Антология советского детектива-48 - Николай Иванович Леонов

И мы ринулись в пучину чувственных удовольствий. Хорош был парк в тот влажный вечер. На открытой эстраде играл уже реабилитированный джаз, у входа в летний театр толкался народ, там выступала Гелена Великанова, сидели на белоснежных лавочках солидные, хорошо одетые пожилые люди, почтительно здоровались с Чвановым.

– Весь цвет деловой Москвы, – улыбнувшись, сказал мне Володя.

Ресторан забит. Но моего спутника узнали: немедленно нашли столик, стремительно обслужили. Внезапно подошел сам мэтр с подносом, на котором – фрукты, коньяк «Двин», шампанское.

– Вам прислали, с уважением, Владимир Федорович.

– Кто? – деловито спросил Чванов.

– Вот с того столика.

Чванов посмотрел. Из-за стола поднялся роскошно одетый, солидный человек. Он прижал руку к сердцу и поклонился.

– Отнесите ему все обратно, скажите, что мы на работе и пить не можем.

– Кто это? – спросил я.

– Самый зловредный вор-домушник. Помнишь дело Гельцер?

Как не помнить?! Это одна из самых интересных квартирных краж того времени, раскрытая сотрудниками МУРа.

* * *

Ах, ресторан ВТО! Замечательное место на улице Горького. Закрытый клуб, где собирались артисты, режиссеры, драматурги и театральные деятели. В те дни его постоянным посетителем был высокий, интересный, прекрасно одетый человек – некто Калашников Алексей Федорович. На лацкане дорогого костюма он носил мхатовскую «Чайку» и считался театральным деятелем. Его знали завсегдатаи и уважали за широту и умение вести себя. А он невзначай заводил разговор о крупных артистах, о том, как они живут и сколько зарабатывают. Актеры – народ беспечный и открытый. Много интересного узнавал от них Алексей Федорович. Особенно о мехах и бриллиантах оперных звезд.

Квартиру знаменитой балерины Екатерины Гельцер в Брюсовом переулке взяли профессионально. Дверь открыли подбором ключа, украли только уникальные бриллианты, две дорогие шубы и палантин из черно-бурых лис.

Дело взяли на контроль в горкоме партии. Ежедневно в МУРе накалялась «вертушка» комиссара Парфентьева. Он старался реже появляться в своем кабинете.

Были разосланы ориентировки во все комиссионные и скупки драгоценностей, сориентированы ломбарды. Оперативники ежедневно трясли спекулянтов из Столешникова, с Трубной, Сретенки. И вдруг один из агентов сообщил, что скорняк Буров, живущий в Столешниковом, приобрел похожие по описанию шубы.

Когда Чванов приехал к Бурову, тот запираться не стал: да, купил шубы у директора комиссионки на Сретенке.

Когда директора «выдернули» в МУР, шубы уже опознала Гельцер. Директор покаялся: купил, чтобы заработать немного, а принес ему шубы человек солидный, уважаемый, крупный театральный деятель, по имени Алексей Федорович, с ним познакомился в ресторане ВТО, он сказал, что вещи его.

– Где он живет? – спросил Чванов.

– Не знаю, но его любовница работает администратором в кинотеатре «Экран жизни» на Садовом.

За администратором установили наблюдение, а через два дня появился и сам театральный деятель – в ратиновом, модном тогда пальто с шалевым воротником из дорогого меха, в шапке-пирожке. Шел степенно, как и полагается деятелю искусства. Его взяли в вестибюле кинотеатра, прихватили и администратора и повезли на Соломенную сторожку, где театральный деятель проживал у любовницы. Там нашли палантин и драгоценности.

Алексей Федорович оказался крупным вором-домушником из Ленинграда. Для закрепления показаний его повезли на квартиру к Гельцер.

– Ну вот, – сказал балерине Чванов, – все вещи вам вернули.

– Не все.

– А чего нет?

– Диадемы! Ее мне после спектакля преподнес президент Франции.

– Где диадема, Алексей Федорович? – повернулся Чванов к задержанному.

– Это какая? Вроде короны? Так это же туфта театральная. Я ее в сугроб у дома выкинул!

– Ей же цены нет!!! Там десять огромных бриллиантов! – Балерине стало плохо.

– Как бриллиантов! – ахнул вор и схватился за сердце. Пришлось оперативникам оказывать срочную медицинскую помощь обоим.

Вор показал место, где он выкинул диадему. Три часа оперативники и вызванные на помощь милиционеры из отделения перекапывали снег во дворе. И когда надежды уже не осталось и начало темнеть, в жухлом снегу сверкнули бриллианты.

* * *

Сегодня произошел некий литературный прорыв. Все нынешние эстрадные звезды начали писать о своем творческом пути.

Как-то я купил книгу Михаила Шуфутинского. Она была богато иллюстрирована. Я рассматривал фотографии и вдруг на одной из них узнал снятого в Сан-Франциско своего хорошего знакомого – человека, которого я прекрасно знал по московскому Бродвею. Звали его Миша, он был утомлен незаконченным высшим образованием в Плехановском институте. Славен он был тем, что бесконечно разрабатывал планы добычи денег полукриминальным путем.

Однажды, после Олимпийских игр в Хельсинки, где наши боксеры получили «серебро» и «бронзу», он предложил нам денежное дело.

Нужно было выступить в нескольких московских крупных гастрономах.

Миша организовывал встречи боксеров – призеров Олимпиады с уставшими от борьбы с ОБХСС работниками прилавка.

– Кто будет выступать? – поинтересовался я.

Мне хотелось пойти, чтобы встретиться с Тишиным, Медновым, Толстиковым.

– Их не будет, – таинственно сказал Миша, – вместо них будете выступать вы. Мне умельцы изготовили олимпийские медали. Наденете их на шею, и ты станешь Медновым, Трынов – Тишиным. Получите хорошие бабки. Всего страху-то два часа.

Мы отказались, а предприимчивый Миша нашел-таки других «призеров» Олимпиады.

Он провел несколько встреч, прилично заработал, но дело кончилось скандалом и фельетоном в «Вечерке». С той поры мы стали относиться к нему настороженно и с некоторым подозрением.

Поэтому, когда он попросил меня и Бондо Месхи принять участие в розыгрыше, мы наотрез отказались. Тем более что нам нужно было нарисовать на руках фальшивые татуировки.

Но, естественно, желающие заработать пятьсот рублей нашлись. На эти деньги в то время можно было месяц приглашать любимую девушку в «Коктейль-холл».

Им действительно ничего не надо было делать.

Мишкин приятель, художник, нарисовал тушью на руках устрашающие картинки, и в назначенное время они вошли в общественный туалет на Белорусском вокзале.

Там стоял Мишка с каким-то пижоном в светлом костюме. Тот внимательно оглядел татуированных, а потом ушел вместе с Мишкой. Ребята получили по полтыщи, и мы гадали, что же это за жульничество.

Узнал я об этом через несколько лет в МУРе, когда Мишку заловили на аферах с прокатными холодильниками.

Он опять создал простую систему. В те годы бытовая техника была чудовищным дефицитом, поэтому в Москве открывались прокатные пункты. За вполне умеренную плату любой гражданин, имеющий паспорт со столичной пропиской, мог получить в свое распоряжение холодильник, телевизор, стиральную машину, радиоприемник и даже автомобиль «Москвич».

Друг наш Миша имел узкую специализацию: он помогал соотечественникам приобретать холодильники. Утром он с товарищами обходил московские пивные точки, искал похмельных безденежных алкашей, брал у них за пару бутылок паспорт на время. Получал в пункте проката холодильник, продавал, а паспорт