Лейф Перссон - Другие времена, другая жизнь

— Эрикссон был не человек, а гнида, — подытожил бывший коллега убитого. — Но не дурак. Нет, не дурак. Хитер был, сукин сын.

Наверху в отделе Бекстрём проводил пресс-конференцию. Народу было мало: полдюжины газетчиков и кто-то с радио. Телевидение не удостоило его вниманием, а жаль: те несколько раз, что он появлялся на экране, немедленно приносили плоды в виде даровой выпивки в ресторане. Лентяи и неумехи, подумал он, стоит им неделю почитать сводку погоды с экрана, как они уже уверены, что они и есть погода.

Впрочем, сенсациями он их не порадовал. Мы, естественно, напряженно работаем, не отказываемся ни от одной версии, у нас есть улики и кое-какие зацепки. Если не для печати, то сам он уверен, что преступление будет скоро раскрыто.

— Расскажите об обстоятельствах убийства, — попросила пожилая женщина-репортер в первом ряду.

— Сейчас не могу, — значительно произнес Бекстрём. — Эти сведения я должен предъявить преступнику.

— Известно ли что-нибудь о мотивах? — На этот раз вопрос задал мужчина у двери.

— У меня есть определенные соображения, — сказал Бекстрём, — однако поделиться ими я в данный момент не имею права. Рано.

— Если я правильно понял, все как обычно: вы плутаете в полной темноте? — с вызывающей ухмылкой спросил какой-то парень, похоже очередное молодое дарование. Он даже сесть не позаботился — торчал у стены.

Бекстрём посмотрел на него со злостью.

— Никаких комментариев, — произнес он. — Как хотите, так и считайте.

Ну и прохвост, подумал он про себя. Из таких надо клей варить.

— Не знаю, как у почтеннейшей публики, — продолжил он вслух, — но у меня масса работы, так что если больше вопросов нет, то… — Он поднялся и многозначительно откланялся. Никто не возражал.

Покуда Бекстрём проводил пресс-конференцию, его сотрудник Альм занимался организацией своего рода центра по приему «сигналов населения». Как только средства массовой информации сообщат об убийстве Эрикссона, в ту же минуту следствием займется Великий Детектив — общественность и начнется сумасшедший дом: люди будут звонить и звонить, так бывает всегда, хотя довольно трудно припомнить случай, когда добровольные следователи сообщили хоть что-нибудь существенное.

— Не забывай об этом, — наставительно сказал Альм молодому полицейскому, получившему почетное задание дежурить на телефоне. — Никогда не начинай с ними что-то обсуждать: завязнешь и не выберешься. Звонят в основном старые ведьмы, алкаши и прочий сброд.

— И что, никогда не бывает, чтобы кто-то позвонил по делу? — Парень поглядел на Альма с детской серьезностью.

— Насколько я помню — нет, — ответил Альм. — Во всяком случае, за все мои двадцать лет в уголовке. Главное — уметь их окорачивать, у них же головенки вот-вот лопнут от идей… А ваша задача — дополнить вчерашний опрос свидетелей, — с видом полководца обратился он к двум молодым ребятам из полиции правопорядка.

Уж лучше, чем околачиваться здесь без всякой пользы, подумал он.

— Я только хотел спросить… — робко произнес один из них.

— Список фамилий получите у Гунсан, — прервал его Альм.

— Я хотел спросить, на что мы должны обращать особое внимание…

Где их только набирают, кисло подумал Альм.

— Обратите особое внимание на то, чтобы найти Родмансгатан. Найдете?

— Я не это имел в виду, — заупрямился строптивец. — На что мы должны обращать внимание при опросе? Когда мы будем обходить свидетелей.

— Спросите, видели или слышали они что-нибудь. Неужели это так трудно?

Очевидно, им все стало ясно, потому что все трое немедленно ушли.

Ну ладно, подумал Альм, откинулся на стуле и поглядел на часы. Если успеть в «Системет» до ланча, не придется наживать аневризму, стоя в бесконечной очереди среди бездельников, которым нечем заняться.

5

Закончив пресс-конференцию, Бекстрём тут же улизнул в город, где в небольшом ланч-ресторане его ждал знакомый — корреспондент из большой вечерней газеты. Если оставить в стороне выбор профессии — вполне нормальный парень, к тому же имеющий доступ к газетной кассе. После пары кружек крепкого пива и хорошей порции жареной свинины с креветками и брусникой к Бекстрёму вернулось хорошее настроение, и в благодарность за хороший обед он немного приподнял завесу полицейской тайны.

