Светлана Бестужева-Лада - Как в кино не будет

— Где? — встрепенулся Никита.

— В «Собачьем сердце». Ну, пойдем наконец ко мне! Я устала, а тут еще эти вечные детективы…

— Почему вечные? — не унимался Никита, но Ирина не ответила и пошла по коридору к себе. Никите ничего не оставалось, как сделать общий полупоклон и отправиться вслед за нею.

Пришли через два дня, но не с обыском, а как бы для беседы, — двое в штатском с соответствующими удостоверениями. Дома были только мы с Лидией Эдуардовной. Вежливые до приторности мужчины объяснили, что «поступило заявление» от находящегося в данный момент под стражей гражданина Пименова о том, что он желает сдать государству ценности, оставленные им в данной квартире. Тайник он указал, так что…

Лидия Эдуардовна только покачала головой:

— По-видимому, он, если и жил здесь, то до войны. Я в этой квартире с 1941 года. А покойная хозяйка той комнаты, где стоит буфет, всю жизнь прожила в бедности, так что, скорее всего старик по старости лет несет ахинею. Впрочем, проверяйте, господа, работа ваша такая.

«Господа» проверили. Тайник открыли мгновенно, распаковали сверточек и явно огорчились. То, что им, судя по всему, описывалось как «драгоценности», оказалось дешевейшей бижутерией, да еще чуть ли не полувековой давности.

— Я же говорил — врет, — вполголоса заметил один из визитеров.

— Проверить все равно надо было, — так же вполголоса отозвался другой. — В этих дореволюционных домах то и дело сокровища находят…

Вечером Ирина снова пришла с Никитой. Выслушав наш рассказ, он необыкновенно воодушевился.

— Вот и все, теперь вас никто не тронет. Живите спокойно, милые дамы. А чтобы вас и в дальнейшем ничто не тревожило, хочу сообщить: сегодня я сделал предложение Ире, и мы с ней теперь — жених и невеста. Надеюсь, вы разрешите мне переехать сюда до свадьбы. А то прописка есть, квартира есть, а жить негде.

Возражений, разумеется, не было, поздравлений же посыпалось множество. Но они быстро прекратились: Елена Николаевна, последнюю неделю переживавшая «тихий период» и безвылазно сидевшая в своей комнате, вдруг распахнула дверь и с воплем «Костенька!» кинулась к ошеломленному Никите.

— Я не Костя, вы обознались, — попытался он освободиться из цепких объятий. — Я вообще только родился в тот год, когда ваш сын пропал без вести…

Но безумная женщина его явно не слышала. Она обнимала Никиту, гладила его по голове, плакала, шептала какие-то молитвы. И наконец обессиленная сползла на пол в глубоком обмороке.

— Надо бы «скорую» вызвать, — отдышавшись, сказал Никита. — Похоже, Ира, ты верно оценила свою квартиру. Скучно здесь во всяком случае не будет!

На следующее утро Елена Николаевна подкараулила несчастного Никиту в коридоре, затащила к себе в комнату и там довольно громким шепотом сообщила, что все поняла. Конечно, нельзя было возвращаться на Родину под своим именем: НКВД тут же обнаружило бы его и отправило в застенки. Она мать, она понимает, что он вернулся, несмотря на смертельную опасность, только чтобы увидеться с нею. Для этого он и придумал жениться на соседке. Умно, никто ничего не заподозрит. Она, Елена Николаевна, никому ничего не скажет, ей только видеть его и знать, что он жив-здоров. И еще — она за эти годы скопила для него немножко денег, пусть возьмет. На свадьбу понадобится да и вообще… А она теперь может спокойно умереть, наглядевшись на своего любимого сыночка.

Финал разговора оказался вообще потрясающим. Елена Николаевна полезла под кровать и выползла оттуда с каким-то газетным свертком. Уже в своей комнате окончательно обалдевший Никита развернул бумагу и увидел… пачку денег. Пятьдесят тысяч, как выяснилось, причем дореформенных, имевших хождение в стране с 1947 по 1961 годы.

Ирина была просто в шоке. Если до сих пор в общем-то совершенно безобидная сумасшедшая начнет откалывать такие номера, то на семейной и личной жизни можно поставить большой и красивый крест. Ни один нормальный мужчина не выдержит такого «приданого» и, разумеется, сбежит.

— Понимаешь, — шепотом жаловалась она, сидя как-то вечером у меня в комнате, — Никита вообще человек непредсказуемый. Он может сорваться в командировку, о которой еще два часа тому назад и речи не было, и пропасть на неделю, а то и две. А может сутками сидеть над каким-нибудь сценарием или статьей, и тут его лучше не отвлекать и вообще не мешать ему. В личной жизни — полная неразбериха: от первой жены он ушел давно, но развелся только что. Там остался сын, второй сын у него от женщины, которая замужем за другим. Квартиру он оставил первой жене, прописан у матери, ждет свою квартиру. И еще — только это, Регинка, никому — он только формально работает на телевидении, а фактически он — контрразведчик. Подполковник. Поэтому с отпусками всегда безумные сложности: то там не отпускают, то здесь отпуска не дают.

