Закон навязанных обстоятельств - Юлия Ефимова

они, почему-то подчинившись ей, как по команде сели в машину.

Через секунду после того, как хлопнула последняя пассажирская дверь, машина уже мчалась от вокзала, оставляя позади ругающихся ей вслед таксистов.

– Куда едем? – спросила таксистка, по-прежнему счастливо улыбаясь, словно сорвала джекпот. Видимо то, как она обошла своих конкурентов, ей очень понравилось.

– Есть гостиницы в вашем городе? – спросил Юлий. – Кстати, скажите, пожалуйста, у вас все таксисты такие красивые?

– Нет, – ответила та, сверкая изумрудными глазами. Ее черные как смоль волосы и широкие скулы выдавали в ней бурятские корни, но уже порядком смешанные. – Только я, остальные на любителя.

– А вы не боитесь, что они вас побьют? – осведомился Эрик жестко. Ему не нравилась эта выскочка и не нравилось, что Юлий уже вовсю кокетничал с ней. Не то чтобы он ревновал, это было не в его стиле, просто не любил навязанные обстоятельства, а случай с такси сейчас был как раз из этой категории.

– Да вы что, это они так, для порядка покричали, а так они с меня пылинки сдувают. Кто им еще машины то ремонтировать будет, – ответила девушка, улыбаясь.

– А вы не только красавица, но еще и умница, – продолжал флиртовать Юлий.

– Я инженер-конструктор, семь лет на заводе проработала, так что обращайтесь, если что.

– И как вас сюда-то занесло? – спросил Эрик по-прежнему без капли вежливости. – После целого завода-то?

– А вот это не ваше дело, – ответила девица, перестав улыбаться, и ее лисьи глаза превратились в щелочки. – Может, адрес все же скажете?

Эрик молча протянул ей листок.

– Так бы сразу и сказали, что к Колчаку едем, – произнесла она буднично.

– Но, насколько я знаю, у хозяина дома другая фамилия, – сказал Эрик, заинтересовавшись новой информацией.

– Так это не фамилия, это название усадьбы. Никто уже и не помнит, почему она так называется.

– Усадьбы? – удивился Эрик, разглядывая в окно, прямо скажем, не выдающийся пейзаж, характерный для любого маленького города России.

– А начальство, я так посмотрю, решило не читать вводные. Чувствую, наработаем мы, эх, пропало мое назначение, – сказал Юлий с иронией, даже не повернувшись в сторону Эрика.

– В чем дело, Кай, бери все в свои руки, – ответил ему Эрик. – Распутай преступление, и я признаю, что ты лучший.

– Давай ты лучше съешь свою кепку, когда я расследую дело, – предложил Юлий, улыбаясь. – У меня будет сразу два праздника – назначение и избавление мира от этого уродства.

– Мальчики, ша, – перебила их Зоя Саввична, не отрываясь от смартфона. – Драка переносится на вчера.

Он хотел еще что-то ответить наглому оперу, но машина остановилась, и таксистка торжественно провозгласила:

– Приехали! Усадьба Колчака.

Они вышли у высокого, причудливо выкованного забора. В глубине двора, между огромными кедрами виднелась усадьба. Расчищенные дорожки освещались фонарями, а дом был красиво украшен огнями, и потому снег казался не белым, а золотым. Да, это была именно усадьба, как на фотографиях начала двадцатого века. Она казалась безлюдной, и единственное, что выдавало в этом пейзаже обитаемость, это наспех слепленный кривой снеговик с оскалом вместо улыбки, смотрящий, как и гости, в окна усадьбы.

– Это уже не город? – спросил Эрик у девушки-водителя, оглянувшись. Она вместе со всеми вышла и тоже, видимо, залюбовалась красотой, словно бы сошедшей с картины Перова.

– Формально нет, это пригород, а вот номинально почти город, – ответила она, крутя на пальце ключи от машины с каким-то странным круглым брелоком и тут же спросила: – А вас здесь ждут? А то, насколько я знаю, в этом доме не любят гостей. Хозяина в городе называют Синей Бородой и приписывают ему всякие мистические способности, вроде превращения камня в золото и убийства своих жен. Кстати, поговаривают, он собирается жениться в третий раз.

– Откуда такие познания? – спросил Эрик.

– Город у нас маленький, все шепчутся, и трудно понять, где правда, а где ложь. В основном, это всё гибрид, эдакая полуправда получается.

– Город полуправды-полулжи, – задумчиво сказал он вслух, и вдруг ему стало холодно, очень холодно. И даже не потому, что он был одет не по погоде в красивое пальто в клетку и не менее красивую, по его мнению, кепку, а на улице было не меньше тридцати градусов со знаком минус. Он помнил этот внутренний холод, он его уже чувствовал, и не однажды. Этот холод нельзя спутать ни с чем другим. Наступал он, когда рядом находилась смерть, вот и сейчас она была где-то совсем близко, и Эрика передернуло от этого мерзкого ощущения.

Таксистка, заметив, видимо, это, произнесла:

– Не по-нашему вы одеты, здесь так нельзя. Меня, кстати, Нина зовут, вот мой телефон, – девушка протянула ему визитку. Будет нужно такси – звоните.

И, не прощаясь, села в машину и уехала, оставив пассажиров у огромных запертых ворот.

– А вы видели, ребята, – сказала Зоя Саввична, не переставая смотреть на сказочную усадьбу, – какие зеленые глаза у этой симпатичной бурятки? Они на ее лице как что-то инородное, чужое, прям как зять в моем доме.

Но мужчины ей не ответили, каждый сейчас думал о своем.

Глава 6. Андрей Андреевич Аюшеев

Блокнот 2, страница 30

Сегодня я понял, что люди не всегда ведут себя так, как нам кажется правильным, потому что правильное у каждого свое.

Эрик, 1997 год

Андрей Андреевич Аюшеев сидел в своем кабинете и смотрел на четвертую открытку, которую получил сегодня. Первую он попросту выкинул, вторую порвал, и теперь она, заклеенная скотчем, лежала тут же. Когда он получил третью, то уже взял ее в перчатках и, поместив в пакет, отнес в полицию, в надежде, что на ней остались какие-нибудь следы отправителя. Но напрасно – полиция провела все положенные экспертизы, хоть, надо сказать, и сопротивлялась, но ничего на ней не нашла. И вот четвертая. Он не понимал, кто сейчас играет с ним и во что. Идти в полицию больше не хотелось, ведь все, включая начальника, к которому Андрей обращался непосредственно, хихикали над ним и толком ничего не делали. Брат, занимающий высокий пост в силовых структурах в Москве, обещал отправить каких-то особенных специалистов. Они должны прибыть сегодня, вот их и надо ждать, хватит веселить уже местное начальство и давать волю слухам.

Еще эта старуха… Вот отец был другим, он бы выгнал вредную тещу на следующий день после похорон ее дочери, а Андрей слишком мягкий – пожалел. Вот и выходит ему боком его жалость. Или ничего? Пронесет, и бабка уж умом пошла и особо не соображает?