Михаил Рогожин - Супермодель в лучах смерти

Он тяжело вздохнул и принялся собирать разбросанные карты. Павлу стало искренне жаль этого большого ребенка, жестокого и доброго одновременно. Властного и беспомощного, когда затрагивались струны его души. Он наверняка впервые преступил нравственный закон, даже не задумываясь о его существовании. А теперь сам страдает от его отсутствия.

— Иди, граф. Я немного поколдую над пасьянсом. Карты — последние верные друзья и советчики. Потом отправимся к господину Маркелову с визитом.

Павел вышел и направился к Леонтовичу.

Шоумен в последнее время редко выходил из своей каюты. Он переживал потерю последней иллюзии. Долгое пребывание в шоубизнесе выработало в нем защитную реакцию против готовых и способных на все девиц. Так легко и незамысловато просчитывались их желания и стремления, что потакать им — значило не уважать себя. И Леонтович стал неприступен. Он, возвращаясь домой, вдруг оценил по-новому все достоинства своей единственной и уже немолодой жены. Даже ее недостатки оказались неизмеримо выше предлагаемых ему со всех сторон достоинств. Трудно жить мужчине, которому по несколько раз в день предлагают — «поимей меня!» Но он свыкся со своей тяжелой участью. И вдруг Лариса. Ни на кого нс похожая. Некрасивая и единственно прекрасная, ибо неповторимая. Соглашаясь с предположением, что все женщины от дьявола, он увидел в ней единственный оригинал среди миллионов подделок. Леонтович понял, какой была Ева, если Адам преступил ради нее слово, данное Творцу. Она несла в себе Ад. Но ведь только Ад и приносит наслаждение. Только Ад мог воспламенить сердце Леонтовича. Но Ад отказался поглотить его.

Поэтому Леонтович с сожалением констатировал, что ему уготован Рай, как и всякому разуверившемуся в грехе человеку.

За этими невеселыми размышлениями его и застал Павел.

— Хочешь выпить? — по инерции спросил шоумен и сделал жест в сторону бара.

— Нет. Я по делу.

— Какие могут быть дела на борту пьяного корабля? — без всякого желания юморить заметил Леонтович.

— Леня, разговор серьезный. Каждый, и ты в том числе, должен сделать выбор! — серьезно сказал Павел.

— Такие фразы мне напоминают фильм «Как закалялась сталь», — ответил Леонтович, но, заметив напряженное выражение лица графа, спросил: — Неужели война?

— Война! — строго подтвердил Павел.

— А оружие выдашь?

Павел молча положил перед ним пистолет. Леонтович понял, что теперь не до юмора. Сам налил в две рюмки коньяк.

— Слушаю.

Павел подробно рассказал ему о творящемся на корабле. О контейнерах с радиоактивными отходами, о поступке Татьяны, об убийстве Лавра и Яниса, о том, что Маркелов находится под арестом в госпитальном отсеке…

— Я готов, — без всякой патетики сказал Леонтович. — Мне нужно стряхнуть с себя разъедающий душу сплин. В любой момент прикрою твою спину.

— Сложность моей просьбы в простоте ее выполнения, — уклончиво начал Павел. — Вопрос лишь в твоем согласии.

— Считай, что ты его получил, — без всяких сомнений подтвердил Леонтович. Он слегка нервничал и подергивал кончик длинного висячего уса.

Павел не хотел ставить приятеля перед необходимостью переступать через его жизненные принципы, но ситуация вынуждала.

— Ты пригласишь к себе в указанное мною время медсестру и уложишь ее в койку. Потом сложишь в пакет ее вещи и отдашь мне. В течение часа мы провернем одну операцию и вернем пакет с ее вещами. И все.

— Замечательно! А мне-то с ней, чем прикажешь заниматься?

— Ну, придумаешь, — замялся граф.

— Ничего нового тут не придумаешь. Интересно получается. Для того, чтобы, мою родину не испоганили чужими радиоактивными отходами, я должен трахать греческий медперсонал!

— Это не обязательно, — возразил Павел.

— А для чего ей тогда раздеваться? — резонно спросил Леонтович и, как бы страхуясь, заметил — Еще не факту что она захочет.

Павел внимательно посмотрел на шоумена.

— По всякому бывает, — несколько смутился тот. — Но раз другого варианта нет… попробую.

Павел встал.

— Договорились. Жди моего звонка. — И, оставив погрустневшего шоумена в полном одиночестве, отправился искать Егора Шкуратова.

Артиста он нашел в баре «Пелопоннес». Еще не сильно пьяного, но уже высматривающего налитым глазом с кем бы поговорить о судьбе России.

