Современный зарубежный детектив-11. Книги 1-19 - Сол Херцог

уйти или остаться. Ты остался и уверил меня… – Слезы наполнили ее глаза. – … ты уверил, что все, что тебе нужно, – я. Ты не сомневался, что тебе нужна только я. И я полностью отдалась тебе. Но то была ложь, не так ли? Ты ни в чем не был уверен. Ты всегда надеялся на что-то лучшее.

– Мне так жаль, – пробормотал он, и голос начал дрожать. – Я никогда не хотел причинить тебе боль.

С порога мяукнула Зельда, на мягких лапках вошла в комнату и, оказавшись рядом с Мэгги, обвила хвостом ее лодыжки. Та резко вдохнула от неожиданного прикосновения, затем огляделась по сторонам, казалось, внезапно придя в себя.

– Мне нужно убраться отсюда.

Она схватила телефон и начала быстро печатать, слезы капали с ее подбородка на экран.

– Тебе необязательно уходить прямо сейчас, Мэгс, – проговорил Джона. – Не торопись. Позволь мне помочь тебе найти новое место. Я хочу это сделать.

Она пристально посмотрела на него, издав мрачный смешок.

– Не сомневаюсь. Спасибо тебе, Джона, за то, что ты так великодушен, за то, что сразу не вышвырнул меня на обочину. Но не волнуйся: я уберусь с твоего пути, чтобы освободить для нее место. Хотя я не понимаю, зачем тебе вообще беспокоиться, уверена, что в ее доме намного лучше.

Она быстро прошлась по спальне, натягивая одежду и беспорядочно бросая вещи в сумку уикендер. Джона снова лег и закрыл глаза, стараясь лежать как можно тише, прислушиваясь к ее возне с вещами, сердитым вздохам, влажному сопению ее носа и всхлипам; и ему захотелось ускорить течение времени, чтобы этот мучительный эпизод поскорее закончился.

Наконец он услышал, как она остановилась в изножье кровати и открыл глаза.

– Я заберу остальные вещи когда-нибудь на этой неделе. Надеюсь, когда тебя здесь не будет, – добавила она, затем перекинула сумку через плечо.

– Мэгги…

Она ждала.

– Что?

Он растерянно посмотрел на нее, пытаясь придумать, что сказать, чтобы хоть немного смягчить их разрыв.

Она покачала головой.

– Ты пожалеешь об этом, – печально произнесла она. – Я хотела бы надеяться, ради твоего же блага, что этого не случится, но у меня стойкое ощущение, что это произойдет. А я… даже сейчас, несмотря на то, что мне грустно и я чертовски зла на тебя, Джона, я все же благодарна… и тебе, и ей. Ты – моя самая большая ошибка. И теперь, когда все, наконец, закончилось, я могу двигаться дальше к той жизни, которую заслуживала с самого начала.

Он обнаружил, что не может ответить. Рассерженный, все еще немного влюбленный в нее и чрезвычайно огорченный, он отвернулся.

После ее ухода Джона немедленно написал Лиле, что порвал с Мэгги и та ушла. Он ждал ответа – хоть что-нибудь! что угодно! – но получил только молчание, и его внутреннее равновесие начало пошатываться. Он поймал себя на том, что по мере приближения встречи с Лилой его то переполняло предвкушение, то внезапно охватывал ужас от осознания, что он совершает ужасную ошибку. Он бродил по дому, который Мэгги так заботливо и преданно создала для них, остро ощущая ее отсутствие и то, какой пустой внезапно стала жизнь. Он ненавидел себя за жестокость, за то, как легко завел Мэгги в тупик боли и страданий, из которого сам выбрался невредимым.

А что, если все пойдет не так, как он надеялся? Что, если Лила передумает, откажется от их плана? Или еще хуже: что, если, побыв с ним, она решит, что заблуждалась? Это будет означать две невосполнимые потери: разрушенное будущее с Мэгги без всякой на то причины и угасшая навсегда нетленная мечта о Лиле Крейн.

Размышления об этих ужасных возможностях казались опустошающими, но неизбежными и ввергли его в тревожную спираль. В результате из-за собственной паники он почувствовал себя истощенным. Поэтому всякий раз, когда эти мысли начинали снова прокрадываться в голову, он жестоко отбрасывал их в сторону и решительным усилием накладывал живое обещание Лилы на память о Мэгги, холодно вычеркнув ее из сознания. Он принял решение, и его нельзя было отменить. Все, что он мог делать, это считать часы до того момента, когда соединится с Лилой раз и навсегда.

Прошлая ночь – последняя ночь Джоны в одиночестве, перед тем как они с Лилой наконец-то будут вместе – снова оказалась бессонной. Его сердце пребывало в постоянном, бурном бунте, обезумев от страха и отвратительных фантазий. Наполовину больной, он метался между гротескной реальностью и дикими, пугающими снами и с каждым проходящим часом усугублял свои мучения, пока сонливость, наконец, не накрыла очередную яркую сцену забытьем.

Но в какой-то момент тусклых, не поддающихся исчислению часов он скорее почувствовал, чем увидел внезапное свечение сквозь тонкую кожу век, вслепую потянулся к телефону и обнаружил последнюю запись Лилы. Быстро, словно в тумане, прочитал это, и желудок его взволнованно сжался от осознания ее пылкой привязанности (конечно же!); но, когда он дошел до ее разговора с Фредом, паника, быстрая и неглубокая, нахлынула на него огромным горячим потоком. Итак, Фредди изучал его историю – конечно, она его интересовала – точно так же, как изучили и разоблачили прошлое Гэтсби. Безумно, иррационально он задавался вопросом, что же Фредди мог раскопать? Возможно ли, что он каким-то образом выяснил, что в действительности Джона знал Лилу по Принстону, что провел первую половину выпускного курса, незаметно наблюдая за ней издалека? Нет! Как бы ему это удалось? И все же в письме Лила просила его заверить ее, дать слово, что она может полностью доверять ему. Она начала сомневаться.

Он знал, что в конце концов придется напомнить ей о вечере, который они провели вместе, так свободно и полностью отдавшись друг другу в таинственной анонимности ночи; но делать это сейчас, когда они были так близки к счастливому финалу? Это означало бы искушать судьбу. Ибо, хотя встреча была идеальной, а его намерения всегда чисты, вполне понятно, что она могла расстроиться, поскольку он слишком долго не упоминал об этом. И даже не будь этого, обнаруженные недомолвки с его стороны могут заставить Лилу задуматься и даже, не дай бог, отказаться от их совместного будущего. Нет, он, конечно, расскажет ей, и очень скоро, но только не прямо сейчас. Ибо так же, как Лила была прекрасна – чиста, мила и добродетельна, – точно так же она могла быть безжалостной, и ему необходимо сначала овладеть той силой, которая способна прогнать его прочь.

Распечатывая копию ее последней записи, он достал личное дело пациента – Лилы Крейн, которое в какой-то момент на той неделе вместе с фотографией, где Джона в Принстоне, перекочевало из