— Семейная жизнь у тебя, похоже, будет интересная, — хмыкнула я. — Ты просто какой-то специалист по незаурядным личностям. А попроще тебя не устраивает?

— Где же на всех простых взять, нужно кому-то и со сложными жить, — отшутилась Ирина. — Зато он прекрасно чувствует живопись, вообще хорошо разбирается в искусстве. А главное — я его люблю.

— А он тебя?

— А он мне в любви признался при первой встрече.

— Прямо подошел к тебе на улице и сказал: «Девушка, я вас люблю. Как вас зовут, кстати?». Да?

— Не язви. Мы познакомилась в мастерской у моей приятельницы — скульптора. Она — ученица Эрнста Неизвестного, феноменальной красоты женщина. Настоящая персидская княжна. И, по-моему, к Никите неровно дышит. А он весь вечер от меня не отходил, потом пошел провожать и у самых дверей сказал: «Я вас люблю»…

— И прослезился…

— Да что ты сегодня такая злая? Он тебе не нравится?

— Может, потому и злая, что немного нравится. Не сердись, Ирка. Просто иногда обидно, что меня никто не пойдет провожать и никто не скажет, что любит. Даже не при первой, а при сто первой встрече. Зависть это, подруга, зависть. И не к тебе, а к здоровым людям.

— Я понимаю, — тихо сказала Ирина. — Я иногда тоже это чувствую, когда вижу женщин с детьми…

Однако при всей непредсказуемости и таинственности Никита, похоже, не собирался бежать из «странной квартиры». Наоборот, начал обустраиваться в ней всерьез. Несмотря на ожесточенные протесты будущей жены перетащил в ее комнату практически всю обстановку из комнаты покойной Марии Степановны, а перед этим сделал там косметический ремонт. То есть не сам, конечно, а нанял двух мастеров, которые за несколько дней превратили огромную, запущенную комнату во вполне приличное жилье. Перевез откуда-то несколько ящиков книг. И наконец повесил на стену картину — черно-белый печальный Арлекин, — про которую небрежно сказал:

— Малоизвестный художник, но талантливый. И создает настроение…

Потихоньку решился вопрос и с найденными драгоценностями. Их поделили не столько по справедливости, сколько по соображениям практичности. Обручальные кольца — жениху и невесте, жемчужное ожерелье — тоже Ирине, как «коллективный подарок соседок» на свадьбу. Колечко с бриллиантиком — мне, а серьги — Лидии Эдуардовне, несмотря на ее протесты.

— Нужда заставит, не дай Бог, будет на что прожить, — сказал Никита, закрывая «дискуссии». Надо что-то иметь про запас на черный день.

— На черный день у меня есть колечко с изумрудом, — неожиданно для себя самой сказала Лидия Эдуардовна.

И рассказала, как ранним октябрьским утром сорок первого года, возвращаясь с Лубянки после чудесного избавления от ареста, нашла на Тверском бульваре колечко и посчитала это счастливым предзнаменованием. И как потом обнаружила вместо дома, где жила, — руины от бомбежки…

— А моя мама потеряла колечко в октябре этого же года, — задумчиво сказал Никита, выслушав рассказ «княжны». — А где, как — сама не помнит. Ночь, спешила в бомбоубежище, я у нее на руках, годовалый…

— А где вы тогда жили?

— На углу Качалова и Алексея Толстого, такой дом-утюг.

— А вдруг это ее?!

— Маловероятно, — пожал плечами Никита. — Я в такие совпадения не очень-то верю.

— А вы спросите ее, как кольцо выглядело.

— Да она уж, наверное, и не помнит. Золотое кольцо, скорее тонкое, с небольшим изумрудиком.

— Так покажите ей как-нибудь. Вы же часто у нее бываете.

— Реже, чем хотелось бы, но… Да и зачем, собственно? Она уже давно привыкла, что кольца нет, вы — что кольцо у вас есть.

— Да ведь я его так ни разу и не надела. И меня всю жизнь мучила мысль, что для кого-то это кольцо очень дорого. А на черный день теперь вот — серьги. Кстати, без вас, Никита, мы бы ничего не нашли…

— Ну, хорошо, — сдался Никита, — давайте попробуем. Но я почти уверен, что это — не ее.

Однако он ошибся. Несколько дней спустя его мать позвонила и долго благодарила Лидию Эдуардовну за то, что та вернула ей свадебный подарок мужа, единственную по сути память о нем. Отец Никиты погиб в сорок третьем году на войне, и она так и осталась вдовой: достойнее его никого потом не нашла.