Дурная кровь - Дженнифер Линн Барнс

– А что насчет керосина? – Пока мы были заняты профайлингом, Лия, что примечательно, молчала, но она исчерпала свой запас сдержанности.

Ее вопрос заставил меня переключиться с точки зрения Селин на точку зрения преступника. Если ты планировал похитить ее, ты бы не стал брать с собой керосин. А если ты планировал сжечь ее заживо здесь, ты бы поджег это место.

– Может, я не смог, – тихо сказал Дин. – Может, я сначала не понимал, каково это будет. – Он помолчал. – Насколько сильно мне это понравится.

Насколько сильно тебе понравится борьба. Насколько сильно тебе понравятся ее ярость, ее страх. Насколько сильно ты захочешь это продлить.

– Хорошая новость, – сказала я тихо, с горечью и страхом, – если это дело рук одного из Мастеров, она у него определенно первая.

Глава 10

Слоан еще была занята физическими уликами, но я уже увидела все, что мне было нужно, – все, что была способна увидеть. Какая-то часть меня невольно продолжала проводить параллели между этим местом преступления и тем, которое стало для меня самым первым, – маминой гримерной.

Она боролась. Она истекала кровью. Они забрали ее.

Отличие заключалось в том, что Селин похитили в дату Фибоначчи, а значит, если это было дело рук Мастеров, мы искали не пропавшую девушку, а потенциальную Пифию.

Мы искали тело.

– Я бы хотела увидеть спальню жертвы, – сказала я. Я обязана была лучше узнать Селин Делакруа, а потом вернуться сюда и снова пройтись по всем событиям, пока не найду то, что мы упускаем.

Вот чем занимались профайлеры. Мы погружались во тьму снова, и снова, и снова.

– Я отведу вас с комнату Селин. – Не дожидаясь разрешения, Майкл направился к главному зданию. Я поймала взгляд агента Стерлинг. Она кивнула, и я пошла следом за ним.

– Я подожду здесь, – сказал мне Дин.

Когда мы занимались профайлингом, я не ощущала сокрушительную дистанцию между нами, но теперь мои мысли обратились к тому, что я скрывала от него, к насмешливым словам его отца.

– Я хочу еще раз осмотреть место преступления, – продолжил Дин. – Кажется, что-то не так.

«Здесь все не так», – подумала я. А потом какой-то голос внутри прошептал: «И никогда больше не будет». Я готова отдать для раскрытия этого дела все, что у меня есть. Я буду отдавать и отдавать, пока той девушки, которой я была – и которую любил Дин, – больше не останется, пока она не исчезнет, как замок из песка, смытый приливом.

Не обращая внимания на глухую боль, которой отзывалась эта мысль, я повернулась и пошла в дом следом за Майклом. Лия пристроилась следом.

– Ты с нами? – спросила я.

Лия небрежно пожала плечами:

– Почему бы и нет? – Тот факт, что она даже не попыталась соврать о своих мотивах, заставил меня остановиться. – Не тормози, – сказала Лия, проходя мимо. – Мне бы в любом случае не хотелось оставаться наедине с Майклом в комнате его бывшей.

Майкл говорил, что Селин – единственная, кому было небезразлично, что с ним происходит. Он говорил, что она была прекрасна. Он называл ее ласковым именем. А когда Лия и Майкл время от времени сходились снова, это обычно плохо кончалось.

Каждый раз.

Мы догнали Майкла, как раз когда он остановился на пороге комнаты Селин. Встав рядом с ним, я поняла, что заставило его остановиться.

Автопортрет. Я интуитивно, без тени сомнения, поняла, что Селин нарисовала его сама. Он был огромный. В отличие от фотографий жертвы, которые я видела, на этой картине была изображена девушка, которая не выглядела элегантной и не стремилась к этому. Краска покрывала холст толстым текстурным слоем, делая картину почти трехмерной. Заметные, крупные мазки. Селин нарисовала себя по плечи. Обнаженная кожа, темно-коричневая и сияющая. И выражение ее лица…

Открытое, уязвимое, уверенное.

Майкл неотрывно смотрел на картину. «Ты читаешь ее, – подумала я. – Ты точно знаешь, что ощущает девушка на картине. Ты знаешь, что ощущала девушка, которая ее рисовала. Ты знаешь ее как себя».

– Она не использовала кисть. – Лия дала нам обдумать услышанное и продолжила: – Наша дорогая СеСе нарисовала картину ножом.

Я тут же встроила этот факт в общую картину того, что знала о Селин.

– Сколько вы готовы поставить на то, что наша Пикассо с ножом чистит кисти керосином? – спросила Лия. – Обычно используют скипидар, но вряд ли Селин Делакруа делает что-то «как обычно». Не так ли, Майкл?

– В профайлеры переквалифицировалась? – спросил он в ответ.

– Просто немного разбираюсь в искусстве, – ответила Лия. – Я шесть недель прожила в туалете музея Метрополитен, когда была бездомной.

Я подняла бровь, глядя на Лию, не в силах отличить, правда это или беспардонная ложь. Лия в ответ протолкнулась мимо Майкла в комнату Селин.

– Если Селин чистит кисти керосином, – прошептала я, думая вслух, – у нее был бы запас под рукой. Вряд ли много, но…

Но достаточно, чтобы тебе не пришлось приносить его с собой. Я остановилась. А если ты не принес его с собой, возможно, ты и не собирался сжигать ее заживо.

Это могла быть случайность. Все это – дата, керосин.

– Думаешь, ФБР не в курсе, что некоторые художники используют керосин как растворитель? – спросил Майкл, прочитав выражение моего лица. – Ты правда думаешь, что Бриггс и Стерлинг не проверили бы эту версию, прежде чем взяться за расследование?

На месте преступления запах керосина был оглушительным. Речь явно не шла о небольшом количестве – но почему-то Лия хотела, чтобы я задумалась о такой вероятности.

Почему?

Майкл переступил порог и вошел в комнату Селин. В последний раз оглянувшись на Лию, я последовала за ним.

– Еще две картины на стенах, – прокомментировала я, нарушая молчание. Селин повесила их рядом – похожие друг на друга работы в пугающем, абстрактном стиле. Казалось, что холст слева полностью закрашен черным, но чем дольше я смотрела на него, тем четче проступало лицо, которое смотрело из темноты.

Лицо мужчины.

Оно было едва заметным – игра света и тени на картине, которая с первого взгляда не содержала ни того ни другого. Второй холст был почти пустым, лишь кое-где виднелись тени. Он казался совершенно абстрактным, но потом становилось ясно, что в этом белом пространстве скрывается изображение.

Еще одно лицо.

– Она никогда не рисовала человека целиком. – Майкл подошел к одной из картин. – Даже в начальной школе. Она отказывалась рисовать что-то кроме лиц. Никаких пейзажей. Ни одного