Охотник - Тана Френч

еще какое-то время не отрежет. Он справится. Такие всегда справляются. — Хватит с Кела быть учтивым насчет Джонни Редди. Он считает, что и так превзошел сам себя, устояв перед искушением швырнуть этого говнючонка прямиком в огонь.

Добираются до подножья горы. Кел выкатывается на дорогу к деревне и старается дышать поглубже. Руки у него начинают трястись так сильно, что он едва удерживает руль. Сбрасывает скорость, пока их не снесло в канаву.

Трей спрашивает:

— Куда едем?

— К мисс Лене, — говорит Кел. — Мама твоя и мелкие уже все там.

Трей секунду молчит. А затем говорит:

— Можно мне к тебе?

Ни с того ни с сего Кел чувствует, как глаза ему щиплет от слез.

— Само собой, — говорит он, смаргивая, чтобы видеть дорогу. — Чего ж нет-то.

Трей глубоко вздыхает. Размякает на сиденье, устраивается поудобнее и поворачивается на бок, чтобы смотреть на пожар — тем неподвижным взглядом, каким ребенок в поездке наблюдает за пейзажем в окне.

Лена застилает свободную кровать для Шилы и младшеньких, на диване устраивает Мэв. Помогает Шиле внести сумки в дом и откопать спальную одежду и зубные щетки. Достает молоко, кружки и печенье, чтобы все могли перекусить перед сном. Келу не звонит. Как сможет, позвонит сам. Телефон Лена держит в кармане джинсов — когда он завибрирует, она уловит это, сколько б народу вокруг ни разговаривало. Должно быть, сейчас это единственный телефон в Арднакелти, не считая Шилиного, который не звонит. Как только чувствует вибрацию, Лена бросает все и хватается за аппарат, но это Норин. Лена дает звонку уйти на автоответчик.

Уже ночь, однако над горой у тучи дробное, пульсирующее оранжевое свечение. Здесь, при всем расстоянии дотуда, воздух густ от настырного запаха горящего дрока. Мимо несутся с дороги сирены, но Лена с Шилой делают вид, что не слышат. Лена знает Трей достаточно близко, чтобы не сомневаться: имелся некий план. Понимает она и то, что раз молчание Шилы густеет по мере того, как время идет, а Трей все нет и нет, задержка эта планом не предусматривалась.

Лиаму неймется, он проказит — пинает что подвернется и лезет на мебель, каждые десять секунд желает знать, где папка. Ни Лена, ни Шила не могут выделить ему нисколько внимания: у Шилы достаточно забот с Аланной — та не дает снять с себя футболку, а Лена, пусть и целиком сочувствуя настроению Лиама, с трудом сдерживается, чтоб не велеть ему уже заткнуться. В конце концов за руку его берет Мэв, просит у Лены собачьи щетки и уводит Лиама чесать псов. Ни та ни другой толком не понимают, чем заняты, но псы терпеливы, и Лиам постепенно втягивается в эту мерную работу. Лена, проходя мимо с полотенцами, замечает, как Лиам вполголоса спрашивает что-то у Мэв и та его зашикивает.

Когда телефон наконец звонит, Лена, бросаясь к задней двери, чуть не опрокидывает стул.

— Кел, — говорит она, захлопывая за собой дверь.

— Мы у меня. Мы с Трей.

Колени у Лены слабеют, и она тяжко плюхается на ступеньки заднего крыльца.

— Классно, — говорит она. Голос держит спокойным и ровным. — Ущерб какой есть?

— Она вывихнула лодыжку и собрала чуток мелких ожогов. Дело житейское.

У Кела голос тоже выдержанно ровный. Что б там ни происходило, оно было скверно.

— Заживет, — говорит Лена. — Она ест?

— Мы вот только что в дом вошли. Но да, уже бурчит, что помирает с голоду. Сказал, соображу ей что-нибудь, как с тобой созвонюсь.

