Михаил Рогожин - Супермодель в лучах смерти

— Как же так? Вы везете в трюме радиоактивные отходы и ничего об этом не знаете?

— Клянусь! Это какое-то недоразумение. В трюмах нет никаких отходов. Янис загрузил туда контейнеры с оборудованием для зверофермы!

— Вас обманули… — прошептала Татьяна. И через некоторое время добавила: — Во всем виноват Маркелов. Разве его убили?

Апостолос почувствовал, что ему не хватает воздуха. Известие о содержимом контейнеров вывело его из равновесия, но он сумел не подать вида.

— Скажите правду, Маркелов убит? — повторила артистка.

— Да, да… Его расстрелял из автомата ваш друг, господин Шкуратов. Он тоже знает о грузе?

— Знают все. Мне жаль вас, адмирал. У вас будут большие неприятности…

— А мне жаль вас, — заявил, оправившись от стресса, Апостолос. — Кто-то постоянно использует вас в качестве приманки. Разве нельзя было прийти ко мне и все рассказать? Я бы немедленно вызвал пограничные катера, вертолеты. Сообщил бы в правительства наших стран. Если в контейнерах действительно отходы, значит кто-то пытается ими завладеть и втягивает в это грязное дело вас.

Татьяна закрыла глаза. Она совершенно запуталась в людях, окружавших ее. Каждому что-то было нужно. А она из-за них чуть не погибла.

— Не знаю! — вдруг приподнялась она на руках и закричала сильным грудным голосом. — Оставьте меня в покое. Граф утверждает, что за вами следит Интерпол!

Апостолос положил широкую ладонь ей на лоб и небольшим усилием вернул голову снова на подушку. Татьяна смирилась и подавила в себе истерику. Она почти по-детски пожаловалась:

— Защитите меня от них. Мы с вами оба несчастны… граф Нессельроде, мой бывший любовник, спит с вашей бывшей любовницей… Антигони… кроме вас, меня никто не поймет.

Это признание произвело на Апостолоса едва ли не большее впечатление, нежели сообщение о тайне контейнеров. Он отшатнулся от артистки и, топчась на месте, кусал нижнюю губу.

Неужели Антигони на корабле? В каюте графа? Так подло с ним не расплачивались даже самые непримиримые враги! Он, окончательно решивший связать свою жизнь с любимой женщиной, оказывается, предан ею. Его, великого адмирала мощнейшей империи, она променяла на карточного игрока.

Апостолосу показалось, что корабль накренился, и он инстинктивно схватился за спинку кровати, на которой лежала Татьяна. Та вздрогнула и приоткрыла глаза. Прошептала по-французски:

— Адмирал, вы еще здесь? Там граф имеет вашу любовницу. Очень скоро они отправят вас в тюрьму и станут героями.

Ни боль, ни рана, ни потеря крови не притупили в Татьяне страсти к интриганству. Она не ревновала графа к Антигони. Просто как актриса не могла перенести того, что во всей этой истории Павел, а не она становился центральной фигурой.

Удар Татьяна рассчитала точно. Апостолос сорвался с места и, подобно носорогу, помчался наверх.

Он вломился в кают-компанию и едва не сбил с ног Петра Кабанюка, танцевавшего под веселую греческую мелодию. Тот замер с поднятыми над головой руками. Не обратив на него внимания, адмирал схватил телефонную трубку, набрал номер.

— Граф? Это Апостолос. Извини, что слишком рано. Но твой соотечественник просит тебя срочно зайти в кают-компанию.

— Какой? — прозвучал напряженный голос Павла.

Вместо ответа Апостолос передал трубку Кабанюку.

Пьяным голосом глава администрации поинтересовался:

— Опухайте, ше це таке? Хто це?

— Нессельроде.

— Ой, граф, приходь. Тут такое робыться, — прокричал в трубку Кабанюк и указал рукой на стол, полный яств.

Павел, естественно, жеста не видел, поэтому решил, что Кабанюк невольно встрял вдела, его не касающиеся. Поэтому бросил трубку и быстро натянул джинсы. Антигони проснулась и смотрела на него ласковым, любящим взглядом. Ничего не объясняя, граф поцеловал ее в губы и успокоил.

— Я быстро вернусь. Поспи немного, — он взглянул на себя в зеркало и вдруг почувствовал боль в колене. Результат падения во время шторма. Нашел в шкафу палку и не удержался, чтобы не продемонстрировать Антигони. — Смотри.

Отщелкнув рычажок, он легко вытащил из палки тонкий обоюдоострый клинок.

— Замечательная вещь, — одобрила Антигони. — Эта палка придает тебе еще большую аристократичность. Не выпускай ее из рук. Не забудь, раненый зверь готов броситься в любую минуту…

Когда Павел, прихрамывая и опираясь на палку, зашел в кают-компанию, Лефтериса уже не было. За накрытым столом пировали Апостолос и Кабанюк. Павел несказанно удивился, увидев, что грек пьет с утра водку. Адмирал выбрался из-за стола, схватил его за плечо и насильно усадил.