— Егор, мне необходима твоя помощь, — сразу приступил к делу граф. Учитывая состояние знаменитости, он не стал вдаваться в подробности задуманного, а лишь объяснил, что объявил тайную войну Апостолосу и надеется на поддержку Егора. Тот не замедлил согласиться.

— Запросто! Морду будем бить или совсем избавляться?

— Пока ни то, ни другое. Иди в свою каюту и жди по телефону дальнейших указаний. Только не засни!

— Обижаешь. Я час тому назад проснулся, — заверил Егор и как бы невзначай попросил: — Закажи в баре бутылку виски, а то я деньги куда-то задевал. Второй день найти не могу.

Павел протянул стодолларовую купюру и чтобы снять неловкость напомнил:

— Приятно одалживать будущему мужу миллионерши. Авось когда-нибудь вспомнишь.

— Трудно сказать. Я чужими деньгами не распоряжаюсь, — сразу отрезал Егор. Он уже дал себе слово никому не обещать финансовую поддержку, зная, как его будут атаковать, узнав о его выгодной женитьбе. Но сто долларов взял без всякой благодарности. Так, за работу. И не выясняя, в чем будет заключаться его помощь, отправился в свою каюту.

… Антигони не находила себе места. То забиралась на постель и сидела по-турецки, раскачиваясь из стороны в сторону, то подбегала к окну и сквозь щелочку в занавесках наблюдала за проходящими пассажирами, то прислушивалась к шагам в коридоре.

Она была против решения графа напрямую поговорить с Татьяной и, до сих пор не зная о кровавой развязке очередной интриги, ужасно нервничала. Больше всего она боялась за Павла. Всего несколько дней, проведенных с ним, полностью раскрепостили ее. И хотя на первый взгляд у них сложились дружеские отношения, за их невинностью скрывались зарождающиеся чувства. Антигон и замечала это в собственной душе и во взглядах, кидаемых на нее Павлом. Еще не принадлежа друг другу физически, они сроднились в своих эмоциях. «Он прекрасен!» — говорила она себе и не сомневалась, что граф точно также думает о ней.

Опасности, риск способствуют быстрому сближению с человеком, оказавшимся рядом. Антигони переживала за Павла не как за партнера, а как за единственного, родного человека.

Наконец он открыл дверь и вошел. Возбужденный и стремительный. И с порога ошарашил ее новостью об убийстве Яниса. Описав в деталях картину, которую они с Апостолосом застали, когда пришли, сделал вывод:

— Татьяна верна себе. Она никогда не принимает половинчатых решений. Ее не останавливает кровь. Она — актриса и ведет себя так, словно играет в шекспировских трагедиях. Заставила ничего не подозревавшего Маркелова сыграть роль ревнивого убийцы. Невероятно!

Антигони резанули его восторги по отношению к Татьяне.

— По-моему, ее поведение безнравственнее самого убийства, — заключила она, не глядя на графа. — Но у каждого свои методы. Мне легче выстрелить, чем позволить нелюбимому мужчине прикоснуться к моему телу.

— Я надеюсь, в меня ты стрелять не будешь из-за случайных прикосновений? — с улыбкой поинтересовался граф.

— А ты уверен, что они случайны? — не растерялась Антигони.

— Нет, — признался граф.

— О, в таком случае берегись! — рассмеявшись, предупредила она.

Павел заказал по телефону нечто среднее между поздним обедом и ранним ужином. Дожидаясь официанта, он не спеша принялся излагать Антигони план похищения Маркелова.

Гречанка слушала внимательно, и чем больше соглашалась с ним, тем сильнее охватывали ее опасения, что она не сумеет найти в себе достаточно злости, решительности и ненависти для успешной его реализации.

— Пойми, если мы сейчас не заполучим Маркелова, они с Апостолосом объединятся, и уже никакие уловки не помогут нам достать их.

Павел переживал не меньше, чем она, и готов был отказаться от риска и заняться прямым террором. Это придало Антигони сил, и она окончательно приняла решение следовать его замыслу.

Официант привез заказ, но поесть графу не пришлось. Позвонил Апостолос и предложил отправиться к Маркелову.

Откладывать свидание — значило ставить под угрозу весь плац. Поэтому Павел, поцеловав в щеку Антигони, поспешил в кают-компанию.

Оттуда он и Апостолос отправились в ужо знакомую госпитальную каюту. Перед ней в приемном покос сидели четыре охранника и играли в нарды. Завидев адмирала, они повскакивали со своих мест и похватали лежавшие на табуретах автоматы.

— Вы, кажется, забыли, что двое ваших товарищей уже убиты! — прикрикнул на них Апостолос.