— Только между нами, — сказал он, доверительно наклонившись к собеседнику. — Могу сказать, что его зарезали. Ножом.

— Приятного мало, — поддержал разговор репортер, ожидая продолжения.

Опрокинутый столик, немного крови и труп, ну и что, он повидал и похуже, но публику надо кормить тем, чего она требует.

— Признаться, картина была… ну скажем, не такая, как у меня дома или у тебя.

Вообще-то это чистая правда, подумал Бекстрём.

— А нож? Там что, была настоящая бойня? А нож большой?

— Опять-таки между нами… — Бекстрём понизил голос и наклонился еще ближе. — Настоящий мачете… чуть не самурайский меч. — Он развел свои жирные руки и показал, какой был нож.

— Вы не думаете, что есть какая-то связь с порноубийствами? — спросил репортер. Глаза его сияли.

— Что ты имеешь в виду? — осторожно спросил Бекстрём.

Этот парень явно не промах.

— Ну этот псих, который режет народ здоровенным ножом. Уже троих прикончил. Сначала негра на Сёдере,[13] потом еще двоих, те, кажется, дрочили в каких-то порнозабегаловках. Один в Васастане, другой прямо рядом с собственным домом. Подумайте только, Бекстрём, мы же имеем дело с серийным убийцей, и он на свободе!

— М-м-м… — задумался Бекстрём. — Возможно… Эта мысль мне тоже приходила…

Что я здесь делаю? — вдруг подумал он и вспомнил своего непосредственного начальника комиссара Фюлькинга. Нельзя сказать, чтобы это воспоминание его порадовало.

— А что, Эрикссон увлекался порнухой? — Репортер буквально сверлил его взглядом.

Увлекался ли Эрикссон порнографией? А кто ей не увлекается? — подумал Бекстрём с недоумением, но заставил себя собраться и энергично кивнул.

— Я убежден, что мотив убийства носит сексуальный характер, — заявил он.

Он и вправду был в этом убежден: достаточно было одного взгляда на то, как жил этот прохиндей. Так что против истины Бекстрём не грешил. А порнуху любят, почитай, все, кроме разве старух. Надо будет посмотреть повнимательней, нет ли у покойника видеофильмов или журналов… С такими девчонками в матросских костюмчиках верхом на колбасе, вспомнил он и вдруг почувствовал прилив бодрости.

— Потрясающе, Бекстрём, — выдохнул репортер. — Я понял, понял… Сделаем как всегда — наши источники в полиции дали понять… Не хочешь ли коньячку к кофе?

— Рюмочку, пожалуй, не больше, — согласился Бекстрём.

Инспектор Вийнблад провел почти весь день у судмедэкспертов в Сольне. Он присутствовал на вскрытии убитого Челя Йорана Эрикссона, потом принял и зарегистрировал вещественные доказательства — одежду убитого, в которой его привезли.

Обычно это бывало довольно приятное времяпрепровождение: можно было успеть обменяться профессиональным опытом, поговорить обо всем на свете с коллегами из уголовки и судебными медиками. Но не сегодня, с горечью подумал Вийнблад. Мало того что из полиции больше никто, кроме него, не явился, — а чего еще ждать, если следствием руководит психопат Бекстрём? — его подстерегало еще одно разочарование. Вскрытие, судя по всему, будет проводить новый врач, молодая женщина никак не старше тридцати пяти — он никогда раньше не встречал ее и даже не слышал о ее существовании. Низкорослая, с неприятным испытующим взглядом, зовут ее, судя по беджу на халате, Биргит X., точно как в том совершенно непонятном романе, который он получил на день рождения от своей мерзкой золовки. Впрочем, Биргит X., как выяснилось, предпочитала, чтобы ее называли просто Биргит.

— Меня зовут Биргит, — представилась она и протянула маленькую крепкую руку, — просто Биргит. А вы, как я догадываюсь, Вийнблад.

— Ну что ж, — сказал Вийнблад, когда они покончили с формальностями и заняли место у патологоанатомического стола. — Профессор, должно быть, уехал на какую-нибудь конференцию?

— Профессор? — недоумевающе спросила Биргит. — Вы имеете в виду доктора Энгеля? Вы его, по-моему, называете Труполюбом?

— М-м-м… разве? — уклончиво пробормотал Вийнблад.

Он терпеть не мог, когда людей называли кличками, особенно в их отсутствие. Но она была права: кличка доктора Энгеля была Труполюб. Или Ангел через «э». Интересный, в общем, мужик с каким-то неясным немецко-югославским происхождением, очень знающий, судя по рассказам тех, кто с ним работал, и с большим чувством юмора, правда, пока дело не касалось его лично.