Искупление - Дэвид Балдаччи

пятнадцать минут как закончилась телевикторина. Я досмотрела до самого финала. Последний ответ был «Гарри Трумэн». Трумэна я помню. Черт возьми, я же голосовала за него! А все три конкурсанта ошиблись. Молодежь! Всем не больше тридцати. Что они могут знать о Гарри Трумэне? Мне б того выигрыша хватило на поездку куда-нибудь.

— Значит, вы видели, как она возвращалась вечером домой? А снова она не отлучалась? Вы бы увидели, если б она это сделала?

— Если и уезжала, то не на своей машине, — прикинула Агата Бэйтс. — Когда она ее заводит, это как взрыв бомбы. У нее старая «Хонда». Глушитель, зараза, тарахтит как пулемет. Я уж говорила ей, чтоб она его починила. Каждый раз, как начинает грохотать, я чуть струйку не пускаю. Слух у меня до сих пор отменный. Слышу почти все, и уж особенно ту адскую машину.

— Но она могла исчезнуть и по-другому. Что, если пешком или на такси?

— Так я ж сижу на веранде, за кроссвордом или книжкой, примерно до половины одиннадцатого. Если б она уходила, я бы заметила. А после этого я пошла в дом. К одиннадцати я обычно уже укладываюсь.

— Ну хорошо. Для ясности: по крайней мере до половины одиннадцатого дом она не покидала, — подытожил Декер. — И вы не слышали, чтобы она заводила машину, по крайней мере до тех пор, пока не легли спать, — то есть в пределах одиннадцати?

— Кажется, я так и сказала. Не слишком ли вы туго соображаете?

— Хорошо, хорошо, — поторопилась сказать Джеймисон. — Миссис Бэйтс, разговор с вами был очень полезен.

— Что ж, рада быть полезной для общества. — Бабулька уставила в Декера палец и вполголоса ей сказала: — Мне кажется, ФБР надо быть тщательней в выборе консультантов. А вы, милочка, молодец. Приятно видеть девчушку в форме.

— Спасибо, — деликатно кивнула Джеймисон, пряча улыбку.

От дома Бэйтс они вернулись на улицу.

— Если бы Ричардс пошла пешком, то до «Резиденс Инн» она бы по времени подошла как раз к тому моменту, как было совершено убийство. А уж если б на такси, так еще и с запасом.

— Если на такси, мы можем найти об этом запись. У них, интересно, здесь «Убер» есть?

— Вряд ли.

Они позвонили еще в два дома, но там никто не ответил.

— Вся наша логика строится на том, что Сьюзан Ричардс мы по-прежнему считаем подозреваемой, — заметил Декер.

— А сам ты действительно считаешь, что она могла это сделать?

— Мотив у нее самый прямой, хотя на этом пути множество препятствий. Начать с того, откуда ей было знать, что он снова в городе.

— У тебя нет мысли, что Хокинс сам пошел бы к ней?

— Откуда он мог хотя бы знать, где она живет? Ланкастер ему ничего не сказала, это я знаю точно. А если в тех убийствах он невиновен, то незачем было и ходить извиняться.

— Вообще нагуглить чей-то адрес можно без проблем, — рассудила Джеймисон. — Хотя он только что вышел из тюрьмы и был смертельно болен. Честно сказать, не могу представить его в обнимку с компом и интернетом. А уж тем более чтобы активно ими пользовался.

— Но он мог пытаться что-нибудь у нее разузнать, особенно если думал, что за содеянным стоит она.

Декер покачал головой.

— Нет. Хокинс по суду знал, что у нее твердое алиби. — Он сделал паузу и задумчиво добавил: — Теоретически она могла кого-нибудь нанять вместо себя, но никаких доказательств этому нет. И тут мы неизбежно возвращаемся к проблеме мотива. При муже она могла оставаться дома и спокойно растить детей. Вторично замуж она так и не вышла, не было на подхвате и бойфренда. На убийстве членов своей семьи она не разжилась. Так что не вижу смысла. И убивать своих собственных детей она явно не собиралась.

— Соглашусь, — кивнула Джеймисон. — Есть, пожалуй, один человек, разговор с которым может что-нибудь приоткрыть.

— И кто он?

— Кен Фингер.

— Кен Фингер? Каким он здесь боком?

— Он был общественным защитником Хокинса.

— Он еще на плаву?

— Вот и узнаем.

Глава 8

Кен Фингер действительно был на плаву.

Декер наконец дозвонился до Ланкастер, и они договорились встретиться в офисе Фингера, что в квартале от центрального здания суда.

Секретарша Кристин Берлин, женщина за сорок, встретила троицу визитеров суровым взором.

— Мистер Фингер сейчас крайне занят, — объявила она при виде нежданных гостей.

Ланкастер протянула удостоверение:

— Я думаю, Кен сориентируется, кого к себе пускать.

Берлин разглядывала пластиковый бейдж нарочито долго и придирчиво.

— Да ладно вам, Кристин, — с ноткой раздражения сказала Ланкастер. — Вы как будто не знаете, кто я. У вас дети ходят в одну школу с моей Сэнди. А Декера вы тоже знаете, по работе с Кеном.

— На работе, детектив Ланкастер, я стремлюсь поддерживать сугубо деловую атмосферу.

— Всецело с этим согласен, — одобрил Декер. — Так где Кен?

Берлин кольнула его взглядом.

— Я слышала, вы на несколько дней вернулись в город, — сказала она. — Вы все еще работаете в ФБР?

Декер кивнул, и она перекочевала взглядом на Джеймисон.

— Вас я тоже помню. Вы, кажется, консультант Бюро?

— Уже нет. Спецагент, — поправила Джеймисон.

— Какая странная метаморфоза: из журналистки в агенты ФБР.

— Не такая уж и странная, — парировала Джеймисон.

— Это почему?

— Агент ФБР стремится открыть правду и добиться, чтоб виновные получили по заслугам. Журналист копает, чтобы ее отрыть и привлечь внимание общественности. И в результате, хоть и не всегда, это приводит к наказанию виновных.

— Хм! — Берлин скептически усмехнулась. — В этом что-то есть.

— Где, собственно, Кен? — нетерпеливо спросил Декер. — Мы здесь теряем драгоценные минуты.

Берлин насупилась:

— Лично в вас, я вижу, перемен не произошло никаких.

Она подняла трубку коммутатора и сделала звонок.

Через несколько минут в ее сопровождении они прошли в кабинет Фингера — просторный, с большими окнами. Письменный стол из темного дерева, столешница с кожаным покрытием, занятая бумагами, грудами справочников и скоросшивателями с ходатайствами. На большой книжной полке громоздились фолианты по юриспруденции и пронумерованные красные папки. Вокруг стола располагались стулья. У одной из стен журнальный столик с двумя большими стеклянными банками «M amp;M’s». Кен Фингер восседал у себя за столом.

Когда он защищал Хокинса в деле по убийству, за которое тому грозила смертная казнь, ему было не больше тридцати. Очевидно, другого энтузиаста, готового отстаивать обвиняемого в изуверском убийстве четверых (из них двое дети), в суде не нашлось.

Сейчас Фингеру было за сорок, и он специализировался на защите тех, кто в этом нуждался. А в Берлингтоне