Современный зарубежный детектив-11. Книги 1-19 - Сол Херцог

слез? – улыбка расползается по мокрому лицу. И в эту минуту, наконец, она, казалось, вспоминает: ее ребенок – о да, я тоже находилась там, прямо за ней! Ее ребенок был там, с ней, но не издал ни звука. Неужели я… Была ли я… И наконец она повернулась и потянулась ко мне…

– Милая, – теперь мягко говорит мама. – Твой глаз…

Инстинктивно, хотя мама уже заметила, моя рука взлетает, чтобы прикрыть синяк, поставленный Куртом. Макияж, должно быть, потек от слез, и синева под глазом теперь просвечивала насквозь.

– Он чудовище, – говорит она, и я отвожу взгляд.

Она качает головой, ее лицо вспыхивает точно так же, как у меня, когда я расстроена. И я думаю: каково ей, должно быть, наблюдать, как ее собственный ребенок совершает те же ужасные ошибки? Несмотря на все ее собственные страдания, на тот риск, на который она пошла, чтобы избавить нас от боли, и на все мои последующие усилия избежать повторения этой схемы, я сделала именно это: сознательно воссоздала вживую кошмар дома моего детства.

Я знаю, что сейчас самое время спросить ее о той ночи в машине, о том, что произошло на самом деле. Потому что, я понимаю, мы не такие уж разные – мама и я. И то безнадежное отчаяние, которое она, должно быть, испытывала, пытаясь освободиться, теперь мне слишком хорошо знакомо. Я понимаю, почему она, должно быть, чувствовала себя обязанной в ту долю секунды сделать то, что она сделала. И я так отчаянно хочу спросить ее, чтобы наконец-то пережить травму той ночи и смириться с правдой. И еще: чтобы я могла начать собственный крестовый поход с ясными глазами и раз и навсегда определить, как взять под контроль свою жизнь.

Вытерев слезы, я заставляю себя выпрямиться.

– Мама…

Она смотрит на меня, надеясь поймать мой взгляд. И, может быть, мне только кажется, но в этот момент я чувствую, что она знает, о чем я собираюсь спросить, я вижу страх в ее глазах. И понимаю: да, я хочу услышать правду… но какой ценой? Разве в глубине души я не знаю ответ? Каким-то образом мать смогла выпутаться и заявить о своей невиновности, освободившись от моего отца, не будучи наказанной за это. Она нашла способ оставить травму позади, исцелить себя. Просить ее признаться в этом сейчас не только было бы эгоистично, но и могло бы поставить под угрозу мирное существование, которое она по праву заслужила. Лучше позволить прошлому остаться в прошлом. Лучше защитить ее, сохранить тайну матери в целости и сохранности.

– Лила. – Она берет меня за руку. – Ты так же хорошо, как и я, знаешь, что быть женщиной в этом мире нелегко. Для большинства это означает страдать от миллионов крошечных предательств, молча проглатывать все это и переносить боль в одиночку. Знаешь, что жизнь – не что иное, как долгая, медленная смерть. Но немногие счастливчики находят другой путь, способ разрезать брюхо зверя и проложить себе дорогу наружу. Я была одной из таких женщин. И ты тоже одна из нас. Мы живем в мужском мире, и так будет всегда. Это путешествие мы все должны совершить в одиночку. Я знаю, что ты можешь пойти по собственному пути, ты уже делаешь это. Если я чему-то и научилась, так это тому, что я единственный человек, который способен изменить собственную судьбу. И теперь пришло время тебе сделать то же самое.

Легкий звон: в кармане маминого халата светится голубым телефон. Она поправляет очки, включает его, что-то читает. Наконец поднимает на меня глаза.

– Поздравляю, – просто говорит она. – Курт принял мое предложение. Он уже возвращается. Теперь пришло время тебе внести свой вклад. Закончи то, что ты начала, Лила, и освободи себя.

7

Джона опаздывал. Подобного никогда не случалось.

Он приехал на Чарльз-стрит, 12, имея в запасе пару минут, однако, попытавшись вставить ключ Лилы в замочную скважину, обнаружил, что тот не подходит. Затем он, как идиот, простоял на улице следующие пятнадцать минут, ожидая реакции на свое сообщение с вопросом, в какую квартиру звонить, и, не получив ответа, на самом деле задумался, не нажать ли на все кнопки, одну за другой.

«Что потом? – саркастически подумал он. – Ходить от двери к двери, спрашивая, дома ли Лила Крейн, знаменитая актриса? Нет, он никак не мог так поступить».

Он был не в своей тарелке. Чего тоже никогда с ним не случалось.

Сама странность обстоятельств, в которых он теперь оказался, приводила его в замешательство. И хотя он убеждал себя, что это всего лишь еще один сеанс, призванный подготовить его пациентку к неминуемому избавлению от токсичных отношений, он понимал, что это ложь, знал, что сейчас за этим кроется нечто гораздо большее. Интимный подарок в виде ключа от квартиры для побега Лилы – квартиры, о существовании которой никто больше не знал, – делал эту встречу нелегальной.

Потому что то, чего они еще прямо не признали – то, что им придется признать сегодня вечером, – невыраженные чувства Лилы к Джоне. Он пытался убедить себя, что вчитывается в ее осторожное, завуалированное повествование, выискивая желаемые подтексты, вместо того чтобы принять более простую истину, но каждый раз приходил к одному и тому же выводу: Лила хотела, чтобы он сделал первый шаг, признался в настоящих чувствах к ней, чтобы она, наконец, получила возможность исповедаться, открыть свои.

Он разблокировал телефон, еще раз тщетно проверяя, нет ли ответа. Сбитый с толку, встревоженный, а теперь и немного раздраженный, он рассеянно прокрутил страницу до сообщения с адресом квартиры, которое она отправила ранее в тот день. Желудок сжался. Чарльз-Лейн, 12. Не Чарльз-стрит, классическая, красивая магистраль Вест-Виллидж. Чарльз-Лейн, 12!

Выругавшись себе под нос, Джона набрал правильный адрес в приложении. Он находился в десяти минутах ходьбы отсюда, или в пяти, если бежать. Он быстро отправил Лиле эсэмэс с извинениями, объяснив свою ошибку, затем сжал телефон в ладони и бросился на запад.

Пробегая трусцой по Чарльз-стрит, он наблюдал, как одна за другой все хорошенькие одинокие женщины, прогуливавшиеся по тенистой улице, услышав его торопливую поступь, оборачивались и смотрели вслед, когда он проносился мимо. В беспокойном сознании он теперь входил в жизнь каждой из них, следуя за ними в их квартиры – и они, в свою очередь, улыбались ему в ответ, прежде чем исчезнуть за безымянной дверью в теплой темноте.

Легкий ветерок, который создавался при движении, приятно касался его кожи, это была кратковременная передышка от удушающей