаки хозяин — это все. Весь мир. Вся ее собачья жизнь. Такую собаку ни на кого не оставишь и в гостиницу собачью не пристроишь. Слыхали, небось, истории про псов, которые умерших хозяев годами приходят на остановку встречать. Вот это как раз такие, излишне ориентированные. Многие на этих остановках и подыхают от тоски и голода. Нет хозяина — значит ничего нет. Мир рухнул, — Петр Алексеевич отхлебнул чаю и сказал совсем тихо. — Вот и Райсу недолго осталось. Вторую неделю уже не ест ничего.

— А где он сейчас? Кузнецов ведь один жил. У кого сейчас его собака?

— Коля забрал. Он давно к Юрке приставал, чтобы продал Райса. А тот ни в какую. Колька как чумной от этой собаки. Прямо любовь с первого взгляда. Мы над ним даже смеялись, помню. Он еще со щенков Райса купить пытался. А тут вот как все повернулось. Коля его к себе и забрал сразу. Нет, вы не думайте, он деньги Юркиным родителям отдал, и договор подписали. Родителям-то не до собаки, конечно, они бы и так Райса отдали. Но Колька хочет, чтобы все по закону. Уговаривает, чтобы в права наследства вступили, на Райса, значит, и по закону ему продали. А пока договор совладения подписали.

— А разве можно наследовать собаку?

— А чего же нельзя? Такое же имущество, как и все остальное. Документы на него оформлены. Да только не получится у Кольки ничего. Наследство — это через полгода только. К этому времени наследовать нечего будет. Сдохнет Райс. От него уже ничего, считай, не осталось — кожа да кости. И взгляд потухший. Не жилец.

— Что же он его, не кормит, что ли?

— Колька-то? Да вы что! Кормит, еще как. Говядину с рынка подсовывает. Только не ест пес ничего. Тоскует. Вторая неделя уже пошла. От прежнего Райса там совсем ничего не осталось. Доходяга. Теперь уже недолго. Не везет Кольке с этой собакой, хоть плачь.

Глава 7

Ольга Кузнецова брела по улице и пыталась унять колотившееся сердце. С чего она так разволновалась вдруг? Обычные формальности. Человек погиб — опрашивают родственников. Даже бывших. Вот зачем она за Кузнецова тогда замуж пошла? Не терпелось поскорее «окольцеваться». Вот и расхлебывает теперь. Главное, тревожиться совершенно не из-за чего. Обычные вопросы задавали, как всем. В конце концов, у них общий ребенок. Ксюша, кстати, наследница. Сама Ольга ни на что претендовать не может, она ему больше не жена. А вот дочка — вполне. Дети бывшими не бывают. Стоп! Вот про наследство-то она и не подумала. У Юрки ведь квартира была и машина. Вот и наследство. Да и деньги, наверняка, у него имелись. Не может быть, чтобы у такого, как Кузнецов, и не было чего-то в загашнике. Всегда прижимистым был, каждую копейку считал, чтобы лишнего не потратить. Да еще родители его говорили, что какой-то чудик к ним приходил, уговаривал пса Юркиного продать. Даром не стал забирать, хоть и предлагали, хочет, чтобы все по закону. А по закону если, так собака — это имущество, а значит, наследство. А значит, и Ксюшина доля во всем этом есть. Как же она раньше об этом не подумала?

Ольга остановилась. Не резко, словно наткнувшись на что-то, нет. Воздух вдруг стал вязким, словно в воду входила, и ноги, будто ватные. Каждый шаг давался все труднее, и в конце концов она остановилась посреди тротуара, оцепенев от ужаса. Как же она сразу не подумала про наследство?! Ведь это мотив. Пусть наследницей только Ксюша считается. Она маленькая, а Ольга — мать. И больше других заинтересована, чтобы дочка это наследство чертово получила. И значит, подозревать ее могут запросто. Наверняка, уже и подозревают. Опер этот сегодня хоть и спрашивал, сколько прожили, да почему разошлись, наверняка думает, что мотив у нее есть. Только виду не подавал. И баба эта еще, что под конец разговора пришла. Не просто так она села и на нее молча уставилась. Явно ждали, что Ольга нервничать начнет и себя выдаст. Хорошо, что она только сейчас об этом догадалась. А то, действительно, занервничала бы, начала мямлить, путаться. И тогда бы они точно решили, что она в смерти бывшего мужа была заинтересована. А что? Очень удобно. Бывшая жена убивает бывшего мужа, чтобы обеспечить наследство их общему ребенку. А то, что наследство там небольшое, так это не беда. Им, голодранкам, и это сойдет. Да им двухкомнатная квартира — просто подарок небес. И пойди потом, рассказывай, что не нужна тебе эта его квартира. И вообще ничего от него не нужно. Все, что тебе нужно сейчас — это свалить из этой страны как можно скорее, и забыть всю эту жизнь, как страшный сон. А наследство пусть родители Юркины забирают. И квартиру, и машину, и собаку эту, пропади она пропадом.

Трясущимися руками она достала из сумки пачку сигарет, долго не могла подцепить ногтями плотно прижатый к другим фильтр. Долго чиркала дешевой зажигалкой. Наконец закурила, с силой затягиваясь успевшей отсыреть сигаретой. А ведь собиралась бросить. Даже пачку эту покупать не хотела. В последний момент взяла, сама себя ругая за нетвердый характер. Бросать надо. Стиву-то она сказала, что не курит. Они же там, в Америке, на здоровом образе жизни помешаны все. Вот и приходится соответствовать. Она даже волосы отрастила подлиннее, потому что тетка в брачном агентстве сказала, что иностранцы в русских женщинах ищут мягкости и женственности. А феминисток у них своих хватает.