Современный зарубежный детектив-11. Книги 1-19 - Сол Херцог

В городе было устрашающе тихо, огромные гобелены деревьев потемнели, превратившись в призраки. Воздух внезапно стал прохладным, ветры перешептывались между собой, готовясь к дождю. Что-то дернулось внутри Джоны, какой-то волокнистый шнур, предупреждающий – что-то не совсем правильно; возможно, ему следует остановиться, обдумать ситуацию. Но нет, он обещал Лиле не делать этого. Размышления только отдалили бы исполнение единственного желания, переполнявшего его все это время.

«Счастье, – писал Фицджеральд, – это лишь мимолетное облегчение, наступающее сразу после мучительных переживаний». Но лицо Джоны, когда он шел по улице в тот вечер! Его темные глаза блестели, а вокруг рта разбегались лучики морщинок, на которые было приятно смотреть. Он чувствовал себя красивее, чем когда-либо прежде, приближаясь к одному из тех бессмертных мгновений, которые приходят так лучезарно, что их незабываемого света хватает на долгие годы.

Он не размышлял о последствиях, не оценивал ситуацию. Решение уже было принято. Завтра он скажет Мэгги, что все кончено, и, скорее всего, разобьет ей сердце. Но сейчас он не собирался об этом размышлять. Вместо этого, почти вприпрыжку удаляясь по тенистой благоухающей аллее все дальше и дальше от мерцающей темноты нового дома Лилы, он внезапно понял, что Фицджеральд был неправ. Колоссальное значение этого метафорического зеленого света[30] вовсе не исчезло, оно было ярче, чем когда-либо прежде – да, ведь сегодня вечером он почти схватил его! – ибо Лила Крейн, героиня его собственной истории, осталась неизменной; и наконец-то она принадлежала ему! Продолжая путь по мрачным булыжникам, он представил, как она с тоской наблюдает за ним из окна, и протянул руку, словно желая поймать глоток воздуха, сохранить частичку того мгновения, которое она сделала для него прекрасным – затем, спохватившись, он чуть не рассмеялся вслух.

«Осталось всего пять дней», – подумал он, продолжая путь по безмолвной улице. Через пять дней оба наших мира могут быть разрушены, но мы начнем новую жизнь вместе. И тогда, Лила Крейн, я буду твоим до самой смерти».

Черное облако заволокло луну, и мир погрузился во тьму. Но Джона этого не заметил, а если бы и заметил, то с тем же успехом продолжал бы оставаться слепым. Ибо он услышал барабаны судьбы и больше не мог их игнорировать. Прошлое уже отступало быстрее, чем мог видеть глаз. Перед ним было только будущее, которое предвидела она, его мерцающие очертания теперь едва угадывались. И этим будущим, в конце концов, стала Лила.

8

Терапевтический дневник Лилы

для Джоны Гэбриэла

Запись № 4

10 августа

Дорогой Джона!

О, это такое восхитительное чувство удовлетворения – наконец-то написать тебе в открытую! Во веки веков так и будет: дорогой Джона, Джона, Джона! Фицджеральд сказал в «Гэтсби», что летом жизнь начинается сначала. И теперь я до конца осознаю правду, заключенную в этих словах! Пусть эта запись станет последней перед тем, как мы с тобой окажемся вместе и наши судьбы окончательно объединятся.

Прежде чем начать, Джона, я должна кое в чем признаться. Кое-что произошло, и это выбило меня из колеи. Я долго раздумывала, стоит ли говорить тебе – тебе, кому я доверяю больше, чем кому-либо в мире, больше, чем самой себе! – потому что я не хочу, чтобы ты думал, что я тебя допрашиваю. И все же… чтобы быть честной и показать, что я действительно доверяю тебе, не буду скрывать сомнения, которые зародились в моем сознании. Подробнее об этом далее.

Но сначала несколько радостных новостей: сегодня мы официально закончили «Ночь»! Честно говоря, мне немного грустно оттого, что завершился проект, который занимал мои разум и сердце в течение многих лет. Конечно, теперь начинаются монтаж (и, без ведома Курта, мама выбила мне право утверждать окончательную версию), маркетинг и всяческая реклама… но для меня настоящая суть работы, которая заставляет кровь петь, заключалась в том, чтобы запечатлеть эту историю, мою историю, на камеру. И теперь, когда эта глава закончена, ее окончание ощущается горько-сладким. Мое единственное, чудесное утешение: экранизация этого фильма означает прекращение моих отношений с Куртом и начало новой жизни с тобой! Мой мир вращается, вращается быстрее, и я за ним не успеваю; но даже в прекрасном, ярком хаосе всего происходящего я могу различить быстро разворачивающийся проблеск, и я узнала бы его где угодно, потому что это – надежда.

Официальная вечеринка по подведению итогов сегодня вечером в Duryea’s – идеальное место для закрытия «Ночи», и оно только для нас. Освещенные свечами столики, тянущиеся вдоль всего причала, кажутся плывущими по поверхности воды, словно призраки. Прямо перед нами впечатляющее солнце в огненном закате. И весь остальной мир, расколотый надвое. Мрачно мерцающая вода, бесконечный просвет неба.

Я прихожу со своим любимым Фредом: моим напарником, надежным телохранителем и великолепной усладой для глаз в придачу (но не ревнуй, Джона, – я давно отказалась от попыток соблазнить Фредди!). И пока мы медленно пробираемся сквозь толпу актеров, съемочную группу, сквозь щедрые поздравления и бессмысленную светскую болтовню, я абсолютно ошеломлена: счастье, настоящее счастье, витает в воздухе. Последние несколько недель были такими ужасными, тяжесть гнева Курта тянула всех вниз. Но сегодня вечером я понимаю, что бремя снято, потому что его здесь нет. Olympus потребовал, чтобы он прилетел в Лос-Анджелес сразу после разговора по душам с Бобби по поводу его исчезновения. При любых других обстоятельствах было бы неправильно устраивать вечеринку по случаю окончания съемок без режиссера фильма; но сегодня вечером, в отсутствие Курта, я чувствую на душе легкость, которой не испытывала уже несколько месяцев. Возможно, это из-за алкоголя, мягкого вечернего света, но мир внезапно кажется милосердным и жизнерадостным.

После того, как мы обошли актеров и съемочную группу, обменялись сердечными объятиями с Зевом, Надей, Иден и задержались еще немного с Домиником, мой чудесный телепат Фред раздобыл нам охлажденную бутылку Sancerre и нашел уютный, скрытый от глаз уголок в конце причала. И я не могу удержаться от улыбки, когда замечаю сигнальный фонарь на верхушке столба, равномерно освещающий воду. Фредди наполняет бокалы доверху, нам приносят блюдо с устрицами, чтобы мы могли отведать их, наслаждаясь приглушенным плеском воды вокруг и медленным погружением солнца.

Я только устраиваюсь поудобнее, только наконец начинаю расслабляться, когда замечаю актрису, сыгравшую Розмари, топчущуюся неподалеку, выглядящую одинокой и немного брошенной. И даже несмотря на то, что было у нее с Куртом, я испытываю прилив сочувствия и импульсивно окликаю ее. Она устремляет на меня встревоженный взгляд.

– Милая, что