— Вот и да, — говорит Лена. — Раз голодная, значит, я б решила, все у ней шик, плюс-минус.

Слышит, как Кел глубоко вдыхает.

— Она захотела сюда, — говорит он. — Подержу ее тут, если Шила не против.

— Давай-ка да, — говорит Лена. Она и сама вдыхает глубоко и опирается спиной о стену. — Мне ее все равно некуда класть, пришлось бы ей спать в ванне.

— Дому их каюк. А что сверх того, я не знаю.

Лена ему:

— Шила прикидывает, это Джонни окурок бросил.

Секунда молчания.

— Джонни был у подножья, — говорит Кел. — Когда пожар начался.

В голосе у него Лена улавливает не один слой и вспоминает слова Марта Лавина о том, что с Джонни он разберется.

— Может, какое-то время тлело, — говорит она, — пока не занялось.

Еще одно секундное молчание — теперь Келова очередь вслушиваться в непроизнесенное, и Лена сидит во тьме и запахе дыма, слушает, как Кел слушает.

— Может, и так, — говорит он. — Когда потухнет, уже и не разобрать будет.

— Где Джонни?

— Свалил. Я ему дал чуток денег, чтоб исчез. Не могу обещать, что он успел убраться с горы, и, может, оно и к лучшему, если народ узнает, что мог и не успеть. Но из того, что я видел, все должно сложиться.

Лена ловит себя на облегчении — не за Джонни, а за Трей: малой не придется жить с сознанием, что она приложила руку к отцовой гибели.

— Давно пора, — произносит она.

— Скорее, в самый раз, — говорит Кел. — Парняга в дерьмо вляпался крепко.

— Я знаю, да.

— И добавки бы огреб того и гляди. Малая сказала мне, что вы с ней ездили к Нилону.

Что он об этом думает, Лена вычислить не может.

— Я надеялась, что она тебе про это скажет, — говорит Лена. — Уверена не была. Она боялась, что ты на нее обозлишься.

— Клятые подростки, — прочувствованно говорит Кел. — У меня столько поводов злиться, что и не знаю даже, стоит ли начинать, а то целый год уйдет. Покоя мне не дает то, что она не рассказывает, с чего вдруг передумала. Это ее дело, но если кто-то ее прессовал, я б хотел знать.

— Никто не прессовал, — говорит Лена. — Сама одумалась, вот и все.

Кел не расспрашивает, и Лена этому рада. Ответы стали бы для него бременем или усложнением, а ни того ни другого ему сейчас не надо. Через минуту он говорит:

— Не кажется мне, что это Джонни того мужика убил.

— И мне, — говорит Лена. — Но пусть пользу принесет хоть раз в жизни.

Они ищут друг друга в этих безмолвиях, на ощупь. Хочет Лена Кела не в безликом воздухе по телефону. Она хочет быть там, где к Келу можно прикоснуться.

— Ну и да, — говорит Кел. — Хоть так, хоть эдак — не моя печаль. Не плевать мне только на то, что он убрался.

Лена мысленно видит Нилона, на лице его — неприкрытое торжество.

— Ты когда был следователем, — говорит она, — когда понимал, что того и гляди схватишь кого надо. Как оно ощущалось?

Тишина. На миг Лене кажется, что Кел спросит, с чего, к черту, этот вопрос. Но он отвечает:

— В основном облегчение. Типа я исправил то, что было наперекосяк. Когда оно перестало так ощущаться, я ушел с работы.

Лена чувствует, что улыбается. Ей кажется, пусть и нет нужды делиться этим, что Келу с Нилоном работать понравилось бы меньше, чем он себе представляет.

— Правильно сделал. Рашборо теперь не твоя печаль.

— Слава те господи, — говорит Кел. — Мне малую надо кормить. Просто хотел первым делом отзвониться.

— Я к тебе скоро приеду, — говорит Лена. — Уложу эту ораву и покажу