— Что с ногой?

— Вывихнул колено во время шторма…

— Выпей с нами, все пройдет!

— Для этого вы меня разбудили?! — возмутился Павел.

— Граф, ты мой друг. Без тебя у нас с господином Кабанюком разговор не получается, — гремел Апостолос.

Павел почувствовал некую искусственность ситуации. К тому же, его неприятно резанул жесткий, холодный взгляд Апостолоса, выдававший наигранность его полупьяной развязанности. Однако Павел списал это странное состояние на неумение грека пить с утра.

Чтобы прекратить дальнейшие упрашивания, граф подсел к столу и поднял рюмку, полную водки.

— За удачу! — сказал он и выпил.

Апостолос сделал маленький глоток. А Кабанюк, искренне обрадовавшись приходу графа, налил сразу по второй.

— Граф, а за что вы убили Илью? — пьяно поинтересовался Апостолос.

— Меня при этом не было. Лучше расспросить господина Шкуратова. Мне он сказал, что Илья Сергеевич устроил стрельбу в каюте. Мы же все видели раненую Татьяну.

— А почему Маркелов оказался в каюте господина артиста? — не унимался Апостолос. Он хотел притупить внимание графа и выиграть время.

— Мне самому непонятно, но, скорее всего, Илья Сергеевич следил за Татьяной, особенно после случая с Янисом…

— А! — воскликнул Апостолос, — так вот в чем дело! Она пришла к другу-артисту по амурным делам. А Маркелов, терзаемый ревностью открыл стрельбу!

Павел почувствовал, что адмирал подбрасывает ему наиболее удобную версию, и, чтобы не спугнуть противника, в знак согласия кивнул головой.

— Говоря по-русски — «закусил удила». Две кровавые драмы подряд, продиктованные чувством ревности, делают Маркелова похожим на шекспировских героев.

— Странный вы народ — русские. Чуть что не по-вашему, сразу готовы вцепиться в горло, — заметил Апостолос. — Это, наверное, от того, что все много, пьют, перестают управлять своими эмоциями. Вот, посмотри на меня. Всегда спокоен, не суетлив, врагов уважаю и никогда ни на кого не поднимаю руку. А потому что мы, греки, мудрее вас на несколько тысячелетий…

Раздался звонок телефона. Апостолос снял трубку. Молча выслушал и ответил согласием. Поскольку разговор шел по-гречески, Павел не прислушивался. Он решил выяснить у Кабанюка, каким утренним ветром его сюда задуло. Но глава администрации уже пускал толстыми губами пузыри. Лицо его приобрело бурый оттенок. Даже загар не мог скрыть прилив крови к голове.

— Пора отдыхать, Кабанюк. Сам знаешь — неправильный похмел ведет к запою, — вспомнил Павел известный ему еще с прокопьевского детства афоризм. Глава администрации посмотрел на него налитыми кровью глазами и спросил:

— Ты мне друг?

— Друг, друг…

— Тогда не верь этим грекам… что-то они затевают, — и погрозил в сторону Апостолоса пальцем.

Адмирал положил трубку. Он уже не старался скрывать охватившее его нервное возбуждение.

— Граф, я тебя прошу, давай поднимемся в мою каюту. Там для тебя приготовлен сюрприз. Я понимаю, что у тебя болит нога, но потихоньку доковыляешь. А уж назад побежишь вприпрыжку!

Павел насторожился. Ничего хорошего от адмирала оживать не приходилось.

— Мне надо Кабанюка дотащить до каюты, — решил он уклониться от приглашения.

Апостолос встал и зашагал по кают-компании.

— Его без тебя доведут. Разве я могу допустить, чтобы ты сам, хромая, тащил эту тушу. Мы ненадолго, покажу — и вернемся назад. Грех тебя не позабавить. Мы, греки, тоже умеем удивлять не хуже русских.

Павел с трудом встал и, не на шутку хромая, отправился за Апостолосом. Кабанюк хотел что-то сказать им вслед, но лишь издал губами нечленораздельный звук.

В просторной каюте Апостолоса в углу сидел в своем кресле-каталке улыбающийся Лефтерис. Он почти по грудь был накрыт клетчатым шотландским пледом. На небольшом столике лежало несколько колод карт, чистая бумага, ручки и пистолет.

Апостолос заметно нервничал. Он подошел к Лефтерису, наклонился к нему и о чем-то спросил. Затем резко выпрямился и обратился к Павлу.

— Граф, сюрприз ждет вас в моей спальне, прошу посмотреть!

— Мне как-то неловко, — заволновался Павел.